Александр Макаров: Полнолуние. Сага

По окончании интервью вратарь “Крыльев” и по совместительству петербуржец улыбается: У нас просто получилась в трех частях сага. Полнолуние. Обо всем поговорили. На самом деле, конечно, тем осталось еще много.

За соседним столиком в лобби отеля Калиста в Белеке — господин Кафельников, проводящий в Анталии сейчас свой гольф-турнир. Чуть поодаль — неопознанный шотландский денди в клетчатом килте. У бара согреваются исключительно чаем игроки квартирующей тут “Легии”, из которой на днях за нарушение дисциплины выгнали одного их коллегу — любителя пива. А за стеклянными стенами отеля — средиземноморский ураган.

В одной точке — невероятное смешение красок. Вся атмосфера в лобби, где мы делаем интервью - как футбольная жизнь голкипера Макарова: интересная, географически контрастная, предполагающая развитие таких разных историй.

Сегодня. Крылья Советов

— Александр, когда принимали предложение присоединиться на сборах к “Крыльям Советов, чем руководствовались?
— Уходя из “Анжи в Сибирь, в первую лигу, рассчитывал, что если буду играть здорово, то обязательно вернусь в элитный дивизион, в место в рамке. Так получилось, что в силу определенных обстоятельств за махачкалинскую команду провел всего два матча, поэтому шанс стать номером один через хорошую игру в первом дивизионе, у меня был выше — там я был на виду. Рад, что именно так все и получилось, и предложение от самарцев - это мое возвращение в элиту.

— Интересно, что говоря о вас, часто пишут — голкипер, у которого три родных клуба — Зенит, Крылья Советов и Анжи.
— Так действительно можно сказать. Анжи, Зенит и Крылья — команды, за которые я на каких-то этапах карьеры выступал, и в каждой из них и по сей день работают люди, в разные годы бывшие моими коллегами. Но не потому что сейчас здесь, а просто потому что это правда, отмечу — Самара в моей истории стоит особняком: так уж получилось, что именно в волжской команде выступал наиболее успешно как раз в то время, когда в ней был  блестящий коллектив, руководимый Гаджи Муслимовичем.

— Кстати, хочется услышать от вас: что такого в Гаджиеве, что игроки, поработавшие с ним, готовы идти за этим тренером в его новые команды?
— Есть некая разница между тем, когда приглашает клуб и когда приглашает лично тренер. Разница в первую очередь в степени ответственности: то есть в обоих случаях она велика, но когда тебе доверяет наставник, то она дополнительная. Тренер может быть знаком с тысячей игроков, и три сотни так или иначе задействованных в премьер-лиге — это те, кто у него всегда на виду. Но если при этом специалист обращается конкретно к тебе, то это значит, что он тебе как профессионалу доверяет. Это — своего рода подтверждение твоего уровня. Добиться такого доверия всегда сложно. Бывает, что футболисты сетуют, что о них запамятовали, их не замечают, но тут надо понимать, что никто из наставников себе не враг, и рецепт получать приглашения очень прост: если ты состоятелен — тебя позовут, если профи — то о тебе не забудут. Премьер-лига — это ведь не кружок по интересам, а узкопрофессиональное соообщество. Это что касается того, почему, как я понимаю, тренеры зовут к себе в разные команды одних и тех же игроков. А почему игроки принимают приглашения? Тут твердо скажу на своем примере:  знаю требования, которые будут предъявлены ко мне, знаю для чего и как буду работать, знаю принципы построения тренировочного процесса и принципы отношений — то есть вся структура работы для меня прозрачна. Потому и принимаю приглашения Гаджи Муслимовича. Он — профессионал.  

— И все-таки, уверены ли, что в Крыльях Советов будете получать постоянную игровую практику?
— Никто и ни в чем не может быть уверен. Но внутренне, морально и физически надо быть готовым к тому, чтобы играть. И к тому, чтобы не играть, кстати, тоже. 
Я бы мог остаться в Анжи и сидеть там, только лишь для того, чтобы в резюме годы пребывания и получения тренировочной практики в премьер-лиге были непрерывны. Но рискнул, ушел в команду дивизионом ниже, в Сибирь куда меня приглашал лично Юран. Знал при этом, что мне очень  нужно сыграть хороший “блок”. Осознавал, что может и не получится сделать это, потому что приходил в совершенно новый для себя коллектив, к новым коллегам, новым игровым связям. Это может быть со стороны кажется, что куда ни кинь опытного футболиста, он заиграет сразу, но на деле такое случается крайне редко: нужно время, чтобы притереться, понять схему, особенности коллег. На момент своего перехода в Сибирь я был знаком только с Лешей Медведевым и Максимом Астафьевым, и, конечно, во многом опирался на их мнение. Именно Медведев после моего телефонного звонка сказал, что меня ждут и что они будут очень рады моему появлению в коллективе. Но при этом все четко понимали, для чего я это делаю - игровая практика, шанс. Эмоции — эмоциями, а цель всегда остается предельно ясной.

Прошлое. Питер

— По некоторой информации прошлым летом у вас было предложение играть за Петротрест. Почему не приняли его?
— Да, был в этом клубе, неплохо его знаю. Но, честно признаюсь, я перед собой ставлю другие задачи, нежели мог бы добиться там. Настроен на премьер-лигу. Очень хочу играть именно в ней.
Конечно, это может и прозвучать как-то... по мнению многих непатриотично, потому что Питер — мне не чужой город, я там начинал, делал первые шаги и получал футбольное образование.

— В Смене учились?
— Так как был иногородним, учился в школе олимпийского резерва, позже оттуда в училище олимпийского резерва попал, где работал под началом Станислава Беликова и Николая Воробьева, а также тренера по вратарям Алексея Поликанова.  В “Смене” за подготовку вратарей в то время отвечал Владимир Савин. Несмотря на то, что разница между учениками зачастую была в три-четыре года, мы тренировались единой командой, а уже на первенстве города дробились и играли за свои возраста. Такая система обучения очень помогала: старшие могли передавать навыки молодым, делиться опытом в рамках единого коллектива.
Моим сверстником по интернату был Дима Бородин скорее всего, самый одаренный из всех питерских вратарей. Со Славой Малафеевым тоже в то время познакомился — он тогда, правда, учился в спортивном классе Смены, на год младше нашего. Вся наша плеяда моего возраста в разное время поиграла в Зените — Сергей Осипов, Леша Игонин, Леша Катульский, Дмитрий Васильев,Максим Астафьев,Константин Коноплев, Дмитрий Белоруков, Константин Лобов и многие другие. Талантливый  был выпуск.

— Сейчас уже практически во всех командах премьер-лиги есть воспитанники из Питера. Позволительная щедрость для Зенита?
— Вопрос, на который однозначного ответа не дашь. Человеческое сознание так построено, что мы часто выдаем желаемое за действительное, и тут тот же случай: увидев, сколько питерских ребят бегает по полям в формах разных команд, можно подумать, что клубам серьезным и солидным нужны исполнители на сегодня и на завтра, а о том, что будет через год или два, они как раз через год-два и задумаются. Но я бы сказал так: конечно, нужно и важно чтобы росла своя молодежь, но без больших ориентиров она не будет показывать хороших темпов взросления, как это бывает при работе рядом со звездами, при зрительном примере. Как бы мы ни крутили статистику, но сейчас по факту самые лучшие питерские ребята играют в Зените.
Да, в выпуске одного года в школе как правило 10-12 хороших готовых молодых ребят, но если из них кто-то не попадает даже в дубль, то это —  проблема высокой конкуренции в больших городах. Сами клубы не могут трудоустраивать абсолютно всех у себя, и как итог — остаются самые лучшие.
Слава Малафеев, Игорь Денисов, Владимир Быстров и Саша Кержаков ребята, которые сумели пройти через это непростое сито... Они объективно были лучшими среди равных и смогли конкурировать со звездами, которые приезжают в Зенит. То есть они обладают большим мастерством, крепкими нервами и терпением.

— Кстати, по ситуации с Денисовым, есть у вас какое-то мнение?
— Тут чем меньше взглядов извне — тем лучше для всех сторон конфликта. Знают пути и способы решения только люди, которые непосредственно внутри, сами действующие лица. Комментировать и советовать — бесполезно, потому что даже при том, что правда всегда одна, видеть ее каждый может со своей колокольни по-разному. Игоря я знаю давно, и именно из уважения к нему как к давнему знакомому и хорошему игроку говорю: комментировать его поведение в любой ситуации не буду — это могут себе позволить только его родные и близкие люди. У Игоря — своя правда, и ему она ясна.  

— Себя представить в подобной ситуации можете?
— Это гипотетика. Не могу в данный момент. Но ни от чего нельзя зарекаться.

— Из бывших коллег по клубам — от Зенита до Анжи — с кем общаетесь чаще?
— Ну так уж, наверное, получается, что в силу профессии именно вратари всегда дружны друг с другом. Как ни крути, а эта позиция сама по себе диктует людят определенные черты характера, прививает их. Как правило, голкиперы — работоспособные люди и просто хорошие ребята, которые всегда на одной волне друг с другом. Дима Бородин, Слава... Мы не обрываем друг другу телефоны, но когда видимся, с удовольствием разговариваем, и всегда в курсе новостей друг друга. Очень взрослые отношения —  человеческие, нормальные, спокойные. Все питерские игроки постоянно общаются между собой.
Но это отнюдь не говорит о том, что полевые для нас — за железным занавесом. Вообще, мне, наверное, повезло, что на протяжение всего моего футбола дружеские отношения завязывались в коллективах в процессе работы легко, потому что  микроклимат всегда был очень хорошим.

— Кстати, как-то один из тренеров отметил в разговоре, что есть вратари, которых конкуренция подстегивает, а есть те, кого она делает неуверенным, опасающимся ошибок. Вы к какой категории относитесь?
— Под каждого вратаря, как мне кажется, вообще можно создавать отдельную категорию, потому что у каждого свои особенности. (улыбается) Но если по мне, так конкуренция — это плюс, потому что если на твоей позиции есть игрок высокого уровня, то это показатель класса твоей команды. Соискателей много, но первых — только одиннадцать. Работай и будь уверен в себе, потому что самый большой конкурент для себя — ты сам. Вчера. В лучшем своем матче. И надо постараться сыграть еще лучше.  

Завтра. Стадионы

— Как-то вы сказали про бедокуривших на арене Химки фанатов…
— (Смеется) Было и такое. На самом деле, я прекрасно понимаю, что проблема, с которой мы сталкиваемся на стадионах — скорее социальная, чем футбольная. Ведь люди на трибуны не с Луны падают, а приходят из своих домов, с предприятий, вузов, школ. Они во многом определяют атмосферу матча, и, поверьте, при пустых трибунах играть так же некомфортно, как и при бардаке на них. Но я отдаю себе отчет в том, что неадекватно ведущий себя на стадионе человек может так же себя повести и в транспорте, и на работе, и дома и вообще где угодно. Это мало связано с футболом. Но это на нем отражается, и тут уж ни я ни мои коллеги ничего поделать не можем.

— И даже метание предметов в футболистов не сподвигнет на действия?
— Тут надо четко различать две вещи. Первая — это антураж матча. Файеры, банеры, кричалки - все это мне понятно, это атрибуты игр. Я вообще приветствую фанатские движения в чистом футбольном виде, потому что по мне, так пусть лучше людей увлекает боление за клубы, чем какие-то националистические идеи.
Вторая сторона — это когда делается что-то, наносящее вред здоровью участников матча. Тут большой разницы нет — тем, кто на поле или тем, кто на трибунах. Запустят на газон зажигалку, монету или изобьют на секторе — это одинаково плохо. И не стоит принимать как норму и то, и другое.
Ни нам, футболистам, не нравится, когда страдает кто-то на трибуне, ни болельщикам не по душе, когда что-то кидают в футболиста. Тут мы равны. Я, например, очень хочу надеяться, что человек, попавший в Антона Шунина, не целился специально так, чтобы травмировать вратаря. Мне хочется верить, что такого быть не может. И где-то в глубине души уверен, что прав. Но случилось так, как случилось. По глупой неосторожности, о которой все сейчас жалеют — и сделавший, и пострадавший.

— Какой самый странный предмет прилетал к вам в штрафную?
— Да все одно и то же. Никаких НЛО — монеты, зажигалки. Биты, слава Богу, пока не приземлялись ни у кого. Бывают случаи, что предметы попадают во вратаря. Но по большому счету мы в футболе — бойцы, и, уверяю вас, если мячом приложат с трех метров, то с этим ничто присланное с трибуны по жесткости не сравнится.

— Раз уж мы упомянули о Шунине. Катавасия, которая случилась в сборной с вызовом динамовских игроков, не удивила?
— Удивила, но тут речь, как я понимаю, идет об идеологии. Для игроков вызов в сборную всегда должен что-то большое значить, а иначе — не надо ездить вообще. Если флаг страны, гимн, эти трибуны — не цель, то лучше не лукавить и честно сказать о своем нежелании. Но если парни хотят играть и их не отпускают в сроки, которые национальной команде нужны, то тут надо говорить об идеологической составляющей. Понимаю, что нельзя заставить сборную твоей страны любить или ненавидеть, но вызов игрока в национальную команду — всегда был вопросом престижа для клуба, за который он выступает. По крайней мере, у нас всегда было именно такое понимание.

— Вы в сборную хотите вернуться? На каком месте в планах этот пункт?
— Сам себе предлагаю политику идти ко всему степ бай степ. Сейчас на повестке у меня «Крылья Советов». Я хочу играть хорошо, приносить пользу клубу. Очень надеюсь, что я в этом плане помогу Самаре. А быть игроком сборной большая честь для любого игрока.

— Ну и напоследок, о совсем отдаленном будущем. Питерский коллега очень просил спросить, нет ли у вас в перспективе желания открыть в городе на Неве школу вратарей? Он очень ждет этого момента, чтобы отдать в нее своего подрастающего сынишку.
— (Улыбается) Говорят, что если хочешь рассмешить Бога, надо рассказать ему о своих планах. Можно запланировать много чего, но если не будет непрерывной работы над собой, то не будет и перспективы даже у самых хороших планов. Так что все силы и мысли должны сейчас оставаться тут. Без остатка, который можно потратить на мечты или планы. А школа вратарская... с этим проблем на Неве нет. И без Макарова она - питерская, и у Макарова она — тоже питерская.