Бокс в 17-м году

Когда еще устраивать революцию, как не в 17-м году? Нет, Октябрьскую не надо. Это мы уже проходили, закончилось плохо. Но хотя бы Февральскую, на которой и попытаться поставить точку.

1 февраля Федерация Бокса России проводит отчетно-выборную конференцию, на которой, в частности, будет решен вопрос о том, сохранится ли в федерации пост президента, а если да, то кто этим президентом будет. Из тех, о ком говорят, я лично знаю только одного кандидата, Эдуарда Хусаинова, вот за него я и хочу сказать несколько слов. В конце концов, у нас ведь еще нет закона, согласно которому гражданину запрещается высказывать свое мнение, от которого ничего не зависит. Известные дамы-депутатки его еще не продавили. Вот я этим недосмотром и воспользуюсь. От мнения моего, совершенно точно, ничего не зависит, а следовательно, я имею право его высказывать. Да и то, за что я ратую, это, на самом деле, не революция и даже не бунт на корабле. Это просто здравый смысл.

Тем не менее, начать мне все же придется с нескольких возмутительных слов. В нашем любительском боксе не все в порядке. Выступление на Олимпиаде в Рио трудно назвать особо удачным, а последний молодежный чемпионат мира, прошедший в Санкт-Петербурге, иначе как провальным не назовешь. Ни одной золотой медали. Причем, как и на Олимпиаде, в ряде случаев наши проигрывали не в ринге, а за кулисами еще до боя. Нас стали грабить у нас дома, и это, по-моему, уже легкий перебор. В Рио – ладно. Там не грабили только Остапа Бендера, да и то лишь потому, что он туда так и не доехал, но в Питере… Нет, так нельзя! Нужно что-то менять.

Я выступаю за Эдуарда Хусаинова не потому, что мы приятели уже лет двадцать. А потому что я видел его в деле, и уверен, что, будь он в Рио или в Питере, наших бы там так не придушили. Говорю это уверенно, так как поработал с Хусаиновым на другой Олимпиаде — в Афинах в 2004 году. Честное слово, там, где все куда-то бежали, я не видел более активного человека, чем Эдуард.

Не надо думать, что это сейчас все тяжело, а раньше жизнь была малиной. Это когда читаешь рассуждения двадцати- и даже тридцатилетних коммунистов о том, как замечательно мы жили при советской власти, когда они еще на этом свете не наблюдались или наблюдались по большей части на горшках, просто диву даешься, как же, оказывается, все было здорово. И не было никаких «колбасных электричек» в Москву, людей с которых, проучившись пять лет недалеко от площади трех вокзалов, я видел каждый день. Не было их. И много чего другого тоже не было. Вот такая вот альтернативная правда созрела в наших рядах.

Нет, в 2004 году в Афинах российских боксеров жаловали ничуть не больше, чем в 2016 в Рио, и завалить пытались при любой возможности. Обо всем не расскажешь, но о том, что касается лично меня — можно и успеть.

Я тогда работал на канале «Спорт», который транслировал олимпийские бои от и до. У команд наших боксеров была тогда проблема. По ходу боя они не знали счет, а я на комментаторской позиции его видел. Я вообще много чего оттуда видел, и у нас с Хусаиновым была договоренность: я ему все это сообщаю. Со счетом все просто, я его просто часто называл во время трансляции, по поводу остального были кое-какие условные знаки. Поэтому перед трансляцией я звонил на определенный номер, клал телефон рядом с собой, и там все слышали. Точно ту же работу выполнял и мой друг Алексей Андронов, комментировавший те же бои для канала НТВ+. Что ускользало от одного, замечал другой.

Придумали это все не мы, а Хусаинов, когда обнаружил схему, по которой заваливали наших боксеров, точнее пытались завалить. Она была довольно стандартная. Тогда судьи считали не очки, а нанесенные удары. Однако некоторым, особо приближенным к кому-то или чему-то боксерам, считали еще и удары, которые они только хотели или собирались нанести, но которые, не по их вине, разумеется, до цели не дошли. Не наказывать же их за это. Выливалось это часто в то, что противникам наших боксеров в первых раундах искусственно создавали задел в очках. Вот об этом-то мы и должны были подать сигнал. Причем тут важно было все, а не только очки: может кто-то подошел к судьям между раундами или еще что-то произошло. Мелочей здесь не было.

И это был только один из десятков моментов закулисной работы, которую всю проводил Хусаинов. Кто-то из его людей снял скрытой камерой, как боксерские чинуши мухлевали с жеребьевкой. Эдуард передал отснятый материал мне, а потом его показали по каналу «Спорт». Шалить стали осторожнее. Потом начали химичить на взвешивании. Будущие противники наших боксеров, прежде всего, в легких весовых категориях, приходили на взвешивание раньше срока и все как один вписывались в лимит. Проблема только в том, что этого никто не видел. Только какой-то «очень честный человек» (это не шутка, а совершенно конкретная формулировка, которая там бытовала) давал свое честное благородное слово, что вес был именно такой, какой указан в бумажке. Хусаинов решил и эту проблему. Мухлевать перестали.

Самая главная проблема была, конечно, с судьями, и здесь опять Эдуард отработал по полной программе. Он не давал сажать «похоронные команды» на бои наших боксеров, добивался замены судей. В результате где-то к полуфиналам от наших бойцов окончательно отстали. Они выходили в ринг, твердо зная, что здесь все зависит от них, а не от каких-то дядечек за канатами. В тех условиях это было колоссальным достижением, и всего этого, как я понимаю, не было в Рио. Помню, как уже откомментировав бои в афинском зале Перистери, я спустился вниз, увидел Хусаинова. Он куда-то, как обычно, спешил. Тут же оказался один большой человек из федерации AIBA. Увидев Эдуарда, он потемнел лицом, а потом долго смотрел ему вслед. М-да, такую ненависть надо заслужить. И кто-то сейчас на полном серьезе, объясняя, почему Хусаинова нельзя делать президентом, говорит, что кто-то из AIBA против него! И что?! Они должны быть против. Настораживать должно, если эти гуси-лебеди за кого-то. А если против, это правильно.

Наши боксеры, как показала Олимпиада в Рио и тот же молодежный чемпионат в Санкт-Петербурге, оказались совершенно не защищены с той стороны, с которой они при всей свой силе сами себя защитить не могут. Здесь назрел серьезный кризис, для разрешения которого нужен кризисный менеджер. Лучшего кандидата на эту роль, чем Хусаинов, я не знаю. Именно поэтому я голосую за него руками и ногами, как уже сказал одной радиостанции. Уж не знаю, дала она мои слова в эфир или нет. А то 17-й год может оказаться «слишком семнадцатым». Прошу занести в протокол: я никого не подстрекаю к бунту. От моей заметки никакого бунта не будет. Боюсь, от нее вообще ничего не будет. Но если наших опять будут засуживать, и этому будут так хило противостоять, как это делали в последнее время, могут возникнуть неприятные последствия. Вот и все, что я хотел сказать.

И последнее: иногда стоит выслушать и тех, от чьего мнения ничто не зависит. Они не всегда говорят глупости. Возможно, если бы их лучше слушали сто лет назад, и тот 17-й год мог бы получиться совсем иным.