Борис Миронов: «Громилы шептали мне: «Живым отсюда не выйдешь»

Бывший защитник ЦСКА, «Чикаго», «Эдмонтона», «Витязя» и сборной России – о плечах, Высшей лиге, «отказниках» и Билялетдинове.

Для отечественного хоккея Мироновы – братья нестандартные. У нас как принято: сначала старший идет в спорт-школу, а следом за ним направляется младший. Затем начинается долгая родственная эпопея в профессионалах, о которой спустя годы журналисты слагают массу легенд. До перехода во взрослый хоккей у Мироновых все к тому и шло. Дмитрий и Борис выступали в системе ЦСКА, мечтая когда-нибудь попасть в первую команду, где блистали Касатонов, Фетисов, Гусаров… Мечта была реализована, но ни разу вплоть до Игр в Нагано Дмитрий и Борис не были игроками одной команды в одно и то же время! Завершать карьеру им пришлось по аналогичному сценарию – на разных концах света. В 2001-м Миронову-старшему, выступавшему за «Вашингтон», не позволила дождаться приезда в «Кэпиталс» Александра Овечкина спина. Борис повесил коньки на гвоздь год назад, будучи играющим тренером «Крыльев Советов» – клуба, в котором Дмитрий заявил о себе хоккейному миру.

Замечательное слово

С.:  Борис, вы как-то спонтанно завершили карьеру. Раз – и все…
Здоровье закончилось. Я же ведь весь перебитый. Плеч, считай, нет. Вот и решил поберечься для будущей жизни.

С.:  После 10 лет на передовых ролях в НХЛ каково настраиваться на матчи Высшей лиги?
Существует замечательное слово «профессионал». Так вот, если ты профессионал, свою работу должен выполнять на высоком уровне всюду: в НХЛ, КХЛ или в Высшей лиге. Да, на матчи «вышки» ходят меньше, но те, кто приходит, хотят видеть зрелище, и обмануть их ожидания ты не имеешь права. Пусть не всем хватает мастерства, его можно компенсировать желанием. Для меня хоккей – это то, чему я посвятил всю свою жизнь. И большей мотивации, чем сама игра, для меня не существует.

С.:  Не жалели впоследствии, что перебрались доигрывать в Россию?
Я же не насовсем перебирался. Приехал поиграть, получить удовольствие. Сейчас с семьей живу в Америке.

С.:  И чем занимаетесь?
Бизнесом. Только не спрашивайте каким – не скажу.

В берлогу не полез

С.:  В отличие от большинства коллег по НХЛ вы в локаутный сезон не перебрались в Россию. Почему? Вас ЦСКА тогда звал…
Да, переговоры с моим родным клубом велись, но велись очень долго. В итоге к общему знаменателю мы не пришли, а чемпионат тем временем уже отмотал два-три месяца. И попасть в какую-то из команд было нереально: все они были укомплектованы.

С.:  Пропущенный в 33 года сезон в дальнейшем сказался на уровне игры?
Не думаю. Тот локаут был не первым в моей практике. В 1994-м тоже долго не играли. Профессионал не может позволить себе просто где-то на пляже отлеживаться. Мы самостоятельно тренировались, снимали лед, держали себя в тонусе.

С.:  Локаут закончился, и вы неожиданно оказались в «Витязе».
Не думаю, что это какой-то нонсенс. С Лешей Жамновым, который пришел работать в «Витязь» генеральным менеджером, мы вместе начинали в «Виннипеге», у нас дружеские отношения. Когда он позвонил и пригласил меня, я с удовольствием отправился в Подмосковье помочь своему другу.

С.:  «Рейнджерс» разочаровались в громких именах, раз не позвали?
Не знаю. Но от Нью-Йорка предложения не было. Звали в «Бостон», но я отказал. Финансовая сторона вопроса не устроила.

Визор только мешал

С.:  Эдмонтон и Виннипег, в отличие от Нью-Йорка, – города провинциальные. Где вы чувствовали себя более комфортно?
Для меня нет разницы, выступать ли в семисоттысячном Эдмонтоне или в десятимиллионном Нью-Йорке. Профессионала ничто не должно смущать. Если игрок хочет развлечений для души и тела, он и в Эдмонтоне это найдет. Я приехал в НХЛ из ЦСКА, где месяцами нас держали на сборах эвакуированными ото всех и вся. И вот в 21 год я оказался в Америке, где тебя никто не держит на поводке. На игру приезжаешь из дома, оттренировался – и свободен, отыграл – и гуляй. По первости было непривычно. Но я быстро уяснил одну вещь. Тут разговор короткий: не даешь необходимого результата – на твое место 5–10 желающих. В каждой игре в НХЛ ты должен доказывать, что ты лучше. Иначе очень быстро превратишься из хоккеиста в зрителя.

С.:  Ощущение дрожи в коленях перед отъездом в НХЛ присутствовало? Это сегодня мы все знаем об этой лиге, а тогда информация ограничивалась фразами типа: «Там играют без шлемов и жуют жвачку».
В 21 год, когда ты молодой мальчишка, тебе все по плечу. Настрой был – зацепиться за лучшую в мире хоккейную лигу. Я хотел показать все, чему меня научили в России, доказать, что наш хоккей ничем не хуже. В плане информации мне было легче: брат уехал в «Торонто» в 1992 году, мы много общались с ним, и я знал, что меня ждет.

С.:  А на деле что бросилось в глаза?
Игроки без шлемов. Моим первым партнером по «Виннипегу» был Рэнди Карлайл (ныне главный тренер «Анахайма». – c). Он и выступавший за «Эдмонтон» Крэйг Мактавиш были последними людьми в НХЛ, кто пренебрегал шлемами. Я все не мог понять, как так: хоккей – жесткий вид спорта, а люди совсем не боятся за свою голову, глаза, лицо, а ведь тут и шайбы летают, и порой клюшки.

С.:  Сами-то за глаза и нос не боялись, играя всю карьеру без ви-зора?
Мне он только мешал. Рассечь бровь или сломать нос я не боялся – от этого никуда не уйдешь в хоккее. Тем более я видел случаи, когда визор калечил человека сильнее, чем шайба. Что лучше, не угадаешь. Без этой штуковины мне было удобнее, поэтому никогда ею не пользовался.

Билл – не диктатор

С.:  В сборной России вы дебютировали на чемпионате мира в Вене в 1996 году. Эйфория от приглашения была?
Как-то без особых эмоций обошлось. У меня уже имелись игры за молодежку, клубы НХЛ. Это в 19–20 лет эмоции рвутся наружу. А мне в 1996-м было 24 – зрелый для хоккеиста возраст. На приглашение откликнулся с удовольствием. Тем более тот чемпионат был для меня первым… и, как впоследствии выяснилось, – последним. Сборная – это престиж и ответственность. Легкое волнение присутствовало: все-таки чемпионат смотрит вся страна. Но я знал, зачем выхожу и что мне делать, так что на меня это не давило.

С.:  На Кубке мира того же года вы не играли, но наверняка слышали, почему после него появилось понятие «отказник»… Что же там произошло?
А ничего особенного… Привычная на тот момент ситуация. На чемпионате мира в Австрии мы старались, бились, но стали четвертыми [проиграв в полуфинале Канаде (2:3 Б), а в матче за третье место – США (3:4 ОТ). – c]. Тренеры козлами отпущения сделали нас, игроков. Роль эта не слишком завидная. Соответственно, большого желания выступать за сборную, когда тебя потом поносят в газетах, не имелось. У ребят была обида на тренеров, на руководство федерации, которое почему-то искало причину неудач не в себе, а в других. Не я один так отреагировал. Тот же Николай Хабибулин сколько времени не приезжал в национальную команду. Причины были. Рад, что сейчас их нет. Все наладилось, и ребята с удовольствием едут в сборную. В команде Быкова была отличная атмосфера. Я не говорю о последних результатах – это другой разговор. Думаю, в сборной Зинэтулы Хайдяровича, с которым мы работали в «Виннипеге» и сохранили замечательные отношения по сей день, все игроки будут получать удовольствие от работы. Поверьте мне, это прекрасный человек.

С.:  А многие говорят, что Билл – диктатор, с которым трудно ужиться…
Никакой он не диктатор. Просто любит дисциплину и очень серьезно к ней относится. Диктаторы в нашем хоккее закончились лет 15 назад. Сейчас все изменилось в лучшую сторону. Зинэтула Хайдярович и в НХЛ поработал, и в Европе, и в сборной, и, разумеется, в «Ак Барсе» – прошел все ступени. Теперь осталась главная – подготовить команду для Игр в Сочи. В «Виннипеге», где он отвечал за защитников, у нас не было никаких проблем. Если человек требует дисциплины, ее надо соблюдать, а не так чтобы приехать, отбыть номер и уехать домой на диван.

С.:  В Нагано, где Билялетдинов входил в тренерский штаб Юрзинова, он тоже был в ответе за защитников?
В основном да. Но в столь короткие сроки сложно наладить какую-то глобальную работу. Он в целом помогал тренерскому штабу, стараясь большую часть времени уделить обороне. Но это была, повторюсь, не узкоспециализированная работа. Он и нападающим подсказывал. Раз опыт есть, почему бы его не использовать.

Чехов нечего бояться

С.:  На Игры 1998 года в сборную приехали почти все сильнейшие, кроме Зубова, Хабибулина, Ларионова, Фетисова и Могильного. В том, что «оттаяли» наши звезды, была заслуга Юрзинова?
Я бы не сказал, что только Владимира Владимировича. Меня, например, приглашали другие люди, которые хотели видеть сборную сильной. Такие были. А когда к людям хорошо относятся, они не отказывают.

С.:  На том турнире вы выходили в паре с Каспарайтисом, и, похоже, соревновались, кто больше противников «вынесет» со льда. В матче предварительного этапа против Чехии вы покусились на святое – Ягра…
Да, дело было в центре поля (улыбается). Яромир как раз подобрал шайбу, набрал скорость, и на встречном ходу я встретил его плечом в грудь. Ягра унесли… Когда врач его раздел, чтобы осмотреть, увидел абсолютно синюю грудную клетку. Но ничего, чех оклемался, турнир продолжил, в финале играл…

С.:  Чехи после этого стали персонально вас бить сильнее?
В этом плане я чехов точно не боюсь (смеется). Это даже не Канада и уж тем более не НХЛ, где за мной бегали двухметровые громилы и шептали на ухо: «Ты – кусок мяса. Отсюда живым не выйдешь». После такого ничего не страшно.

С.:  Даже в Нагано, играя в одной команде с братом, вы выходили в разных сочетаниях. Не просили Юрзинова объединить вас?
Олимпиада – турнир скоротечный. Тут личные «хотелки» уходят на десятый план. С Дарюсом у нас была старая сыгранная со времен молодежных чемпионатов мира и Европы связка, мы понимали друг друга с полуслова. Тренеры решили не выдумывать ничего нового, а просто восстановить хорошо забытое старое. Жаль, конечно, что не довелось сыграть вместе с Димой. Мы всю жизнь об этом мечтали: сначала в России, потом в НХЛ. Но что поделать – значит, не судьба…

Бился против великих игроков

С.:  Сергей Березин поражается тому, как сильно «почистили» за последние годы НХЛ. Выступай вы в лиге сегодня, здоровья бы на дольше хватило?
Думаю, в моем случае дело не в этом. Дело во мне. Я не берег себя. Только если не было ни единого шанса сыграть, я не выходил.
А когда терпеть можно, играл, насилуя свой организм. Было желание в каждом матче доказать, кто я и что я могу. Тогдашний наставник «Ойлерс», ныне генеральный менеджер «Рейнджерс» Глен Саттер меня прекрасно понимал. Перед тренировкой к нему заходил врач со списком травмированных – стандартная процедура в НХЛ – и рассказывал о «проблемах с локтем у одного» и «травмированной ноге у другого». Но стоило врачу дойти до фамилии «Миронов», Глен его обрывал на полуслове: «Про Бориса мне не говори ничего. Я знаю, что он будет играть». Я выходил и с ушибами, и со сломанными пальцами. Ничего… Клюшку держать можешь – почему бы не сыг-рать. Это, конечно, было упущением с моей стороны. С травмами надо было поумнее обращаться. Если бы не бросался недолеченным на лед, глядишь, подольше бы поиграл. Но в любом случае я доволен своей карьерой, хоть она и оказалась столь скоротечной. Я бился против великих игроков: Гретцки, Лемье, Мессье… И если отмотать время вспять, с удовольствием прошел бы по тому пути. Такой уж я человек – не могу играть иначе.
И сейчас мне это все аукается.

С.:  Вы завершили карьеру в клубе, где Дмитрий ее начинал – в «Крыльях Советов». Задание старшего брата, который не смог его выполнить сам из-за спины?
Я, кстати, первым делом Ди-ме позвонил, когда контракт с «Крыльями» подписал (улыбается): «Дима, еду возрождать твою команду». Но возродить, к сожалению, не удалось.

С.:  Вас часто разыгрывали в НХЛ?
Конечно. Там обожают все эти приколы. Помню, летим как-то в самолете. Меня на сон пробивает. Снял ботинки, чтобы ноги отдыхали, откинулся в кресле и потихоньку захрапел. Просыпаюсь – ботинок нет. Где они? Все молчат, делают удивленные лица: «Что случилось, Боб?!» Мало знать, что твои ботинки спрятали, надо еще понять куда. А если не понял, будь добр идти босиком по аэропорту. Мне так и пришлось сделать. И скажу я вам, когда идешь по аэропорту в костюме, сорочке и галстуке, но босиком – это яркое зрелище.

С.:  Отыгрывались?
А как иначе? Выжидал момент и делал свой ход. Парень собирается на тренировку, а ты ему незаметно шнурки порезал. Там нормально к подобному относились. Не обижались…

С.:  В СССР за подобные шуточки, наверное, побили бы: все-таки порча обуви – дорогостоящий юмор…
Возможно. Просто на родине с командными приколами я не успел столкнуться. Может, они и были, может, и били…

Опубликовано в еженедельнике «Спорт день за днем» №31 (17-23 августа 2011 года)

Использование материалов еженедельника без разрешения редакции запрещено.