Бышовец и Бразилия

В октябре в издательстве «Эксмо» выходит сборник футбольных рассказов Ильи Казакова. «Спорт День за Днем» публикует один из низ задолго до премьеры.

Вечер был мой — только мой и больше ничей. Поздняя осень девяносто седьмого, Питер, в котором я не был больше десяти лет. Да и считай, по большому счету, что вообще не был. Приехать на два дня летом восемьдесят четвертого, пробежаться одним из тысячи туристов по Петергофу, Эрмитажу, Павловску и Гатчине, вскользь посмотреть на Зимний — разве это знакомство с городом? Так, набор объемных открыток.

И тут меня нашел Вася Вахетов. Корреспондент Плюса в Питере. Как нашел — до сих пор не понимаю. Я же ведь не Штирлиц из старинного анекдота, ни раскрытого парашюта, ни гармошки в руках у меня не было.

Вася зашел в кафе, где мы пили чай после съемки, сел рядом как ни в чем не бывало и сказал:

— Вы когда с базы уехали, туда из клуба позвонили. Мутко сердится, почему корреспондент приехал интервью с Бышовцем писать, а его никто в курс дела не поставил. В общем, у людей проблемы. У хороших людей. Может быть, ты для сюжета у него интервью возьмешь?

— Люди действительно хорошие? – спросил я.

Вася кивнул.

— Очень.

***

Он мне всегда помогал. Всегда хотел работать — что-то снимать, писать, продюсировать. Я понимал, что уеду ночным поездом и вдруг опять — лет на десять. А ему тут жить. Снимать, писать, продюсировать.

— Поехали, - сказал я. — А то у меня на вечер планы.

На столе у Мутко была лампа. Зеленая — как в музее Ленина. Я не удержался и потрогал, пока оператор выстраивал композицию. На президенте «Зенита» была шерстяная кофта на пуговицах, волосы были зачесаны набок и он был очень серьезен во время интервью.

Я пожелал ему удачи, он мне и мы поехали. В смысле — мы с оператором. А он остался.

Вечером я сидел с новыми приятелями в баре «Ливерпуль». Старый актив «Зенита», из которых сегодня на футбол ходит только Володя Конета, ВК. Да и как ходит — когда я приезжал в Питер на футбол в последний раз, не со сборной, а на «Зенит», мы встретились с ним и все этой бандой сорокапятилетних бизнесменов с центральной трибуны в плавучем ресторанчике у «Петровского». За полтора часа до матча я раскланялся. Народ собирался идти на стадион за полчаса до начала игры, еще ел-выпивал.

— А я опять здесь посмотрю, — сказал Вовка.

«Зенит» был сытый, чемпионский, а ему хотелось видеть на поле ребят из его двора. В этом они были похожи с Мутко.

 

Володи в тот вечер в «Ливерпуле» не было. Зато под занавес сабантуйчика вошел Вася. Я не удивился. В тот момент всем было так весело, что способность к удивлению ушла.

— Видел Мутко, — сказал Вася. — Доволен, что дал интервью.

— Репрессии отменяются? — спросил я.
— Сказал, что вопросы у тебя были с подковыркой. Про Садырина, например.

Я тогда болел за ЦСКА. Как же можно было не спросить про Садырина. Хотя та командировка была вызвана интересом к Бышовцу. Вернувшемуся в наш чемпионат после пяти лет жизни за рубежом.

***

Доолимпийский Сочи был насквозь провинциален. Но туда зимой охотно ехали клубы высшей лиги. В зиму девяносто седьмого там тренировался «Спартак», «Ротор», «Локомотив», «Зенит». Не говоря уже о «Жемчужине» с нижегородским «Локомотивом».

Мы приехали с оператором в Кудепсту. Проехали культовый камень, направляясь к полям. Я был в Сочи впервые и мне все было интересно.

На переднем сидении синего жигуленка сидел Найденов. Тренер «Жемчужины».

— Все к нам едут, — сказал он. — Лучшее место для сборов.

Подумал немного и добавил.

— И для жизни. По сравнению с Сыктывкаром или Карагандой.

Водитель притормозил, выключил мотор. Мы вышли. Перед нами за металлической сеткой было поле, на нем шла тренировка «Зенита». Я постарался найти знакомые лица и не очень преуспел в этом — Кондрашов, Давыдов, Березовский и все. Садырин, уйдя в ЦСКА, увел с собой Бокова, Кулика и Хомуху. Бышовец, придя на его место, комплектовался не самыми известными в России игроками. И в общественном сознании «Зениту» предстояла не самая легкая жизнь.

— Кто вылетать в этом году будет? — спросил меня Найденов.

Я пожал плечами. Сказал неуверенно:

— «Зенит»?

И подвесил паузу. Предлагая Найденову самому продолжить фразу.

— Бышовец? — переспросил он. — Не смеши.

***

Тренировка кончилась, я пошел через поля к Бышовцу, ощутимо робея. О профессии пресс-атташе тогда никто не слышал, надо было всегда договариваться напрямую. Мобильные телефоны тогда существовали в фантастических фильмах, приходилось звонить в клуб или ловить человека на месте. Что я и сделал.

Бышовец улыбнулся, кивнул. Я задал первый вопрос, второй. А отвечая на третий, он сказал:

— Только человек, который идет, осилит дорогу.

Поморщился.

— Надо переписать. Задай еще раз вопрос.

Я не понял, но задал.

— Только идущий осилит дорогу, — сказал Бышовец и улыбнулся. Как самому близкому человеку.

Пару недель назад я брал интервью у Садырина. Он матюгнулся мимоходом.

— Пал Федорыч, — возмутился я и не успел ничего добавить, как он сказал:

— Да вырежешь потом. А хочешь — оставь.

И погнал дальше.

***

Почти через год, когда мы сидели в его большом номере в Удельной, Бышовец сказал в середине интервью:

— Я ждал этот вопрос. И на него я могу ответить словами моего любимого поэта.

Он приподнял голову. Я подумал, что сейчас он встанет, оператор тоже — и напрягся. Но Бышовец остался сидеть, только поза стала величественней:

“Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех”.

— Потрясающе, — сказал я искренне.

— Это Киплинг, — сказал он.

Когда интервью закончилось, Бышовец улыбнулся и сказал:

— Там за дверью спальня. И рядом с кроватью, на тумбочке всегда лежит книга, открытая на этой странице. Я читаю это стихотворение каждый вечер перед сном, хотя знаю его наизусть. Это и моя исповедь тоже.

— Ой, - сказал я. — А можно оператору это снять? Тумбочку, книгу, страницу.

— Я думаю, что здесь нет ничего невозможного, — сказал Бышовец. — Людям это может быть интересно.

Оператор кивнул и пошел в спальню. Потом вернулся.

— Снял? — спросил я.

Он снова кивнул. Мы попрощались.

Я вернулся в Москву, приехал в Останкино. Пошел отсматривать и расшифровывать интервью. Дошел до финальной точки и стал смотреть подсъемку. Вот и спальня, тумбочка, книга.

— О нет, — сказал я вслух и засмеялся.

Оператор снял другую страницу, соседнюю. Во весь экран были строчки:

Но в солнечной Бразилии, Бразилии моей,
Такое изобилие невиданных зверей!
Увижу ли Бразилию, Бразилию, Бразилию,
Увижу ли Бразилию до старости моей?

Бразилию Бышовец увидел ровно через год. В ноябре 98-го. Бразилия раскатала нашу сборную 5:1 и команду под Новый год принял Романцев.