Бывший защитник «Зенита» Артур Белоцерковец: Меня вытащили с того света

Быстрый, смелый, самоотверженный. Кто помнит «Зенит» начала и середины девяностых, тот помнит Артура Белоцерковца.

О многих игроках того поколения в последние годы что-то слышал. О нем — ничего. Как сквозь землю провалился.

Но выяснилось, что Артур никуда не проваливался, «живет без всякой славы средь зеленыя дубравы» в славном Зеленограде, что под Москвой, воспитывает детишек, занимается любимым делом, мечтает. Почему бы в его возрасте не мечтать?

Впрочем, всего этого могло не быть.

Маленькое несчастье

— Как судьба занесла в Зелено­град? — переспрашивает Артур. — Володя Кулик (бывший игрок «Зенита». — «Спорт День за Днем») предложил, говорит, приезжай в «Титан». Президентом клуба был Фальков Сергей Владимирович. Тренировал команду Геннадий Костылев. Играли во второй лиге. Были тут молодые ребятишки, надо было им помочь. Кроме нас с Куликом еще Андрей Сметанин был, Витя Новоченко. Четверо «дядек».

Мы со своей задачей справились. По окончании сезона-2003 шесть или семь пацанов забрали в «вышку», можем себя считать причастными к воспитанию чемпиона мира по пляжному футболу Андрея Бухлицкого. Только у меня случилось маленькое несчастье.

— Что именно?
— Готовились к игре. Плохо стало. Свалился. Кровоизлияние в мозг. Инсульт так называемый. Володя Кулик отвез в больницу. Он же был женат на моей родной сестре Людмиле, родственники. Вот… Месяц там провалялся. Так с футболом закончил. Началась немного другая жизнь (улыбается).

Спасибо большое хочу сказать Сергею Фалькову, Володе Кулику и, конечно, маме с сестрой. Они в той ситуации сделали все, чтобы я остался жив. В реанимации лежал. Левая сторона тела практически отказала. Говорил с трудом. Долго восстанавливался.

— Это могло быть как-то связано с футболом?
— Были обстоятельства личного характера. У меня на тот момент сынишка в Питере был, полуторагодовалый. Поздний ребенок, очень долго его ждал. Жена, впрочем, не так сильно меня любила, чтобы ездить со мной, как декабристка, по городам и весям. У нее находились какие-то дела-заботы, кроме как быть рядом с мужем. А я незадолго до всего случившегося встретил другую девушку. Свою нынешнюю супругу Олю. Во всем великолепии, как говорится…

— Это как?
— Возле дома заглянул в кафе перекусить. Заходит во всем белом красивая девчонка с двухметровым детиной. Увидел. Понравилась. Я на нее смотрю, она на меня. Отошли в сторону. Спросил у нее телефон, она дала. Судьба.

 

— Двухметровый детина — это кто был?
— Я не знаю. Мне это неинтересно было в тот момент (смеется). Он нам не мешал. Мне кажется, она ждала такого, как я, а я ждал такую, как она. Вместе с Олей перенес несчастье. Она меня не бросила, зная, что я могу стать инвалидом и кем угодно. Ну и с мамой, конечно. Они вытащили. Я даже день знакомства с Олей запомнил — 10 августа. Ровно через год она мне подарила сына. А тогда… Наверное, вся эта ситуация как-то повлияла. Очень тяжело было расставаться с сыном.

— В футбол, как я понял, ты играл до кровавых мозолей?
— Ну да. Когда навещал сына в Питере, заезжал в диспансер. Из одного колена, из другого по пол-литра жидкости выкачивали. Большой футбол… все-таки большой футбол. Надо уметь вовремя заканчивать. Смотришь сейчас на некоторых футболистов: они не могут показать того, что показывали раньше. Был на волне — хорошо, волна закончилась, не тяни до последнего, уходи. Так сейчас думаю. Ребята далеко не бедные люди. И мысли напрашиваются сами собой. Преобладает меркантильность и, как следствие, неуважение к футболу, болельщикам. Может, и я переиграл в надежде хоть как-то прокормить себя и семью. Сейчас стараемся быть всегда в форме, животика не имеем, постоянно бегаем (улыбается). У меня совсем другая жизнь.

— Чем занимаешься?
— Володе Кулику в свое время предложили работу в «дочке» Газпрома. Я, когда пришел в порядок, к нему присоединился. Занимались организацией спортивных мероприятий для сотрудников, всем, что связано с корпоративным отдыхом.

— Главные физруки, в общем.
— Можно и так сказать. Сейчас параллельно занялся делом, связанным с футболом. Год назад получил лицензию категории С в Северо-западном центре лицензирования тренеров у Марка Рубина. Приехал в Москву, встретился с Евгением Ловчевым, сыном Евгения Серафимовича Ловчева, он генеральный директор Школы профессионального футбола. Тренирую там детишек. Надо поднимать молодежь, учить ее. Не дело, когда за наши клубы играют посредственные иностранцы. Возьмите тот же «Зенит». Что это такое — команде не нужен такой игрок, как Кержаков? Не понимаю этого. Многие не понимают. Хотя, как ни грустно осознавать, конечно же, все понимаю.

Взгляд Ларионова и левая Желудкова

— Когда ты оказался в «Зените» в начале девяностых, ситуация была прямо противоположной.
— Конечно. Это заслуга Вячеслава Мельникова, который тащил многих ребят из интерната, из школ, и Юрия Андреевича Морозова, доверявшего молодежи. Меня взяли из питерского «Динамо». Как раз там в армию должен был идти. В «Зените» сказали, что решат все проблемы, помогут поступить в институт. Какой питерский парень откажется от приглашения в «Зенит»?

— Сам же ты из «Кировца».
— Да. Замечательный был первый тренер — Василий Васильевич Корчигин. Помню, отозвал как-то в сторонку меня и еще кого-то из ребят. Спрашивает: «Хотите в “Зените“ играть?» Нам по двенадцать лет, кажется, мы хором: «Конечно!» — «А хотите за это еще и деньги получать?» — «А что, за это еще и деньги платят?» — спрашиваю. «Конечно». — «Сколько?» — «Рублей шестьсот-восемьсот». — «Да ну!» — «Ну если так, ребята, давайте не сачкуйте, делайте, что я говорю». Маме тогда очень тяжело было, на двух работах вкалывала, чтобы прокормить нас сестрой. Отец ушел, когда мне было шесть лет.

— Потом выступал за «Кировец» в чемпионате СССР?
— Да, во второй лиге. Произошел инцидент с тренером Александром Федоровым. Молодой был, дурной, вскипел, он тоже вскипел. И я оказался в «Динамо» у Владимира Пронина. Дальше был «Зенит».

— В «Кировце» начинал крайним защитником?
— Начинал нападающим, потом перевели в полузащиту, позже — в защиту. Бежал очень быстро, пробегал все поле, но подавал все время в «песочную яму». Никак не мог пас точный сделать (смеется). Всю сознательную жизнь в защите играл. Больше на правом фланге.

— И каково было в том «Зените», игравшем, как потом выяснилось, в последнем чемпионате СССР?
— Команду тренировал Юрий Андрееевич Морозов. Помню, поехали на предсезонный сбор. Играем турнир в Душанбе. Финал. «Памир» — «Зенит». В команде в числе прочих — те, кто выиграл чемпионат СССР 1984 года. Меня выпустили во втором тайме. «Зенит» выигрывал 1:0. Я сделал пенальти в свои ворота, слегка коснулся игрока, судья только этого и ждал. 1:1. В дополнительное время счет не изменился. И вот — серия одиннадцатиметровых. Юрий Андреевич подходит: «Бить будешь?» — «Буду». Ударил, конечно, мимо. Вечером — собрание. Юрий Андреевич достает список, начинает зачитывать: «Бирюков — ноль процентов, Ларионов — ноль процентов, Желудков — ноль процентов, Долгополов — ноль процентов, Белоцерковец — сто процентов». Дело касалось премиальных. Для меня это шок был! Начал прятаться от старших товарищей.

— Юрий Андреевич, наверное, так пытался вселить в тебя уверенность.
— Подозвал в самолете, говорит: «Артур, ты же игрок национальной сборной!» Он любил «немножко» выпить. Говорю: «Спасибо большое, буду работать!»

— А прятался от старших товарищей почему?
— Чувство вины за пенальти. Такое ощущение было, что к каждому из них в кошелек залез. Прятаться не прятался, а в глаза смотреть долго не мог. Это же легенды! Я в детстве ходил «на Кирова», болел. И вдруг с ними в одной команде. Знаете, какой взгляд у Николая Ларионова был? «Хороший» такой, мужской. Посмотрит — и сразу понимаешь, что надо делать и как. Не знаю, есть ли сейчас такая «преемственность», я прошел эту школу.

— Чем был крут Желудков?
— Как чем? Весь город, вся страна знали про его левую! Кто у нас сейчас может исполнить штрафной удар так же, как это делал Юрий Желудков? Про какую точку на поле можно сказать, что это, например, точка Кокорина? Ну нет же такого. За что любят игрока? За то, что он в отборе играет, что ли? Нет, за то, что отдает пасы, забивает голы, умно играет. Такие, как Желудков, Брошин, учили нас играть в футбол. Меня, конечно, в меньшей степени. Мои товарищи в этом плане — защитник Дима Быстров, Владимир Долгополов, Сергей Веденеев, вратарь Андрей Мананников. «Тащил» такие мячи, что я диву давался. Мы в «Зените» играли в три защитника — последний и два персональщика. И когда «твой» нападающий бьет по воротам, а «божественная» рука Андрея вытаскивает мертвый мяч, это непередаваемые ощущения. Спасибо, Андрюха!

— Мананников пришел в «Зенит» в разгар чемпионата 1992 года, когда команда оказалась в высшей лиге российского футбола и боролась до конца за то, чтобы в ней остаться.
— Не получилось, к сожалению. Желания было много. Наверное, мы не такие были хорошие футболисты, как о нас говорили. Я не такой хороший был защитник. Чего-то не хватало.

— А как же разговоры о том, что «Зенит» был самой бедной командой?
— Ну что сейчас говорить о бедности, богатстве, купле, продаже, интригах. Мое дело — выходить и играть. Не люблю обсуждать дела, которые не украшают футбол, от которых страдают работающие в нем люди. Взять недавний пример с тренером «Урала» Виктором Гончаренко. Понятно, что есть какие-то силы, которые влияют на футбол.

— Из «Зенита» образца 1992 года многих звали в другие клубы.
— Мне тоже был звонок. Из киевского «Динамо». Но я тогда подумал, что надо поднимать питерский футбол. «Какой Киев? Куда поеду от мамкиной титьки?» Испугался. Остался в городе.

— Кто звонил-то?
— Не помню. Только фразу «Лобановский хочет тебя видеть» запомнил (улыбается). И то, что все у меня будет хорошо и замечательно. Еще вроде бы Лешку Наумова, Олежку Дмитриева звали. Не знаю точно, куда.

— Сразу Киеву отказал или взял время на размышление?
— Я в тот момент дар речи потерял, честно говоря. Не знаю, чего сказал. Но больше звонков не было (смеется).

— Из Киева два раза не звонят.
— Для меня авторитетов тогда не было. Я был уверенный в себе защитник (улыбается). С пасом, конечно, были проблемы, но чтобы меня кто-то один в один обыграл — не мог такого позволить. Иногда смотрю, как сейчас защитники играют, и думаю: «Слабовато. Не хватает цепкости, жесткости, быстроты». Есть в «Зените» один иностранец, который, честно говоря, не радует своей игрой. Именно в оборонительном плане. С мячом у него все замечательно, с отбором, мне кажется, могло бы быть лучше.

— Кришито?
— Нет, Кришито неплохой крайний защитник. Я про Нету.

«Анатолий Федорович, в кассе будет легче»

— Не пожалел, что остался тогда в «Зените»? Тем более на будущий год собирались вернуться в высшую лигу.
— У многих тогда были хорошие предложения. Не зря же нас в молодежную сборную забирали. У «Зенита» тогда не было средств, чтобы пиарить своих футболистов, куда-то их потом продавать. Мы хотели биться за город. А к сборной у меня было странное отношение.

— В смысле?
— Я учился в спортивном интернате Питера. Там ребята в костюмах с надписью «СССР» ходили. И для меня, честно говоря, других букв не существовало. Смотрел на них и думал: «Вот это люди!» И вдруг в один прекрасный момент вместо СССР — какое-то СНГ, потом Россия. Все развалилось. Для меня это шок был. Никак не мог переварить. Советский Союз — это была сила! А сборная России… Не мог тогда отнестись к ней серьезно, захотеть в ней играть. Когда мой первый тренер спросил, хочу ли я играть в «Зените», помню, поставил себе такую цель. Добился ее, потому что мечтал об этом с детства. Дальше была задача удержаться в «Зените», быть игроком основного состава. Предел мечтаний. О чем-то более высоком не думал. Может, из-за этого остановился в росте.

— «Зенит» в те годы сам несколько раз был при смерти.
— Тогда всей стране было тяжело. Нормальные деньги я увидел, наверное, только при Анатолии Федоровиче Бышовце.

— Кто б сомневался.
— Можно говорить о Бышовце все что угодно. Но это мужик! Для футболистов делал нормальные премиальные. После сезона, проведенного в «Зените» под руководством Бышовца, отложил, помню, около тридцати тысяч долларов. На одних только премиях. Зарплата была тысяча долларов в месяц.

— У Анатолия Федоровича все продумано.
— Помню, играли против «Спартака» в Кубке на «Торпедо». 1:0 победили. Тихонов еще тогда с Титовым нас так закружили, что у меня ноги подкашивались. Против «Спартака» всегда тяжело было играть. Анатолий Федорович после матча в автобусе спрашивает: «Что, Артур, тяжело?» — «Нормально, — говорю, — в кассе будет легче» (смеется). Пять тысяч долларов — это были максимальные премиальные за одну игру, полученные мною за всю футбольную карьеру. И все Бышовец. Спасибо ему.

— Как тренер он что тебе дал?
— Неплохой психолог. Человек, который умел настроить и требовать. По крайней мере мне никогда не давал расслабляться. Были у меня матчи хорошие, были не очень. Но на установке всегда переживал: в составе я или нет? Потому что Анатолий Федорович в любой момент мог подойти, своим фальцетом спросить: «Артур, а ты уверен, что будешь завтра играть?» Я, конечно, мог думать что угодно, но уверенности не было. Даже если ты хорошо сыграл предыдущий матч. Бышовец говорил, что надо всегда работать на сто десять процентов. Полностью согласен! Потому что если человек даст себе слабинку сегодня, завтра она станет нормой. Это, как говорится, более легкий путь. К изречениям Анатолия Федоровича — пусть из Библии, пусть еще откуда-то — можно относиться по-разному. На мой взгляд, это все правильные вещи.

— Чему он научил тебя как форвард, знающий повадки защитников?
— У нас, скажем так, были разногласия. Сейчас понимаю, чего Бышовец хотел, а тогда… Скажем, когда я играл против какого-то нападающего, то прекрасно знал, что по-любому мячик у него отберу. А Бышовец говорил: «Нет, Артур, ты должен занять позицию на бровке, пускать соперника в центр и ждать, когда прибежит человек и поможет тебе отбирать мяч». Помнишь, как в том фильме «Занять позицию у арматурного склада…» (Смеется.) «Анатолий Федорович, — говорю, — я сам с ним справлюсь!» Он таким твердым голосом: «Нет, ты должен это делать». Я понял: есть командная дисциплина, есть «парность» в отборе, которую все должны соблюдать.

— А ты, значит, мячик хотел отбирать.
— Первое время очень. Но смотрел на скамейку запасных — там тоже сильные игроки сидели. Такие, например, как Дмитрий Давыдов. Он меня подзуживал: «Артур, скоро ты себе кожаные штаны купишь, чтобы сидеть, а я буду играть!» (Смеется.) Поэтому выполнял требования тренера. Если ты их не выполняешь — окажешься на скамейке. Бышовец все-таки тренер, выигравший Олимпиаду, ему виднее. К тому же результат у «Зенита» был. Когда я потом ушел в тульский «Арсенал», там мог делать то, что умею лучше всего. У Евгения Кучеревского были свои взгляды на футбол. У Анатолия Федоровича — не мог.

— Застал момент, когда Бышовец ушел из «Зенита»?
— По окончании сезона 1997 года я уехал в Китай. До этого мне прооперировали оба колена. Отпуск закончился, встречаю Бышовца, он говорит: «Артур, мне инвалиды не нужны». Я его прекрасно понял как тренера. Подвернулся вариант с Китаем. Поехал туда. С Ахриком Цвейбой, Олегом Ереминым. Но Китай не моя страна. Долго там не смог продержаться. Тут как раз звонит бывшая супруга: «Анатолий Федорович хочет видеть тебя в “Зените“». Примчался в Питер. Забежал сразу к Виталию Леонтьевичу Мутко. Говорю: «Меня Бышовец хочет видеть». Подписал контракт на тех же условиях, что были, больше мне не надо. Встречаю потом Бышовца. Он уже в курсе. Спрашивает: «Артур, а ты уверен, что будешь у меня играть?» В общем, у него были свои взгляды на меня. Оказалось, не так нужен.

— Уехал из Питера?
— Виталий Леонтьевич предложил продолжить карьеру в Саратове. Приехал в Москву на переговоры, мне сказали: сейчас получишь столько, после сезона — остальное. Я как-то засомневался. После этого испортились отношения с руководством «Зенита». Сам искал себе клуб. Звал Валерий Овчинников, я отказался. Потом позвонил Евгений Мефодьевич Кучеревский, с удовольствием поехал к нему в Тулу, тем более что тульский «Арсенал» тогда был на слуху, гремел в первом дивизионе. Двенадцать бразильцев в команде! Кучеревский на тренировках устраивал матчи «бразильцы против славян».

На стороне Зидана

— До Бышовца у тебя в «Зените» еще был Садырин.
— Павел Федорович всей душой был в футболе. Импульсивный. Мог хорошо настроить на игру, чувствовал футболистов. Но помощник у него был… Слишком много, на мой взгляд, Садырин его слушал. У меня с ним сразу отношения не сложились.

— «Зениту» надо было возвращаться с Садыриным в 1995-м в высшую лигу.
— А он на свой новенький автомобиль, иномарку, номер повесил: «666». И мы пять туров не можем выиграть. И Белоцерковец сидит на скамейке, думает: «Все, блин, сколько же можно? Наверное, больше не доведется выйти на поле». После пятого тура на машине Садырина появляется вдруг новый номер: «777». Ко мне Георгий Иванович Вьюн подходит: «Ты сегодня в составе». «Да ладно! — говорю. — Неужели?» И как-то пошло. Павел Федорович, помню, вывез нас на природу, заставил хорошо покушать. Сказал: «Ребятки, пока не договоритесь, как будете играть, отсюда не уедете» (смеется). Мы сели, поговорили, объединились. Садырин тогда пригласил много новых футболистов. Коллектив не сразу сложился. А коллектив должен быть. Вспомните, «Спартак» и «Локомотив», например, прошлого сезона. Видно было, что на поле нет команды, каждый решал какие-то свои задачи. Так было и тогда в «Зените». До пикника. Потом заиграли, поднялись в высшую лигу.

— У Садырина какие требования были к крайнему защитнику?
— У него я персональщика играл. Действовали в три защитника, роль крайних выполняли полузащитники. Я опекал одного из нападающих.

— И кто твой «любимый» форвард?
— Был такой Сережа Рыбаков. Мы с ним еще по детям вместе играли. Он лучшим в «Скороходе» был. И потом, где бы ни пересекались, всегда испытывал огромные проблемы. О других такого сказать не могу.

— Неужели никто не выводил из себя?
— (Задумывается.) Играли как-то с «Шинником». Там такой Яблочкин. Довольно-таки классный форвард. После одного эпизода взял и плюнул в меня. А я, недолго думая, в «репу» ему дал. А судья взял и красную мне показал. Команда наша 1:2 проиграла. Когда они к нам играть приехали, я был ужасно зол на Яблочкина. Говорю судье: «Там у них парень играет, плюнул в меня в прошлый раз. Дай три момента». Он: «Давай, Артур, только аккуратненько». Ну я его один раз «приложил», второй… На третий желтую получил. Передал клиента Максу Бокову, дальше он его уже «окучивал». Яблочкина в итоге заменили. Он извинился.

— Дошло, значит.
— Для меня это была подлость. В эпизоде, когда повздорили Зидан и Матерацци в финале чемпионата мира, я на стороне Зидана. Или взять сейчас случай: бразилец из «Терека» спровоцировал Кокорина, тот его ударил, получил красную карточку. Ненавижу подлость, когда люди что-то исподтишка делают. По жизни это наказывается. Нельзя так поступать. Обидно, что Кокорин получил два матча дисквалификации. А бразилец, который сначала Дзюбе нос сломал, потом Кокорина допек, — ничего. Это провокатор, как сказал бы Бубнов! (Смеется.)

— Ты бразильцев хорошо знаешь, играл с ними в «Арсенале».
— Там были хорошие бразильцы — Андрадина, Даниэл, Самарони, Карлос. Мне было комфортно с ними в одной команде. Пусть я и занимался исключительно разрушительными действиями. Знал: они придумают что-нибудь в атаке. Классная была команда — Валерка Климов, Дима Кузнецов, Миша Синев, Саша Призетко, Рамиз Мамедов…

— Три бразильца, говорят, уже банда.
— Не надо — нормальные ребята (смеется). По менталитету близки к славянам. Мы были командой. Собирались вместе, они не кучковались отдельно.

— А зачем бразильцы против славян на тренировках играли?
— Интересно было. Пытались доказать бразильцам, что не только они в футбол играть умеют. Бразильцы — технари, мы — разрушители, почти всегда выигрывали. Не против были сходить за их счет в ресторан (улыбается).

— Под руководством Кучеревского уверенно себя чувствовал?
— Да. Потом случилось так, что в клубе, видимо, закончились деньги. Пришел Леонид Буряк, новый тренер, помнишь, наверное, такого? Прекрасный человек, выдающийся футболист, как тренер тоже становился лучшим на Украине. Но не в «Арсенале» — все из-за околофутбольной ситуации.

— С ним еще перепутали Буняка, когда выбирали тренера для элистинского «Уралана».
— Да! (Смеется.) Но и Кучеревский — классный специалист. Мне кажется, для тренера главное — найти в команде что-то такое, за счет чего она может играть, наладить это и не менять, если получается. Так было в «Арсенале». И у тренеров, под руководством которых играл в «Зените». Имею в виду игровой рисунок.

— После «Арсенала» отправился в Липецк?
— Черная страница моей биографии. Там ребята занимались не футболом, а зарабатыванием денег. Не хочу об этом говорить, неприятно.

— В липецком «Металлурге» были времена, когда тренер игроков в лес вывозил, чтобы дать установку.
— В лес в Раменском вывозили. В Липецке президент клуба заходил в раздевалку, тряс деньгами, кричал: «Вы понимаете вообще, что делаете?! За эти деньги с вами я не знаю, что могут простые работяги сделать!» После матча — все на базу. Подъем — в четыре утра. Команду везут на Новолипецкий металлургический комбинат. Смотрим, как сталевары там вкалывают за сто долларов. А мы такие веселые… Правильно, надо футболистов иногда приземлять, показывать, как обычные люди живут. Всегда с уважением относился ко всем профессиям. И вот там, на комбинате, мне реально было стыдно. Слышали бы, что болельщики «Металлурга» с трибун кричали…

— Президент таким образом к вашей совести взывал?
— Пытался сделать так, чтобы игроки хоть что-то поняли. Видимо, не получилось. Я уехал оттуда, не дождавшись окончания срока контракта. В одесский «Черноморец». Познакомился там с Анатолием Байдачным.

— Большая удача.
— Точно. В Одессе на улице плюс сорок. Подходит помощник главного тренера Юрий Аджем: «Артур, если сегодняшнюю тренировку выдержишь, подпишешь контракт, нет — не обижайся». Я в итоге не выдержал. Обезвоживание организма, солнечный удар, судороги. Страшная картина. Пробыл в «Черноморце» дней пять, а в клубе меня, наверное, до сих пор помнят. Ребята после той тренировки везли меня на базу как дрова. Потом — под капельницу, три дня в себя приходил. Аджем говорит: «Давай, Артур, езжай отсюда, климат тут не тот». «Согласен», — отвечаю. Уехал в питерское «Динамо».

— Такие нагрузки сумасшедшие Байдачный давал?
— Нет, это я такой из Липецка приехал.

Первый и единственный

— В питерском «Динамо» оклемался?
— Понимал, что карьера идет вниз. Главная причина — мои колени, которые Юрий Андреевич Морозов «посадил» при первом нашем знакомстве (смеется). Те нагрузки, которые давал Юрий Андреевич в манеже Василия Алексеева, — это что-то! Сумасшедшее количество прыжков! Просыпался я со слезами. Первым делом шел в ванную. Но не для того чтобы помыться. Наливал горячую воду, ложился — нужно было, чтобы мышцы отпустило, чтобы они согрелись. Идешь и с ужасом понимаешь, что сейчас снова надо прыгать. Потом — вторая тренировка, в манеже на Бутлерова. Я в конце концов не выдержал. На одном из последних занятий захромал — якобы дернул заднюю. Юрий Андреевич не поверил, кричит доктору: «Быстро его в травмпункт!» Привезли меня в «травму», думаю: «Господи, я же “закос“ устроил! Сейчас меня на аппаратуре всего рассекретят!» Лег под аппаратуру, врачи смотрят на меня в ужасе: «Молодой человек, а как вы до сих пор ходите? У вас мышцы не сокращаются, задубели!» На неделю положили в клинику к обычным больным, курорт мне устроили, в карты там играл, ничего не делал (смеется). «Зенит» в это время уехал на какой-то турнир. Зато потом, когда я вернулся на поле, просто летал! Ног под собой не чувствовал! Сказалась база, заложенная Морозовым. Но это были самые тяжелые тренировки в моей жизни.

— Ты один не выдерживал?
— Мне это было неинтересно (смеется). Я вообще в то время ничего не соображал, ни с кем не разговаривал, так уставал.

— Как выглядят сейчас твои колени?
— Теперь жена удивляется: как ты, мол, передвигаешься?

— В 2002-м ты еще в казахстанском «Женисе» оказался.
— Олег Еремин, мой хороший друг, постарался. Он стал агентом, это была, кажется, его первая сделка. Слетали в Астану, договорились об аренде. Второй круг там провел, выиграли Кубок Казахстана.

— Там тоже жарко?
— Жарко. Но у меня состояние было не такое, как после Липецка (улыбается). Нормально перенес. Футбол там поднимался. Поля, конечно, не везде хорошие. Вообще, когда смотришь на современные поля и вспоминаешь, на каких сам играл, — день и ночь. Сейчас некоторые ребята в большом футболе мячи останавливают как в мини-футболе — стопой. Когда мне было шестнадцать, взрослые товарищи быстро отучили от такого приема. «Ты где играешь, в зале, что ли? А если мяч от кочки отскочит?»

— Потом в твоей жизни случился «Титан» и все, что с ним связано?
— Ну да.

— Смотрю статистику твоей карьеры, которая продолжалась четырнадцать лет, не пойму: голы вообще у тебя были?
— Да.

— Все помнишь?
— На тренировках забивал (смеется). Я далеко не великий футболист или что-то такое. Когда-то очень хотел — может, даже больше, чем другие, — оказаться в «Зените». Судьба вела меня туда. Из «Кировца» попал в питерское «Динамо». Вышел в первой игре левым полузащитником, забил гол, тренер Пронин говорит: «О, такие люди мне нужны!» Но этот гол так и остался единственным в официальных матчах моей карьеры. В товарищеских забивал, в официальных — нет. Уникальный футболист, можно сказать (смеется).

— Неужели не было шансов?
— Вспоминаю тот же «Арсенал». Играли в Камышине против «Текстильщика». Последние минуты матча. Подключаюсь на угловой, мяч летит на линию вратарской, бью в угол аккуратненько, чтобы не промазать, но, откуда ни возьмись, руки вратаря — гола нет. В том матче как раз решалась судьба Евгения Кучеревского. Заходим в раздевалку после игры, Мефодьевич говорит: «Ребята, я с вами больше не работаю». Со всеми прощается. Ко мне подходит, обнимает по-отечески. Мне так тяжело на него смотреть! А у него в глазах ни злости, ничего. Запомнился момент.

— Общаешься с кем-то их тех, с кем играл в «Зените»?
— Хорошо общаюсь с Денисом Машкариным, Олегом Ереминым, Женей Ловчевым, Игорем Зазулиным, Сергеем Герасимцом. На одном из матчей «Зенита» видел Костю Лепехина, Сашку Горшкова. Перекинулись парой фраз.

— Сколько у тебя детей?
— Трое. Денис, Артем и Тимофей. Старший, ему тринадцать, играет в Петербурге за «Невский фронт»-2 нападающего. Средний, на два года младше, — в зеленоградском «Спутнике», тоже форвард. Младший, шесть лет, — вратарь, как Лодыгин. Было у отца три сына — и все футболисты (смеется).

— Супруга работает?
— Занимается воспитанием детей. Мужики должны заниматься своим делом, женщины — своим. Хотя она у меня с красным дипломом институт окончила. Ей говорили, что далеко пойдет в профессии. А она пошла в роддом, потому что забеременела (смеется). Выбрала семью. За что ей очень благодарен.

— О чем мечтаешь?
— Стать тренером. Мечтаю о шансе, который вернул бы меня в большой футбол. Когда сдавал экзамены в Питере, судьба свела с Германом Семеновичем Зониным. Когда послушал, как он жил, работал, понял, что хочу быть таким же. После экзамена он посмотрел на меня, сказал: «Все получится!»

— Сам веришь?
— Стараюсь верить в лучшее. Сейчас ситуация в футболе да и в мире меняется, оздоровление началось. Скоро перестанут платить сумасшедшие деньги, уверен. Премиальные за игру должны составлять основную часть заработка игрока. Должна быть мотивация выходить в «основе»! Игроки будут ближе к болельщикам, футбол начнет возвращать себе популярность. Я же хочу быть достойным тех, под чьим руководством играл. С тренерами мне, считаю, очень повезло.