Человек со шрамами

Николая Георгиевича Пучкова многие считали коренным ленин­градцем. Величайший вратарь и выдающийся тренер родился в Москве. Играл в Москве, очень многого добился в столице. Где-то в середине восьмидесятых я спросил у него, считает ли он себя питерцем. Он очень удивился, показалось, не понял поначалу, о чем я, задумался и ответил почему-то по-одесски: «А кем же?»

Это сейчас мы рассчитываем на западных хоккейных специалистов. Вратарю Николаю Пучкову рукоплескал весь мир. Тренера уважала вся Европа. Его два Кубка Шпенглера — не шутка.

Человек, поднявший ленинградский хоккей на высоту, о которой до него и не мечтали, в городе на Неве оказался в известной степени случайно. Армеец перебрался с возрастом из ЦСКА в СКА продлить немного карьеру.

И остался. Навсегда.

Газеты не ошиблись

И начался подъем СКА. В 1967-м армейцы с Невы перебираются в только что отстроенный «Юбилейный». «Подарок ленинградцам к юбилею Великой Октябрьской социалистической революции», — твердили «Правды» центральные и региональные, радио и телевидение, и, как ни странно, на сей раз попали в точку. Подарок, да какой! Правда, без Пучкова и его незабываемого СКА был бы подарок существенно девальвирован.

Питерская команда в эпоху тотального превосходства ЦСКА над всеми соперниками (которых и назвать-то так язык не поворачивается) давали в «Юбилейном» бой подопечным Анатолия Тарасова, отбирали у чемпионов очки, иногда и обыгрывали. Звездному ансамблю, собранному Тарасовым со всего Советского Союза, успешно противостояли питерские парни Николая Пучкова.

Аншлаг в «Юбилейном» на матчах СКА с московскими командами («Спартак», «Динамо», «Крылья Советов» — эти столичные клубы обычно выстраивались в таблице вслед за ЦСКА на почтительном отдалении от флагмана) — норма жизни. Очередь в кассы за билетами занимали с вечера, по ночам жгли костры, милиция сочувствовала, не разгоняла.

Женщин тогда не было видно ни на футболе, ни на хоккее. В «Юбилейный» ленинградки пошли на Пучкова. Слово «харизма» в русском языке тогда еще отсутствовало. Человек с 47 шрамами на медальном, словно скульптурном лице был потрясающе красив. Держался за бортиком подчеркнуто невозмутимо, и был в этом особый шарм.

За Пучкова

Женщины любили его, он, без сомнения, это знал (весь город знал), но делал вид, что ему это все неинтересно. Он держался несколько отрешенно, казалось, жил хоккеем.

В этом был свой артистизм. Внешне никаких эмоций, бросаний чепчиков после победы, ломания клюшек после неудачи.

Белым как мел он был на моей памяти лишь раз: в 1971 году, в Москве, в финале Кубка СССР, когда уже к концу первого периода стало ясно, что СКА не светит. К концу матча он уже выглядел нормально. И ребятам не дал расслабиться. Не было времени переживать. В тот год СКА Пучкова завоевал первые медали в своей истории. Особых материальных стимулов не было. Питерские хоккеисты бились за город, за команду, за Пучкова.

Находкой для журналистов Николай Георгиевич не был. Пробиться к нему — не проблема, а вот разговорить…

Он был безукоризненно вежлив, на вы с хоккеистами, словно футбольный Борис Аркадьев. Был обласкан наградами, но говорить об этом не любил. Я так и не смог когда-то добиться от него ответа на вопрос, за что он получил звание «Заслуженный работник физической культуры Армянской ССР».

Тарасов в раздевалке пел «Интернационал». Пучков вообще не пел прилюдно, находил для ребят одно-два точных слова. Недолюбливал эстраду. Предпочитал рок и классику. Что нетипично для хоккейного тренера. Типичным он и не был. Может, потому и выигрывал? Создавал? Творил?

Нет второго Пучкова. Но очень хочется, чтобы у руля СКА встал творческий, самозабвенно преданный делу человек.