Чемпион США и СССР по шахматам Борис Гулько: За все надо платить

Золотой век шахмат — это характеристика времени расцвета древней игры, когда в турнирах блистали великий комбинатор Михаил Таль и несгибаемый Тигран Петросян, неистовый Виктор Корчной и азартный Ефим Геллер, денди Борис Спасский и расчетливый Лев Полугаевский, блистательный исполнитель оперных арий и романсов Василий Смыслов и великолепный пианист Марк Тайманов. Еще нет-нет да и позволяли себе тряхнуть стариной неувядаемые гении прошлого Михаил Ботвинник и Давид Бронштейн. Великая эпоха не могла не способствовать появлению новых звезд, и без тени робости, отбрасывая забрала, Борис Гулько и совсем юный Гарри Каспаров успешно атаковали чемпионов и экс-чемпионов.

Выражение «золотой век шахмат» стало крылатым, авторство международного гроссмейстера Бориса Гулько как-то подзабылось. Чего о самом Борисе Францевиче никак не скажешь. Да такого и не забудешь — его достижения уникальны. Чемпионов мира сегодня немало, а вот чемпион и СССР, и США — один Гулько. Есть, правда, шахматистка с такой же коллекцией наград в двух этих странах — Анна Ахшарумова. Выйдя замуж за Бориса Гулько, она сменила свою девичью фамилию, к моменту свадьбы уже знаменитую.

Самая титулованная чета в борьбе за Корчного

Второй столь титулованной четы в шахматном мире совершенно точно нет. Но пара Гулько — Ахшарумова знаменита не только этим. Когда советские власти организовывали коллективное письмо всех гроссмейстеров одной части суши с единодушным, непременно единодушным, осуждением «отщепенца» Корчного, петицию не подписал чемпион СССР, что означало провал всей акции. Этот титул принадлежал тогда Борису Гулько. Анна и Борис после этого подали заявление с просьбой разрешить им перебраться в Израиль. Но чемпионская чета угодила «в глубокий отказ», причем надолго. Лишь в 1986-м, в горбачевскую оттепель, их выпустили из страны.

— Вы, Борис Францевич, почему письмишко не подмахнули? Корчному наплевать, он уже в Швейцарии, а вы… Вы же понимали, что подобные игры с властью с рук вам не сойдут.
— Во-первых, за все надо платить.

— За что? За Виктора Львовича Корчного?
— За самоидентификацию себя порядочным человеком.

— Не дорого? Вы ведь могли остаться и вовсе без средств к существованию. Вас могли просто не пускать на турниры.
— Я тогда действительно был немного наивен. И я, и Аня, мы почему-то полагали, что вот подадим заявление — и нас выпустят.

— О господи, а как же пресловутое умение шахматистов просчитывать на несколько ходов вперед? Вы меня разочаровываете, гроссмейстер.
— Скорее, лишаю иллюзий. Это качество нам присуще только за доской. Кроме того, хорошо быть шахматистом, чемпиона СССР все-таки нельзя было замолчать, мне давали играть в домашних турнирах, гуманная была у нас власть (улыбается).

— Да-да, вегетарианское было время…

Пушкинский вопрос

— Я вам интересную деталь расскажу. Аня была любимой ученицей Михаила Ботвинника. Узнав, что мы подали заявление на выезд из страны, он поехал в ЦК и сказал: «Ни в коем случае нельзя выпускать Аню Ахшарумову, она может стать чемпионкой мира».

— Ого, я, кажется, нашел для себя ответ на пушкинский вопрос. Выходит, Борис Францевич, что гений и злодейство — две вещи вполне совместимые?
— Почему злодейство? Ботвинник был коммунистом по убеждениям. Кстати, это все он сам нам рассказал, убеждал остаться, обещал подмогу. Помню даже его фразу: «Я сам пойду в ЦК и добьюсь, чтоб к вам хорошо относились».

— Отдаю дань мудрости патриарха, однако его человеческие особенности по-прежнему не вызывают у меня симпатии. Ведь он не мог же не понимать, какую свинью вам подкладывает.
— Он был по крайней мере честен и искренен. Он считал, что за коммунизмом будущее, декларировал, что советский народ — лучший на планете.

— Я, пожалуй, больше не хочу говорить о покойном, а то нехорошо получится. Итак, власть была к вам с супругой удивительно гуманна, но вы-то оказались человеком неблагодарным. В 1981 году отказник Гулько выигрывает открытое первенство Москвы и на церемонии чествования зачитывает письмо, подписанное им и супругой Анной, с требованием выпустить из страны жену Корчного и его сына. Сына, замечу, нужно было еще для начала хотя бы выпустить из тюрьмы. Вы действительно верили, что это поможет Игорю и Белле Корчным? — Это была наша с Аней жесткая позиция, и мы считали недопустимым ее не озвучить. Мы понимали, что вряд ли сможем помочь семье Корчного, но надеялись, что нас услышат, кто-то еще присоединится к протесту.

Благодарности не дождался

— Вас впоследствии поблагодарил Виктор Львович?
— (После некоторой паузы.) Мы с Виктором Львовичем и в тот период не были близки, а сейчас… ну здороваемся, если встречаемся, не более.

— Гроссмейстер Корчной говорил мне, что из-за «советской блокады» пропустил более сорока международных турниров, что, естественно, не лучшим образом сказалось на его шахматной подготовке и результатах соответственно.
— Намек понятен, не подсчитывал, могу сказать проще. Став чемпионом СССР в тридцать лет, вновь стал шахматным профессионалом в тридцать девять уже в США.

— Это девять лет сидения в отказе со всеми сопутствующими мытарствами навели вас на мысль надеть кипу?
— Нет. Это уже в США. В США шахматы популярны. Ими занимаются миллионы детей, отлично зная при этом, что никогда эта игра не станет их профессией, потому что за нее не платят, то есть платят, но очень мало. Поэтому шахматы в Америке удел тех, кто уже приехал практикующим гроссмейстером и кому попросту некуда отступать.

— А у вашей супруги Анны были пути к отступлению.
— Да, поначалу Аня поиграла в шахматы, стала чемпионкой США, а затем занялась программированием. Зарабатывает намного больше меня.

— И моложе, простите, на десять лет. Завидую, гроссмейстер!
— Есть чему. У нас прекрасная семья.

Системы Каспарова и Илюмжинова

— Вам не кажется, что из-за отсутствия стройной и всем понятной системы выявления чемпиона мира интерес к шахматам падает?
— Все правильно, болельщицкое негодование вполне понятно. Между прочим, Михаил Ботвинник, о котором вы весьма нелестно отзывались, как раз и создал стройную систему определения чемпиона мира.

— А разрушил ее Гарри Каспаров. Потом он еще создал Международную ассоциацию гроссмейстеров (МАГ)…
— И ее разрушил. Гарик — талантливейший человек, но он немного напоминает мне Тараса Бульбу. Все, что он порождает, он же и убивает.

— Вы согласны, что илюмжиновская система не выявляет сильнейшего?
— Да какая же это система? Это так… подобие.

— А это надолго?
— Очень!

— Почему?
— Такая уж это организация — ФИДЕ. Напоминает ООН. Давно дискредитировала себя, давно ничего собой не представляет. Управляется странами третьего мира, которых там большинство, — и в ООН, и в ФИДЕ. Шахматы не прыжки и не бег, интеллектуальный вид спорта, им должны управлять делегаты стран первого мира, а что на деле и что они могут? У Илюмжинова есть деньги, для третьего мира это главное.

За все заплачено

— Положа руку на сердце, вы не жалеете, что упустили свой шанс стать чемпионом мира? Ведь он был, не мог не быть у чемпиона СССР времен золотого века шахмат. Или вы полагаете, что не все еще потеряно?
— Нет, время упущено, конечно, безвозвратно. Чемпионом мира мне уже не бывать. Я играю в шахматы потому, что жить без них не могу, ну и потому, что это моя единственная профессия. Немного жаль тех девяти лет. Но что поделаешь? Я же сказал, за все надо платить. И в этой связи ни о чем не жалею.