Директор по развитию

Познакомились мы достаточно курьезно. Лето две тысячи четвертого, Лиссабон, чемпионат Европы, самое начало месячной командировки. Вся бригада ВГТРК живет за городом, в курортном Кашкаише, а нас с Игорем Шалимовым почему-то разместили в центре португальской столицы. Двухкомнатный номер – в одной зале кровать, в другой – диван. Шалимов, слегка опешив от российского подхода к бронированию отеля («а что делать, Михалыч, бюджетная организация» – экономили тогда действительно на многом), оставил за мной право выбора комнаты. Было ли это тонким расчетом или безразличием, не знаю, но я выбрал отсек с диваном. Не исключено, что под влиянием «Понедельника» Стругацких –  одной из двух книг, поместившихся в мой чемодан.

Вася Уткин, примкнувший на том Евро к нашей комментаторской бригаде, не помню уже почему, прилетал в Лиссабон на пару дней позже остальных сил. Рейс у него (точно так же, как и наш отель) был не самым удачным, до города он добрался сравнительно поздно, и ехать с новой пересадкой в дальний пригород казалось невыносимо тяжелым испытанием. На Васю, измотанного дорогой и португальской жарой, было больно смотреть. Вдобавок, выяснилось, что рестораны уже закрылись – и вариантов перекусить, кроме как фастфудом, просто не имелось. Я сходил ему за гамбургерами-картошкой-еще-чем-то-подобным, коллега наспех отужинал в жаркой ночи и прикорнул на диванчике, еле поместившись на нем в длину. Пользуясь тем, что Шалимов отсутствовал, я стянул с его кровати матрас и соорудил себе чудное спальное местечко в свободном углу номера.

Утром за завтраком бывший капитан сборной говорил со мной строгим тоном: мол, ничего личного, но мы и так живем в двухместном («двухкомнатном, Игорь!» – «да какая мне разница!») номере, давай не будем устраивать из него общежитие. Я даже не пытался спорить, тем более что Вася, набравшись сил, уже отбыл в нужном ему направлении.

У отеля был чудесный небольшой задний двор – с крошечным бассейном, богатой растительностью и небольшим баром, практически безалкогольным, если бы не пиво и вино «Верде». По вечерам, если в этот день не было репортажа, я утаскивал поближе к зелени шезлонг, наливал себе бокал вина или чашечку кофе и читал, наслаждаясь одиночеством и тишиной. С Шалимовым мы друг другу не надоедали, он появлялся в гостинице фактически только на сон, да и то делал это, как правило, глубокой ночью. Обычно Игорь вел себя тихо, но через дня три после визита Васи я проснулся от шума в прихожей. В коридоре выстрелила дверь, потом кто-то что-то уронил, затем раздался незнакомый голос – веселый и расслабленный. Этот голос спорил с шалимовским, хохотал, что-то рассказывал, пока, наконец, не захрапел – с веселыми, чисто русскими переливами и подсвистами.

Конечно, на завтраке я с удовольствием вернул Шалимову все его фразы про общежитие, бардак, фигню и так далее. Коля Писарев, с которым мы познакомились несколько минут назад, весело поддакивал, очаровывая с первых же минут знакомства.

Он тогда то ли жил в Испании, где у него имелась недвижимость со времен выступлений за местную «Мериду», то ли просто выбирался наездами в страну, ставшую для него едва ли не второй родиной. В России тогда про него говорили мало и редко, в основном когда речь заходила о наших легионерах, осевших за границей. Представить, что они – Писарев, Онопко, Карпин, Черышев – через несколько лет начнут возвращаться домой, было просто невозможно.

Писарев вскоре уехал, растворившись с легкостью недавнего сна. Я, кажется, даже не успел ему сказать, как долго и безуспешно пытался повторить, играя с ребятами во дворе, его чудо-гол «Леху» – ножницами, после подачи с фланга.

* * * 

Его увлеченность пляжным футболом казалась забавой. Вот придумал себе человек занятие – чтобы не забыли, чтобы можно было потусить изредка в удовольствие с мячом в хорошей компании. Пляжный футбол лет шесть назад воспринимался барской забавой, вроде чемпионата Рублевки или ветеранского турнира зимой под крышей. Тренер сборной, ну-ну.

Тем удивительнее было наблюдать, как эта самая сборная, созданная вроде бы по испанским лекалам – песок на берегу моря, мяч и компания бывших звезд, превращается в нечто новое, сугубо профильное. А главное, по-настоящему профессиональное.

Поразительно, что самый медальный и титульный год для сборной России в пляжном футболе прошел без Писарева. Притом что команду эту – от подбора игроков до выбора тренера и тактики – подбирал и растил именно он. Но, сделав шаг в две тысячи десятом к возвращению в футбол большой, Писарев, как показалось, постарался умышленно дистанцироваться от любой ассоциации с мячом на песке. Подчеркивая в каждом интервью свою новую роль – спортивного директора РФС, главного тренера молодежной сборной и даже, что, наверное, не вполне верно, члена тренерского штаба первой сборной. Однако пляжники своего отца-основателя не забыли и после каждой новой большой победы благодарно вспоминали того, кто заложил такой фундамент для прошлогоднего триумфа.

Мне кажется, что Писарев, как человек умный, имеющий склонность к постоянному самосовершенствованию и отменную интуицию, очень четко почувствовал, какие требования предъявляет сегодняшняя футбольная среда к главному тренеру. Он оказался отменным менеджером (люди, поработавшие в «молодежке» с несколькими его предшественниками, отмечают, насколько четче, дисциплинированнее и раскованнее стало все учебно-тренировочное бытие команды на сборе) и хватким тренером. А также проявил себя многообещающим дипломатом. Сразу вспомнилось, как давным-давно он перехитрил мощную советскую систему во главе с великим функционером Вячеславом Колосковым. Именно перехитрил, а не нагнул или протестно вымучил нужный ему результат.

В 1989 году за границу стали уезжать первые советские игроки. Бородюк, Заваров, Алейников, Дасаев, Беланов, которым давали возможность завершить карьеру в лучших европейских клубах и неплохо заработать. По существующему тогда закону могли покидать чемпионат СССР только ветераны. Футболисты моложе двадцати восьми лет права уехать не имели. Двадцатилетний Писарев, чтобы обойти запрет, написал письмо председателю Федерации футбола СССР (Колоскову, разумеется). В нем игрок сообщал, что решил закончить карьеру, собирается сменить профессию и просит отпустить его из «Торпедо». Колосков не возражал, и Писарев через месяц уехал – в Швейцарию транзитом через Италию.

Красиво? И остроумно. А люди с острым умом всегда были в цене.

Не случайно, наверное, Сергей Фурсенко, впервые отвечая на вопрос о россиянах, способных в случае форс-мажора заменить Адвоката в сборной, сначала назвал Писарева, а потом уже Шалимова, Красножана и Бородюка.

Причем назвал предельно уважительно – не просто по фамилии, но еще и по имени-отчеству.

Думаете, мелочь? Не знаю, не знаю.

* * * 

Кубок Содружества – еще одна звонкая монетка в тренерскую копилку Писарева. Из таких спокойных побед часто складывается репутация. Плюс комплименты от людей, вроде бы сторонних молодежной сборной, но все равно с интересом следящих за ее путем в этом цикле. После того как Аршавин публично похвалил работу Писарева, интерес к молодежке только вырос.

К самому Писареву внимание удвоилось после того, как он признался – хочу быть главным тренером сборной в 2018-м, на своем чемпионате мира. Он в системе, он успешен, у него все пока идет как по маслу.

Как-то все очень легко получается вроде бы?

Вот уж нет, здесь не согласен. Сразу вспоминаю то лиссабонское лето и улыбчивого веселого Колю Писарева. А сейчас – когда не так много лет прошло – вижу время от времени серьезного и задумчивого Николая Николаевича.

Серьезный человек стал, из которого тот, прежний, проглядывает лишь изредка.

Повзрослел, вырос. Этот путь редко бывает легким.

Не говоря уже о том, который лежит перед ним теперь.

«Истории» Ильи Казакова из еженедельника «Спорт день за днем» №3 (1-7 февраля 2012 года).