Две судьбы

Неважно, обогатит ли нынешний поединок гениев шахматную теорию, оба дали ей с избытком.

«Золотой век шахмат» — так другой выдающийся шахматист Борис Гулько назвал эпоху, в которой роли первых скрипок (первых досок планеты) исполняли Спасский и Корчной.

Как все-таки здорово, что в Элисте организован матч между двумя шахматными титанами — Борисом Спасским и Виктором Корчным! Какие глыбы, какие судьбы!

Неважно, обогатит ли нынешний поединок гениев шахматную теорию, оба дали ей с избытком.

«Золотой век шахмат» — так другой выдающийся шахматист Борис Гулько назвал эпоху, в которой роли первых скрипок (первых досок планеты) исполняли Спасский и Корчной.

Оба покинули страну, которую прославили. Время требовало покорности. Ее обоим не хватало. Несгибаемый Виктор — так коллеги называли Корчного. Он так и не смог стать чемпионом мира. «Карпову, чтобы войти в историю шахмат, непременно нужно было стать чемпионом, а я к моменту наших с ним матчей в Багио и Мерано свое имя в нее уже вписал», — это сказал мне Виктор Львович уже в XXI веке.

Борис Спасский стал десятым шахматным чемпионом. Чтобы завоевать это звание, кроме гигантского таланта потребовалась та самая несгибаемость, которую обычно вспоминают, говоря о Корчном.

В ту пору (60-е годы) была сложнейшая, многоступенчатая система отбора. Борис Васильевич выиграл претендентский цикл у великих шахматистов (Пауля Кереса, Ефима Геллера и Михаила Таля), но действующему чемпиону мира Тиграну Петросяну 29-летний Спасский уступил. Дважды подряд пройти сито отбора всем казалось невозможным. Всем, но не Спасскому. Три года спустя, в 1969 году он встретился с Петросяном и завоевал шахматную корону. В финале претендентского цикла он победил… Виктора Корчного.

Став чемпионом мира, добившись осуществления своей мечты, Борис Спасский в значительной мере утратил интерес к шахматам. Хотя был еще и матч с Бобби Фишером, который он мог и не проигрывать. Не потому, что был сильнее, никто не мог конкурировать тогда с американцем. Бобби не явился на первую партию матча в Рейкьявике. Поединку придавалось гигантское политическое значение (даже Владимир Высоцкий откликнулся песней в двух частях «Честь шахматной короны»), при этом в Москве (а вопрос обсуждался на уровне ЦК КПСС) здраво оценивали шансы, понимая, что у Спасского их практически нет. Подарил шанс Фишер своей неявкой. Спасский мог вылететь из Рейкьявика, сохранив корону себе и стране, что от него и по­требовали. Борис Васильевич наотрез отказался. Свои призовые за этот матч оставил в западном банке, а вскоре, женившись на француженке, попросил разрешения перебраться в Париж. Его немного помурыжили в традициях того времени, но он был слишком популярен в мире, с ним решили не связываться.

Виктор Корчной, кстати, в чем-то повторил путь Спасского. Он тоже дважды выигрывал претендентский отборочный цикл. Страну он покинул скандально, попросту бежал. Остался Несгибаемым, по сей день успешно играет в турнирах с молодыми гроссмейстерами. С возрастом стал великодушнее.

«Шахматисты вашего поколения выглядят на фоне нынешних коллег титанами, ведь компьютеров не было, все в голове, да еще изматывающие дни доигрывания, партии-то откладывались, значит, ночной анализ позиции…» — сказал я ему однажды. «В каждом поколении есть свои таланты, и не стоит их сравнивать», — ответил Виктор Львович.

Как все-таки здорово, что два великих шахматиста вновь сядут за доску!

Жаль лишь, что два гениальных воспитанника легендарной шахматной секции ленинград­ского Дворца пионеров встречаются не в нашем городе…

Городе, который остался родным для обоих, в который оба наезжают, хоть судьба и разбросала их по разным странам.