Сергей Гришаев: Ударил в солнечное сплетение, и человека увезли в больницу

Про таких, как Гришаев, говорят: «Ему больше всех надо». Вроде все уже смирились со смертью баскетбольного «Спартака», а он бьется за родной клуб. Ищет деньги. Тренирует ребят за спасибо. Сергей Гришаев, или, как его называют, Гриня, и на площадке был таким же непримиримым. Когда били по правой щеке, никогда не подставлял левую. За час, проведенный Сергеем в редакции «Спорта День за Днем», мы убедились, что это правда. А еще узнали, почему Александра Гомельского прозвали Папой и как сам Гришаев навел порядки в Аргентине.

Кондрашин подавал мне мячи

— Вы выросли на Сахалине, где никогда не было сильной команды. Как попали в Ленинград с Дальнего Востока?
— Я начал карьеру в горьковском «Автомобилисте» в 1978 году. Проявил себя и получил приглашение в юниорскую сборную СССР. Мы выиграли чемпионат Европы в Югославии, красиво разобрались в финале с хозяевами. После этого Евгений Гомельский пригласил меня в московское «Динамо». Два года со мной работали тренеры Александр Сидякин и Анатолий Блик, черпавшие много информации из иностранных журналов. Но затем в тренерском штабе «Динамо» начались разногласия. Гомельский решил сменить Сидякина, что мне совсем не понравилось. Так что предложение «Спартака» принял без колебаний.

— Переезд из Москвы в Ленинград прошел гладко?
— Если бы! За внеплановый уход из «Динамо» меня дисквалифицировали на полтора года. Когда срок дисквалификации закончился, проблемы с бело-голубыми продолжились. Игрок «Динамо» Сергей Головченко спровоцировал меня на драку во время матча. Он бил исподтишка. Я отмахнулся. Обоих дисквалифицировали.

— Владимир Кондрашин ругал вас за несдержанность?
— Нет, он все понимал. Работать с таким тренером дорогого стоит. Во время утренних тренировок вставал со мной в пару и подавал мячи. Представляете?! Олимпийский чемпион Кондрашин стоял и подавал мячи молодому баскетболисту! Он видел, что мне неправильно дают пас, и показывал, как надо. Иной раз мы с ним выбрасывали по сто мячей за одну тренировку. Естественно, рядом с таким человеком я выкладывался на сто процентов.

— С Кондрашиным легко было работать?
— Иногда у нас начиналась борьба характеров. Тренер хотел, чтобы все делалось так, как он сказал. Бывало, я обижался. Например, во время очередной замены. Любой амбициозный игрок недоволен каждый раз, когда идет на скамейку запасных. Но Кондрашин сразу пресекал все споры и дискуссии. Иногда мы с ним по несколько дней не разговаривали. Кондрашин передавал мне информацию через своего помощника Александра Большакова! Потом, конечно, мирились.

 

Уступил папе «Волгу»

— Сейчас спортсмены получают миллионы долларов, а в те времена обычно главный тренер «выбивал» квартиры и машины для своих подопечных. Кондрашин тоже этим занимался?
— Естественно. Если бы не он, мы никогда бы ничего не получили. Например, я после нескольких удачных сезонов в «Спартаке» благодаря Владимиру Петровичу получил квартиру в Ленинграде и, что называется, пустил тут корни. Этот город стал для меня родным.

— Геннадий Щетинин рассказывал, будто вы один и получили квартиру из всего «Спартака» в восьмидесятые.
— Это неправда! Я помню четверых игроков того поколения, получивших жилье: Александр Харченков, Владимир Горин, Виктор Жарков, я. Не знаю, как у других, а у меня был договор с клубом о том, что за высокие результаты получаю трехкомнатную квартиру в Ленинграде. С 1983 по 1987 год «Спартак» трижды становился бронзовым призером чемпионата СССР.

— Бронза ведь не золото.
— В то время было абсолютно нереально бороться с ЦСКА и «Жальгирисом», которые выделялись подбором игроков и давили на судей. За Александром Гомельским и ЦСКА стояла советская федерация баскетбола. За «Жальгирисом» — Литовская Республика. Но я играл не за квартиру, а за команду. Бескорыстно.

— Почему жилье дали именно вам четверым? По заслугам?
— Это ведь не я квартиры раздавал. Наверное, распределили по заслугам. Мы четверо стабильно входили в стартовую пятерку «Спартака».

— Футболистам чемпионского «Зенита»-1984 разрешили вне очереди приобрести машины. Спартаковцам за бронзовые медали полагались личные автомобили?
— А как же! Я получил право купить машину вне очереди, но не хватало денег. Вместо меня «Волгу» приобрел мой папа. Он на ней и ездил.

— Вас никогда не звали в ЦСКА?
— Нет, но я бы не пошел. По крайней мере в молодости. У меня была любимая команда и самый лучший тренер. Негативные эмоции от выступлений в «Спартаке» начались только в конце восьмидесятых, когда Кондрашин уходил из команды.

— Почему его убрали?
— Игроки начали роптать. Мол, Кондрашин слишком долго занимает тренерский пост. Достойное финансирование «выбить» не может. Прогресса у «Спартака» нет. В команде было проведено тайное голосование. Большинство высказалось против Кондрашина. Думали: придет другой тренер — и станет лучше.

— Ну и как?
— Лучше не стало. Пришел Анатолий Цедрик. На игру «Спартака» без Кондрашина стало смешно смотреть! Только что команда боролась за медали, а тут погрузилась в борьбу за выживание в высшей лиге. Вскоре Кондрашин вернулся, и все моментально наладилось.

— Что говорил Кондрашин, когда его убирали?
— Ничего. Он был очень сильный человек.

— Ваш «друг» президент Федерации баскетбола Санкт-Петербурга Алексей Бурчик утверждает, что собственными ушами слышал, как вы в пустом «Юбилейном» послали Кондрашина куда подальше.
— Это просто бред какой-то! Не было ничего подобного. Пусть эти слова останутся на совести Бурчика, которого я вообще не помню в баскетболе. Я не мог себе позволить нецензурно выругаться в адрес Кондрашина. Да, у нас с ним тяжелые характеры, но мы никогда друг друга не оскорбляли.

Газеты писали, что я хапуга

— Будучи центровым сборной СССР, вы поработали с Александром Гомельским. Кем он остался для вас — великим наставником, «гэбэшником», тираном?
— Гомельский был прекрасный организатор, но как тренер Кондрашину уступал. Владимир Петрович блистательно читал игру. Гомельский скорее сильный мотиватор. Сейчас бы сказали «менеджер». Игроки Гомельского в ЦСКА и в сборной СССР всегда знали, что их призовые всецело зависят от него.

— Кто первый прозвал его Папой?
— Не помню… Почему Папа? Потому что много делал для ребят и много спрашивал.

— Чем еще отличался Гомельский?
— Любовью к высокорослым игрокам! Александр Белостенный, Владимир Ткаченко, Арвидас Сабонис… Вся игра команд Гомельского строилась через таких баскетболистов. У Кондрашина такого подбора игроков не было, но он и без них добивался успехов.

— В сборной СССР чувствовали себя белой вороной?
— В советской сборной всегда были две большие группировки — московские армейцы и литовцы, точнее, прибалты. Все, кто не входил в эти лагеря, становились белыми воронами. Не скажу, что коллектив был расколот. Он был нормальным, но своеобразным. Чтобы попадать в игру, приходилось лавировать между этими течениями.

— Может, было проще брать в сборную СССР только игроков из ЦСКА и «Жальгириса»?
— Как же меня не взять, если я набираю тридцать очков за игру и «разрываю» в атаке Сабониса?!

— Из-за травмы Сабонис мог пропустить Олимпиаду-1988 в Сеуле, ставшую победной для сборной СССР. Гомельский взял его в последний момент. Если бы Сабонис не поехал, могли взять вас?
— Сомневаюсь. После чемпионата мира в «Комсомольской правде» и других газетах стали писать, что я рвач и хапуга, позорю честь советского спортсмена. У моих партнеров по «Спартаку» брали интервью, задавали вопросы обо мне.

— Откуда это взялось?
— Даже не знаю. Может, Гомельский как-то приложил руку. Не хочется об этом вспоминать, но вряд ли после такого меня взяли бы в сборную.

Детский тренер подвел Советский Союз

— На чемпионате мира 1986 года сборная СССР в отчаянной борьбе проиграла в финале американцам — 85:87. Говорят, если бы не проблемы внутри коллектива, взяли бы золото.
— У Гомельского тогда возникли проблемы с выездом за рубеж. Вместо него главным отправили Владимира Обухова, детского тренера. Разумеется, он не мог контролировать литовскую и армейскую группировки. Прибалты считали, что надо ставить одних игроков, а москвичи хотели других. Обухов оказался заложником ситуации. К тому же понимал, что является временным человеком, которого уберут после чемпионата мира. Без терок в коллективе мы точно стали бы чемпионами мира. У нас подобралась очень сильная сборная. Американцы не смогли бы ее остановить, хотя у них в составе были достойные игроки. В финале один Магси Богз решил все вопросы.

— После чемпионата мира армейцы и литовцы не выясняли между собой, кто виноват в поражении?
— Нет. Просто разъехались по командам.

— Когда ушел Обухов, не было разговоров о назначении Владимира Кондрашина?
— Я не слышал, чтобы его фамилия называлась. Тогда Гомельский все решал. У него были очень сильные позиции в федерации.

— О Гомельском говорили, что он жесткий человек. На вашей памяти Папа кого-нибудь прощал?
— Гомельский всегда знал, кого наказывать, а кого нет. Лично я могу сказать о нем только хорошее. В 1982 году взял меня в сборную СССР, но при нем пробиться в основной состав не удавалось. Когда пришел Обухов, появился шанс. Выиграл серебро на чемпионате мира.

Благодаря сборной стали общаться с дочерью

— За свою карьеру вы объехали кучу экзотических стран. Например, Аргентина, где вы, как рассказывают, прямо на площадке побили одного парня, который оказался самым злым и беспощадным игроком.
— Имени того парня уже не помню, фамилия — Блэйк, американец. Брал меня на слабину.

— Толкал?
— Нет, просто незаметно бил локтем по зубам. Привык так играть. Ты стоишь, а он ищет локтем твое лицо. Либо останешься без зубов, либо надо отстраняться от него.

— Как вы его проучили?
— Мы тогда играли в плей-офф чемпионата Аргентины. Первый матч наша команда выиграла. Перед вторым их тренер, видимо, дал наставление: «Давай, Блэйк, играй жестче». И он начал активно работать локтями, даже разбил мне губу. Когда он снова меня ударил, у меня рефлекторно пошел удар ногой в солнечное сплетение. И человека увезли в больницу. А мне на месяц запретили играть в баскетбол.

— Не узнавали потом, как его самочувствие?
— А чего мне узнавать? Я ведь мог оказаться на его месте. Меня, кстати, даже не удалили с площадки. Просто дали технический фол.

— Больше в Аргентине не дрались?
— Нет, это был единственный эпизод. Причем драка произошла не по моей воле. Если бы я не постоял за себя, то потерял бы свое лицо, чего очень не люблю.

— Вас потом звали играть в Уругвай…
— Когда я увидел условия для игры, сразу отказался. Бетонный пол, площадка огорожена сеткой, как у гладиаторов. Паркет для Южной Америки тогда был дорог. А мне уже было под сорок. Я сразу понял, что если проведу здесь сезон, то сразу закончу с баскетболом.

— В 1996 году вы могли вернуться в «Спартак». Почему не сложилось?
— Я очень хотел в «Спартак», но главным тренером там был Харченков, который не взял бы меня. Наверное, боялся моего авторитета.

— До этого вы провели сезон в «Аквариусе». Когда покинули команду из Волгограда, ее главный тренер Сергей Прыгунков заявил: «Гришаев ищет, где больше денег».
— А как иначе?! Мне ведь уже было тридцать пять. Все, что умел на тот момент, — играть в баскетбол. К тому же «Аквариус» стал загибаться, а мне предложили контракт в «Самаре», которую возглавил Борис Соколовский.

— Вы потом еще вместе поработали в женской сборной России. Причем тренировали свою дочь Надежду.
— За это большое спасибо Соколовскому. После развода с женой мы с дочерью несколько лет не разговаривали. Но, когда я приехал в сборную России, стали потихоньку с Надей общаться. И делаем это до сих пор.

— Правда, что это был последний шанс помириться с дочерью?
— Чепуха! Кто может оценить, последний шанс или не последний? (Смеется.)

Коваленко и Харченков не брали, а литовец взял

— В новосибирском «Локомотиве» прямо во время игры вы ударили в солнечное сплетение вашего партнера по команде Александра Подолянчика. Что случилось?
— Просто так не стал бы его бить. Подолянчик не замечал меня на площадке, тянул одеяло на себя. А я привык брать на себя много ответственности. Когда вижу, что могу приносить больше пользы, но некоторые люди мешают, мне это не нравится. Подолянчик не понял этого ни по-хорошему, ни по-плохому.

— Все игроки «Локомотива» тогда встали на сторону Подолянчика.
— Зато сейчас со всеми этими ребятами мы хорошо общаемся, а о Подолянчике я уже забыл. Только вы напомнили (смеется).

— В итоге извинились перед ним?
— Было собрание команды. Я встал и сказал: «Если хотите, то могу извиниться. Для меня это не вопрос». Не держал никакого зла на этого Подолянчика.

— В 2000 году вы вернулись в питерский «Спартак». Третий и последний раз. Кто помог?
— Когда я узнал, что главным тренером «Спартака» будет Римантас Эндрияйтис, связался с ним и получил добро на переход. Коваленко и Харченков не брали меня, а литовец взял (улыбается). Еще и привез своих игроков, отчего порой в команде возникало недовольство между россиянами и легионерами. Они все же были не суперуровня. Плюс еще финансовые проблемы. Были задержки по зарплате, так что жили на свои сбережения.

— После Эндрияйтиса «Спартак» возглавил Юрий Селихов, с которым у вас не сложилось.
— Там все было просто. Я уже возрастной игрок. Селихов говорил мне в лицо одно, делал совсем другое. Не выпускал на площадку. Потом его убрали. Вместо него пришел Дмитрий Туманов, и я снова стал приносить пользу.

— Когда поняли, что пора вешать кроссовки на гвоздь?
— В 2003 году, когда уже исполнилось сорок два года. Со здоровьем и желанием играть проблем не возникало. Просто не было предложений, вот и закончил.