Экс нападающий СКА Иван Логинов: «Голубых у Михайлова не было, только васильковые»

Прогресс, как известно, неумолим. Ни за что бы не подумала, что когда-то буду разговаривать с одним из самых известных армейских нападающих 1990-х, Иваном Логиновым, по скайпу.

Да и вообще не думала, что разговор когда-нибудь состоится. Тем более что сейчас хоккеист живет в Эстонии. Однако Интернет сокращает расстояние между людьми, словно блюдечко, по которому катится яблочко, показывая тридевятое царство в русских народных сказках. Когда-то, как и многие другие болельщики города на Неве, с восхищением наблюдала за игрой этого невысокого, техничного паренька с трибуны старенького Дворца спорта на Ждановской набережной. Мы познакомились банально, в Интернете, спустя десяток с лишним лет. В жизни Ваня оказался очень открытым, простым в общении человеком. Не важничал, хотя гордиться есть чем. Мы частенько обсуждаем хоккей и «по-стариковски» вспоминаем былые времена. Одной из таких бесед мне бы хотелось поделиться с читателями «Спорта».

Попал под «Крылья», как под асфальтовый каток

— Спасибо, что не забыли такого игрока — Ивана Логинова. Всегда знал: в Питере самые благодарные болельщики, — сделал мне комплимент Иван.

— И вас наши болельщики помнят, а Бориса Петровича Михайлова так вообще забыть никогда не смогут. Суровый тренер. За словом в карман не лез. Мог и на три советские буквы послать — если что не так.
— Так тренер и не должен сюсюкать с игроками. Посмотрите на Быкова или Ржигу. Разве они молчуны? Но Борис Петрович мог и что-нибудь веселое сказать. Выходил на тренировку, а когда ребятам начинали раздавать майки красные, желтые и голубые, всегда уточнял: у нас в команде голубых маек нет. Есть васильковые (смеется). Он мне в жизни сильно помог. Помню, приехал в Питер пацаном. После развала Союза в Эстонии хоккей накрылся, а играть-то надо было где-то. В общем, перебрался в город на Неве, поступил в Институт физкультуры имени Лесгафта. Дальше все стандартно: играл за вторую команду СКА и в какой-то момент был допущен к «основе». Помню свой первый матч за главную команду. Нашим соперником были «Крылышки». Выбежал на площадку и не понимаю, где нахожусь. Словно в открытый космос вышел. Куда бежать? Зачем бежать? Скорости сумасшедшие. Люди вокруг пролетали, словно пули. Раньше-то я только в первой лиге оббился немного. А тут попал под «Крылья Советов», словно под асфальтовый каток. Тогда за москвичей играли такие мастера, как Хмылев, Гордиюк… Мужики, понюхавшие пороха. В общем, тяжело пришлось. Когда после матча зашел в раздевалку, подумал, что это моя первая и последняя игра в главной команде. Представлял, как Петрович входит и лично вручает мне обратный билет в Нарву.

 

О мобильниках могли только мечтать

— Но этого, насколько я понимаю, не случилось?
— Наоборот. Борис Петрович оказался для меня проходным билетом в большой хоккей. Заиграл именно при нем. До сих пор Михайлову благодарен.

— Лихие времена были 1990-е, верно? На хоккей люди, небось, в малиновых пиджаках ходили? Вас, кстати, рэкет не доставал?
— Про бандитов мы только в газетах читали. Дескать, наших русских игроков в НХЛ данью обкладывают. У нас ничего подобного не наблюдалось. Во всяком случае, моя жизнь ограничивалась институтом и катком. Да и брать у нас особо было нечего. Помню, первый сотовый телефон увидел в «Юбилейном» у вашего редактора отдела хоккея Игоря Гурфинкеля.

Тут уже пришлось посмеяться корреспонденту «Спорта».

— Вот бы и сейчас журналисты больше хоккеистов зарабатывали… (Смеется.)
— Телефончик у вашего редактора был завидный, размером чуть ли не с чемодан (смеется). Мы о телефоне сотовом могли только мечтать. Помню, свой первый мобильник купил — себе и девушке (теперь она жена) — на сборах в Финляндии. А вот малинового пиджака у меня не было. Был ярко зеленого цвета, с золотыми пуговицами. Помню, когда впервые приехал на сборы национальной команды Эстонии, перед чемпионатом мира надел зеленый пиджак — поверх фиолетовой водолазки — и считал себя красавцем.

Мы были наглые и хотели выбиться в люди

— В общем, герой передачи «Снимите это немедленно»?
— Мы ведь модные журналы тогда не читали. Одевались как все вокруг. Где-то в семейном фотоархиве есть мой щегольской наряд. Еще помню свою машину: «девятка» цвета «мокрый асфальт», с литыми дисками. Поставил ее в гараж в Эстонии, а туда воры залезли и «раздели» мою машину, поставив на кирпичики. Как увидел, так сердце сжалось.

— Вы сейчас живете и играете в Эстонии. У них, надеюсь, игроки не такие медлительные, как в анекдотах?
— Там своих хоккеистов немного. Половина сборной — русские ребята. Наверное, три эстонца играют, не больше.

— А вы себя считаете русским или эстонцем?
— Конечно русским. Мои родители — русские. Мама — из Псковской области. А я родился в Нарве. Там начал хоккейную карьеру и закончил школу. Лет в 14 меня начали приглашать во вторые составы разных команд: ярославского «Локомотива», СКА… Но в те времена к школьному образованию относились очень серьезно. И мы на семейном совете решили повременить. Так что уехал, только когда в Эстонии ловить стало совсем нечего.

— Как вы все-таки пробились в СКА?
— Был такой судья Грачев, кажется, судил высшую лигу и сборную. Он знал, что я выступал в сборной СССР по юниорам и хочу достичь успеха в хоккее. И однажды порекомендовал меня тренерам СКА. Раньше ведь агентов не было. Так что ребята пробивались в профессиональные клубы кто благодаря знакомству, кто — таланту. Это сейчас сидит игрок на Канарах и ждет, когда агент ему контракт на блюдечке принесет. Мне повезло, что засветился в сборной…. Но однажды случилось непредвиденное. На одном из турниров меня заявили за юношескую сборную Эстонии. Я молодой был, ничего не понимал и согласился сыграть пару матчей. После чего двери в российскую команду для меня захлопнулись.
Знал бы, что из-за какого-то незначительного турнирчика такая большая беда случится, ни за что не стал бы в нем участвовать. Осознал произошедшее, когда меня не позвали на чемпионат Европы. А ведь в той юниорской команде выходил на лед вместе с Гончаром, Брылиным, Валерой Буре, Андреем Назаровым… У нас звено было: Кривокрасов, Климович и я. Мы все были наглые, настырные. Хотели выбиться в люди.

Долго запоминал название веществ, которые у меня нашли

— Знаю, что вы попробовали свои силы и за океаном?
— Это случилось после неприятной истории с допингом. Здесь играть мне не разрешали, так что пришлось уехать в Америку.

— Расскажите про тот случай с допингом...
— В 1999 году Михайлова на посту сменил Николай Маслов. СКА весь сезон кувыркался внизу турнирной таблицы, борясь за выживание. И перед какими-то решающими играми я уехал в Данию — выступать на чемпионате мира за Эстонию. А вернулся обратно безработным.
После последней игры пошел в раздевалку. Вдруг меня за плечо останавливает какой-то человек. Я развернулся и послал его. Мне хотелось побыстрее в душ, выпить пивка. В общем, отметить окончание чемпионата мира. Но мне тут же объяснили, что послать мужика нельзя — он из допинг-контроля. Мне разрешили только в присутствии «понятых»: снять майку, налокотники и все. Так, в коньках и щитках, отправили сдавать анализы.

— Результат стал неожиданностью?
— Разумеется! Я знал, что ничего не принимаю и не принимал. Объяснял, что у меня беременная жена. Не стал бы рисковать здоровьем ребенка, засоряя организм. Но все было тщетно.
В мае мне позвонили, сказали, что результат пробы положительный. А потом как-то замяли историю. Подумал — пронесло. У меня был подписан контракт со СКА. И я как ни в чем не бывало продолжил готовиться к началу сезона. Но однажды в августе пришел в раздевалку, начал переодеваться, но меня остановили и попросили зайти в тренерскую. Там ждали президент клуба Борис Винокуров и главный тренер Рафаил Ишматов. Мне протянули какой-то листок и говорят: «Ваня, из ФХР пришла бумага, которая повергла нас в шок! Прочитай!» Этот момент мне никогда не забыть. Развернул лист бумаги и увидел приговор. Меня прошиб холодный пот, руки тряслись. Мне словно вручили «черную метку»: дисквалификация. Потом долго запоминал названия веществ, которые у меня нашли. В общем, оставалось два варианта. Или вешать коньки на гвоздь, или уезжать в другую страну. В СКА сказали: поезжай в Эстонию. Если сможешь замять конфликт, ждем тебя обратно. Но там мне сказали, что приговор обжалованию не подлежит.

В Америке Юдин был мои телохранителем

— И вы отправились покорять Америку?
— Именно так. Помню, встречал миллениум с банкой кока-колы в Америке. За океан мы улетели вместе с Саней Юдиным. Там была реальная мясорубка. Выживали, как на войне. В первой же игре тебя начинают бить. Наша команда называлась «Шарлотт Чекерс». Потом нас с Саньком поменяли в фарм-клуб «Питтсбурга». На одну игру сам Марио Лемье приезжал. Он какую-то напутственную речь в микрофон произносил. Слушал и ничего не понимал. Не знал языка. Вообще за границей меня очень сильно тянуло домой. Почувствовал на собственной шкуре, что такое эмиграция.

— Как думаете, из Сани Юдина мог бы получиться отличный тафгай в НХЛ?
— Думаю, да. Рост, вес… Все присутствовало. Он меня защищал на льду всегда. Я в шутку называл его своим телохранителем. Мы с ним туда вместе прилетели, там играли.

— Полезное знакомство в такой, как вы выразились, мясорубке?
— Там и правда не игра, а борьба за выживание. Только на лед вышел, а тебя уже в спину толкают. В России привык играть в советский, комбинационный хоккей. А тут тренер говорит: «Вбрасывай шайбу в зону и беги за ней». Потом доску достал и изрисовал всю зону фломастером. Получается, я должен был бегать по «поляне» как пуля со смещенным центром. Мы, русские, привыкли к другой тактике, когда каждый игрок знает свое место на льду, отвечает за свой край.

— Потом вам пришлось уехать обратно. Почему?
— Первым уехал Саня, кажется, по каким-то семейным обстоятельствам. Платили нам 400 баксов в неделю. Очень скромные деньги — зарплата новичка. Когда Санька уехал, нас поменяли в другую команду, в «Вирджинию». С нами вместе выступали еще два русских хоккеиста, московских динамовца: Вова Грачев и Дима Сергеев. Сезон провел до конца. Но в России у меня родился ребенок. Сами понимаете, ужасно, когда ребенку исполнилось три месяца, а ты его еще ни разу не видел. Да и с контрактом на следующий сезон дело затягивалось и затягивалось. В общем, вернулся обратно.

«Иван, бери наган, блоха границу перейдет!»

— Многие молодые ребята возвращаются так и не покорив Америку. Почему?
— Уезжать надо состоявшимся человеком, зарекомендовавшим себя в родной лиге игроком.

— Куда вы вернулись?
— В омский «Авангард», там играл мой друг — он еще был свидетелем на нашей свадьбе — бывший форвард СКА Илья Горбушин. Кроме того, за омичей выступали такие хорошо знакомые питерским болельщикам ребята, как Сушинский, Кознев… Это был сезон, когда «Авангард» впервые завоевал серебро. Но мне играть было нельзя: действовала дисквалификация. Поэтому я только тренировался с командой. Но весь путь прошел вместе с парнями. Ездил на выезды. Как сейчас помню все финальные баталии. Такой нервяк! Сумасшедшая борьба: скорости, битва, азарт! Меня возили с собой, и я помогал, как мог, тренировался с неиграющим составом, подменяя ребят в звеньях. Поражение в финале от «Магнитки» стало для меня настоящей трагедией. Ведь, не проведя ни одного матча, чувствовал себя частью команды, запасным игроком. И разделил с ребятами горечь поражения и радость победы. В команде все было организовано максимально профессионально. Все — от заточки коньков до меню — продумано. Геннадий Цыгуров был очень справедливым, но жестким тренером. Вообще за мою карьеру мне не попадались добренькие наставники. Все как один — с характером.
Но того же Михайлова очень уважаю. И вспоминаю с благодарностью. Пошутить он, кстати, тоже умел. Как-то окликает меня. Поворачиваюсь. А Борис Петрович каламбурит: «Иван, бери наган, блоха границу перейдет». Приклеилась ко мне эта шутка намертво. Ребята до сих пор дразнят.

Три коротышки-богатыря

— С Ильей Горбушиным и Алексеем Козневым еще по СКА были хорошо знакомы?
— Михайлов нас в свое время в одну тройку определил. И в первом же матче мы три шайбы забросили. Три коротышки сделали игру. И пошло-поехало. Нас три года не разлучали. Стали не только игроками одной тройки, но и большими друзьями. Сейчас, к сожалению, общаемся нечасто.

— В настоящее время вы выступаете в Эстонии, расскажите, как там идут дела? Можно ли заработать на жизнь местным хоккеем?
— Нет, конечно. Чемпионат скорее любительский. На всей территории страны ледовые дворцы можно пересчитать по пальцам одной руки. Мы играем в обычном торговом центре, на небольшой ледовой площадке. Это обычный магазин, где люди расслабляются шопингом. В нашей команде у меня роль играющего тренера. Отдаюсь работе полностью — как привык это делать всю жизнь, как меня научили тренеры. И в этом году мы выиграли чемпионат Эстонии.

— За результатами нынешнего СКА следите?
— Конечно. Но вот только ума не приложу, почему армейцам так не везет в плей-офф. Вроде и раздевалки освещали, иконы повсюду. Может, Ледовый — не фартовый дворец, при строительстве угрюм-камень заложили? Надо команде строить свой дворец. Глядишь, и дела в гору пойдут.

— И все же, если отбросить суеверия, как думаете, почему выиграть медали армейцам никак не удается?
— Возможно, дает о себе знать средний возраст команды. В команде было много ветеранов. Про тренера Вацлава Сикору раньше вообще не слышал. И был удивлен, что его поставили во главе именитого СКА. А вообще за питерский хоккей сильно переживаю — в этой команде прошли лучшие годы в моей карьере.

— С супругой тоже в Питере познакомились?
— Мы с детства знакомы. Мои родители купили дачу под Псковом, когда мне было лет семь. Там мы с ней и познакомились. Когда стал постарше, переехал в Питер, и мы начали встречаться под разными предлогами. То фотографии бабушке передать, то еще что-нибудь. Хотя сами уже поняли, что оба влюбились.

— А многие на американках женятся. Вы бы смогли?
— Я свою жену ни на каких американок не променяю. В Америке вообще многие лицемерят, в том числе игроки. В лицо одно говорят, а за спиной — другое. По их мнению, русские в НХЛ за их зарплатой приезжают.

— На хоккейную пенсию выходить собираетесь?
— Наоборот, жду предложений (смеется).