Глава РУСАДА Юрий Ганус – о COVID-19, переносе Олимпиады и допинговом грехе

Какие меры предосторожности предпринимают в РУСАДА во время пандемии COVID-19? Можно ли временно переоборудовать мощности для борьбы с вирусом? Это были два вопроса корреспондента «Спорта День за Днем» к главе организации Юрию Ганусу. Но стали катализатором монолога главы РУСАДА.

– В РУСАДА приняты все меры предосторожности и защиты, так мы продолжаем тестирования наших спортсменов, – начал Ганус. – Мы их не останавливали. Сотрудники ездят по стране, отбирают пробы. Акцент сместился с соревновательных на несоревнавательное тестирование. Что касается средств защиты, то мы обеспечили маски, очки, средства дезинфекции. Выдаем их спортсменам, которых тестирует. Разработали требования к спортивным организациям, организаторам сборов и мест допинг-контроля. Процесс мы начали три недели назад. Работаем сейчас в трех режимах – удаленный, смешанная и работа в офисе. Идет аудит. Куда деться? Для обеспечиваем безопасную логистику, чтобы исключить перемещения на общественном транспорте. Изучаем возможность тестирования наших инспекторов допинг-контроля на предмет COVID-19.

– Сотрудники лаборатории продолжают ходить на работу?
– Я хочу, чтобы мы раз и навсегда эту тему закрыли. РУСАДА не имеет отношения к лаборатории. Московская лаборатория закрыта после выявленных нарушений ВАДА. И в России не будет антидопинговой лабораторий в ближайшие 8-10 лет. Значит, все это время мы будем вывозить биоматериалы заграницу. А это уже – вопрос национальной безопасности. Это то, с чем я боролся. Боролся с тем, чтобы ее не закрыли, чтобы мы вышли нормально из этого кризиса. Мы работаем с 20 лабораториями мира. Я ни разу не был в московской лаборатории, и не стыжусь этого. Это все лишь маленькое функциональное подразделение. Да, там сидят профессионалы, да там насыщенное современное оборудование. Ну и все. А то, чем мы занимаемся – гораздо шире, а лабораторные исследования – все лишь часть. Мы отправляем туда материалы, обрабатываем. Дальше работает отделы расследований и обработки результатов. Отделы планирования, тестирования. Мы никогда не имели, не имеем и не будем иметь отношения к лабораториям. К московской лаборатории. Даже в последний период работы московской лаборатории, я подписывал декларации, которые отправлялись в ВАДА, что РУСАДА не имеет отношения и не оказывает влияния на московскую лабораторию.

– Не проще организовать работу лаборатории в РУСАДА, чтобы избежать перемещений, махинаций и т.д. Чтобы все этапы проходили в одном месте?

 

– Это неправильно и невозможно. Потому что мы – независимы. Мы берем материалы – передаем им. Проблема в том, что была связь РУСАДА и московской лаборатории. Связь заказчиков и лаборатории. Фактически шел обмен данными. И Лаборатория не может установить, чей это материал. Туда приходят обезличенные биоматериалы. И возник кризис доверия и к московской лаборатории, и к РУСАДА из-за того, что шел обмен данными. Номер протокола, номер пробы. И по номеру пробы можно было бы установить фамилии спортсменов. И для того, чтобы так не происходило, должна быть независимая организация. 

– Олимпиаду перенесли на год. Антидопинговые агентства мира вздохнули с облегчением? Или такая формулировка – саботаж?
– Не саботаж. Для других антидопинговых агентств перенос не сыграл большой роли. Для нас – играл. Да, мы вздохнули с облегчением. Вы знаете, мою позиции. Из-за вступления в тяжбы против решения исполкома ВАДА, была большая вероятность, что суд вынесет решение к концу мая. Это значит, что до заявлений спортсменов останется чуть больше месяца. Какие будут требования утверждены CAS – неизвестно. Но мы предполагаем, что они будут жесткие. Возникал вопрос – хватит спортсменам времени, чтобы обеспечить все условия для допуска на Олимпиаду. Это существенный риск, который нельзя недооценивать. Олимпиаду перенесли на год, значит после решения CAS мы можем в спокойном режиме выводить спортсменов и работать с требованиями CAS. Но еще раз – какое будет решения я не знаю, но оно достаточно предсказуемое.

– Перенос Игр повлиял на экономическое состояние РУСАДА?
– Нет. Потому, что у нас усиливается интенсивность работы. Вопрос ведь не только в Олимпиаде. Требования по допуску спортсменов к международным соревнованиям ожесточается. Будут шесть проб, не три, как в Пхенчане. А может, и больше шести. Из-за этого объем тестирований будет увеличен.

У нас ведь два кризиса – в легкой атлетике, и спортивный в целом. Будет огромная программа для чистоты спортсменов. Она формируется за счет количества проб. И количество требуемых проб увеличится в разы. Количество работы не снизится. Соревнования переносятся, но мы работаем. Турниры переносятся на вторую половину года, и тогда интенсивность работы будет существенной. Те, кто думают о том, что РУСАДА – это карманная организация, на которой можно экономить… Есть люди, которые наступают на грабли всю жизнь. У них уже лоб отбит. Хватит! Нужно дышать полной грудью, а не ждать, какие еще требования будут. В конце концов, у нас великая спортивная страна, и я считаю, у нас есть замечательные настоящие спортсмены. Перспективное поколение. Другое дело, что по многим видам идет стагнация. Надо понимать, что спорт высших достижений – это спорт международного уровня. А он невозможен без антидопинговой деятельности. Ибо она – фильтр чистого спорта. Допинг  –это библейское искушение. Важно всем понять, что это грех.

– Думаю, что идеализация невозможна. Верите, что внезапно руководители и спортсмены поймать, что допинг – это грех. Сомневаюсь.
– Есть девятое мая – великий день. И я не знаю, когда будет решение CAS. Есть риск, что решение будет перед праздником. И если перед ним объявят, что страна погружается в четырехлетний кризис из-за допинговых нарушений, это повлияет на все. Это социальные ценности общества. Спорт внутри каждого. Огромная ответственность. Если кто-то думает, что ради каких-то автомобилей, денег и медалей можно оправдать все, что угодно… Нет. Это невозможно. Медали забирают и будут забирать. И призовые тоже. Если их не вернут, то дисквалифицируют юрисдикции. Такие нужны такие победы? Если нужны, то пусть организуют коммерческие соревнования своего уровня и вручают на них какие угодно призовые. Но это вопрос международного спорта. Мы – в фокусе. Почему нам предъявляют такие требования по количеству проб. Потому, что наша юрисдикция входит в число не просто рискованных, но одной из самых высокорискованных.

– Повышенное внимание.
– Да. И это по всему спорту. И у меня вопрос – это цена чего? Раньше «попал» – и «отъехал» дальше соревноваться. Сейчас этого не будет. Антидопинговая история станет маркером для каждого спортсмена и тренера и федерации. Маркер на всю жизнь. И когда спортсмен будет куда-то переходить, то за ним будет тянутся шлейф. А это ему нужно?

– Но в российском обществе многие оправдывают допингистов. Они не чувствуют шлейф
– Политики? Пусть оправдывают. Я категорический противник. Я скажу, может, нарушу олимпийские принципы. Главное не участие, и т.д. Но спортсмены выступают за свою страну. Медальный зачет – это проекция достижений государства. И медальный зачет формируется, а потом тает. Что это? Это отношение. История Игр фиксирует это. Еще не написаны страницы истории нового времени. Борьба с допингом – молодая история, началась недавно. И это будут тяжелые страницы. Они покажут начальный медальный зачет и то, к чему мы пришли. И вопрос в том, какой посыл мы даем будущим спортсменам. Народ в нашей стране силен духом. А допинг его подрывает. Одна из великих спортсменок мне сказала, что допинг – это средство для ленивых. Одни обрабатывают технику, а другие – усилить препаратами сиюминутные результаты. Да, развивается фарма, но при это развивается антидопинговая сфера. И в нее вкладывают огромные средства. В течение десяти лет выявляет все нарушения, уверяю. И президент МОК Томас Бах сказал, что в течение 10 лет будут храниться не только пробы соревновательного тестирования, но и внесоревновательного. И у всех тестированных спортсменов есть вероятность «попасть». И с развитием законодательства, допингеры не станут руководителями. Допингеры не могут преподавать. Поэтому спортсмены, выбравшие допинг, разрушат свое будущее.

– Ваши слова – приговор для тех, кто использует допинг, но еще не попался.
– Да, это и есть приговор. Посмотрите, как отбирали кандидатов на пост президента ВФЛА. Были приняты требования РУСАДА. И знаете, в чем ужас и парадокс? Из семи кандидатов на пост президента, прошел всего лишь один «чистый» кандидат… Потому, что он не был связан со спортом. Все остальные – либо входили в органы управления ВФЛА, которую поразили в правах, либо в органы правления предыдущего периода, когда также были заведены дела. Либо были тренерами или персоналом спортсмена. Это проблема. И World Athletics приняла эти выборы, хотя было много провокационных посылов. Я вышел на трибуну и сказал: – Слушайте, это ваши проблемы! Проблема ВФЛА, в том, что вы не смогли ни одного «чистого» человека выдвинуть из вашей среды!

– Может, там «чистых» нет?
– Есть, уверен. Не стал бы чернить легкую атлетику. Это спорт, который находится на культурологическом уровне. И за нее нужно бороться. Беговое и марафонские движения растут не только в России, но и в мире. Бегают семьями. Когда бегут семьями, а рядом дают стимулирующие средства, то это просто трэш… В какой-то момент они решили, что цели можно достигать любыми средствами. Нельзя! Это дискредитирует страну. И это показала и доказала практика.  Россия сейчас – уникальная спортивная юрисдикция. Ни одна страна не переживала таких тяжелейших кризисов в спорте. С 2016 года было 17 допинговых кризисов в мире, включая кризисы в Португалии, Румынии, США, Китае и Франции. То они выходили быстро, а мы погружаемся глубже в кризис. Я уже не говорю о том, что нигде не было таких кейсов с лабораториями. Повторю, у нас не будет лабораторий 8-10 лет. А должны быть три лаборатории, а не одна. К примеру, в Москве, Казани и Красноярске. А мы собираем пробы из глубины страны, из Красноярска и везем. У нас сутки проходят на сбор проб по стране. И еще 24 часа для того, чтобы доставить их заграницу. И у нас сейчас челлендж, ведь лаборатории за рубежом закрылись из-за пандемии. 

Читайте также

Почему Олимпиаду в Токио назвали проклятой. Японцы ни разу не провели Игры летом