Главный тренер «Салавата Юлаева» Сергей Михалев: Нас считают динозаврами

Наставника уфимского «Салавата Юлаева» журналисты прозвали Серебристым Лисом вовсе не за убеленную сединой шевелюру. Тонкий стратег, отличный психолог, весьма неординарный человек – такую славу снискал себе Сергей Михалев за годы работы в отечественном хоккее. Он принадлежит еще к тому поколению специалистов, чья дорога в кресло главного тренера команды была непростой. К своей «главной роли» он шел долго, много лет проработав вторым тренером. Своими взглядами на хоккей он делится с читателями «Спорта».

Могу коньки точить

– Прежде чем стать главным тренером, вы долго работали в командах на вторых ролях. Теперь путь в элиту короче…
– Смена тренеров – естественный процесс. Но он должен быть подготовленным, мягким. То, как это происходит сегодня, не совсем правильно. Только не подумайте, что я так говорю, потому что сам близок к «тому» поколению. Просто сейчас, на мой взгляд, не совсем заслуженно убирают достойных людей и неоправданно большие авансы выдают молодым. Например, меня удивила тренерская рокировка в СКА, когда на место опытного Михайлова пришел Леонов. Обычно все питерские в Москву едут, а тут наоборот.

– В хоккей приходят не только новые тренеры, но и руководители, бизнесмены. Все ли они достаточно разбираются в том, за что берутся?
–  В хоккейное руководство пришли молодые люди. Обстрелянные в бизнесе, но еще не понимающие взаимоотношений в хоккее. Ведь не все схемы можно перенести в спорт. Здесь свои законы, свои сложно­сти… Взять ту же «Сибирь»: чтобы команда так заиграла, нужно прежде всего создать коллектив. Молодым бизнесменам тренеры старого поколения кажутся древними динозаврами. Я не против, чтобы эти люди занимались хоккеем, но хотеть заниматься этим мало, надо еще и уметь. Раньше мы проходили сложный путь, чтобы стать тренером главной команды, сейчас все по-другому. Говорят, умом Россию не понять, так вот к нашему хоккею это тоже применимо. 

– Ваш путь в хоккей, насколько мне известно, не был усыпан лепестками роз…
– Мне пришлось многое пройти, чтобы стать тренером. Брался за любую работу – ничего не гнушался, даже коньки точил. Считаю, что для того чтобы изучить какое-то дело, надо все попробовать самому. Не бояться спрашивать, слушать более опытных людей.

– Сейчас брать на поруки молодого тренера не модно. Видимо, поэтому исчезает преемственность в тренерском цехе?
– Мне в этом плане повезло. Удалось пообщаться со многими советскими тренерами. С кем-то работал, с кем-то бывал в одной компании. Участвовал и в застольях… И теперь всегда вспоминаю этих людей с благодарностью. Тогда тренеры были гораздо ближе друг другу, сплоченнее.  Вообще, поскольку я родился в сельской мест­ности, к труду и работе был приучен сызмальства. Считаю это воспитание очень правильным. Та закалка помогала мне и в дальнейшей жизни.

От армии косил прямо на поле

– Опыт, полученный от других тренеров, – вещь бесценная. А какой институт вы закончили?
– Не удивляйтесь, Башкирский сельскохозяйственный. Даже шучу все время, что перепутал колхозное поле с хоккейным. Ну а потом из Уфы меня призвали в армию. Правда, всего на один год: мне тогда уже 27 было. Служил в команде СКА из Куйбышева. Пришел, а там Юрий Моисеев первый год тренером работал. Помню, он меня тогда одной очень важной вещи научил.

– Какой же?
–  В советское время тренеру нужно было очень много всяких бумаг сдавать: тренировочные планы, отчеты о проделанной работе… Я тогда был у него капитаном команды и однажды увидел, как он все это оформляет. А он мне говорит: «Серега, запомни. Сделал работу – запиши. Не сделал – два раза запиши». Помню, когда нас только призвали, в клубе какие-то реорганизации грянули. Был май месяц, все в отпуске, и нас, призывников, среди которых был и Сергей Гимаев, бросили на полтора месяца на курсы молодого бойца.

– В армии «весело» было?
– Помню, мне надоело проходить строевую подготовку. У нас в роте народ был разный. Один парень вообще не мог строевым шагом ходить, координация отсутствовала. А в армии не разбирались – наказывали всех. Так вот из-за этого сослуживца нам приходилось долго ходить гусиным шагом по плацу. В итоге ребята этого парня просто возненавидели, а я придумал, как избежать этой каторги.

– И как вам удалось увильнуть?
– Каждое утро нам предлагалась альтернативная работа. Старшина выходил и спрашивал: «Кто косить умеет?» А я тут как тут: дескать, я умею. Отправят в поле, а что я там им накошу – это уже мое дело. То есть косил от армии в буквальном смысле. В общем, отслужил и вернулся в Уфу.

– Что было потом?
– Провел еще пару сезонов за «Салават», а потом нас освободили. Тогда все строго было, ровно 20 ставок на команду. Так что прежде чем кого-то взять, нужно было кого-то отчислить. К тому же подошла большая группа молодых, своих воспитанников. Поработал в детской спортшколе, а потом в Москве открылась школа тренеров.

Узник Бастилии

– Поступить, наверное, было непросто?
– Со всей страны взяли всего 10 человек. Надо сказать, что условия были просто шикарные: стипендия около 300 рублей, выделили гостиницу, которую мы с ребятами тут же прозвали Бастилией. Уж больно мрачное и серое было здание, а вокруг пустырь с заброшенным сталинским стадионом. До института было метров триста, но чтобы добраться, нам приходилось мостить дорогу досками через непроходимую грязь.

– Кто был вашими сокурсниками?
– Со мной училось немало известных людей: Эдуард Малофеев, Павел Садырин, Лев Бурчалкин… С Рагулиным у нас очень хорошие отношения сложились. Так что два года пролетели незаметно. У нас преподавал сам Тарасов. Про него мы в шутку говорили: «Его надо понять и не бояться». Очень самобытный был человек, у него на занятиях шансов правильно ответить не было.

– Учеба вам давалась легко? Какой предмет был самым сложным?
–  Вообще, план учебы составляли умные люди. Например, у нас было много уроков иностранного языка, но мы с нашим «совковым» восприятием жизни думали, что он никогда не пригодится. Вот и халтурили, как могли. Но со мной учился Анатолий Козлов (отец Виктора Козлова), который до этого четыре года отыграл в Австрии и здорово говорил на немецком. Чтобы нас на уроке  не спрашивали, мы подходили и говорили: «Толя, давай уже начинай с преподавателем разговаривать». Вот они весь урок разговаривают, а мы сидим, филоним. Интересный преподаватель был. Придумывал нам разные роли, имена… В общем, закончил ВШТ с красным дипломом.

– Куда вас распределили после окончания курсов?
– Вернулся на стажировку в Уфу, где у меня к тому времени уже жена и дочь были. Работал помощником главного тренера, а в 1977-м по необходимости стал главным. Не хватало средств, чтобы содержать команду. В результате в один прекрасный момент ребят разобрали, а главного тренера уволили. Вот начальство пришло ко мне и говорит: «Бери, Сергей Михалыч, команду, мы тебе доверяем». 

– Удружили, называется…
– К слову, «Салават» стал первым в стране профессиональным клубом. Раньше мы считались командой спортивного общества завода. Все ребята были хоккеистами, а дополнительно – столярами и плотниками. Вот я, например, числился сантехником четвертого разряда. Когда «Салават» стал клубом, все побочные профессии отвалились и ребята стали просто хоккеистами. 

–  Раньше все было лучше?
–  По-всякому бывало. Главный тренер ведь отвечал за все: форма, поездки… Утром в горком, потом в спорткомитет… Понимаешь, что все это бесполезно, но все равно ходишь по кругу. Правда, порой попадались люди, на которых все держалось. Вот, помню, Николай Григорьевич Ковалев – директор уфимского завода – очень любил хоккей. И делал для команды все что мог. Но потом его убрали, пришел другой руководитель, и все посыпалось…

Я слишком много знал

– Расскажите, как вы оказались в «Ладе»?
–  Помню, в 1990-х были в моде альтернативные выборы руководства команд – перестройка. Меня не выбрали главным тренером «Салавата», и я уволился. А потом Геннадий Цыгуров пригласил меня в «Ладу». Спасибо ему за это большое. Два раза были чемпионами, трижды серебро завоевывали, выиграли Кубок европейских чемпионов… В 1999-м меня пригласили в «Северсталь» главным тренером. Там мне удалось проработать шесть сезонов, завоевать серебро и бронзу чемпионатов страны. Если судить по годам работы главным тренером, я еще очень молод (смеется).

– Говорят, что в Череповце вы до сих пор культовая фигура….
– В этом городе люди очень любят хоккей. И такой популярности, как там, я больше нигде никогда не имел. Может, потому что мы завоевали медали. О хоккее там пишут, говорят, показывают его… Но потом наступило время, когда пришла пора менять команду. Там господин Мордашов –  владелец «Северстали» – не большой любитель хоккея. Мог, как говорится, дать денег на наш аттракцион, а мог не дать. А хуже неопределенности ничего быть не может. Главная ошибка заключалась в том, что мы не смогли сохранить победный состав. Я попал в больницу, и команду тут же растащили. Потом у меня закончился контракт, а другого не предложили.

– И вы решили попробовать себя в новой роли – менеджера тольяттинской «Лады»…
–  На тот момент у меня не было предложений от команд суперлиги, и я уехал в Тольятти менеджером команды. Одновременно тренировал молодежную сборную. Но когда в команде грянул финансовый кризис, президент почему-то решил меня первым уволить. Наверное, я слишком много знал. Вот теперь снова работаю в Уфе.

Уфа

Блицопрос:

• Любимые фильмы: комедии Гайдая

• Музыка: русский шансон

• Книга: классическая литература, «Идиот» Достоевского

• Любимая поговорка: «В чужой монастырь со своим уставом не суйся»

• Анекдот: про тренеров: «Пишите письма»

• Любимая еда: уральские пельмени

Тренерский цех российской суперлиги

Клуб для тех, кому за 50

Несмотря на постоянные разговоры о необходимости омоложения тренерского состава  суперлиги, пока  в основном у руля команд высшего дивизиона нашего хоккея стоят специалисты  в возрастной категории от 50 лет старше. Кстати, вплотную подобрались к этому рубежу и тренеры, которые считаются у нас молодыми. Мисхату Фахрутдинову, который возглавил недавно «Витязь», уже 48 лет, Евгению Попихину, принявшему «Химик», – 47, а Андрей Хомутов дебютирует в суперлиге в 46 лет. Белой вороной выглядит только наставник «Трактора» Андрей Назаров, который только год назад завершил карьеру и повесил на гвоздь свои «бойцовские перчатки».