• Игорь Транденков: 350 тысяч евро, чтобы «отмазать» от допинга. Балахничев не мог не знать об этом!

    Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга
    Игорь Транденков: 350 тысяч евро, чтобы «отмазать» от допинга. Балахничев не мог не знать об этом! - фото

    Фото: AP

    Двукратный призер Олимпиад рассказал, как он лишился золота в Атланте и почему Бубка талантливее Исинбаевой.

    Их всего трое – прыгунов с шестом, кто взял две олимпийские медали. Француз Рено Лавиллени и двое наших. Угадали? Великого Сергея Бубки среди этого дуэта нет. Максим Тарасов взял золото в Барселоне и бронзу в Сиднее, а петербуржец Игорь Транденков на двух подряд Играх (в 1992 и 1996 годах) был вторым. Вот судьба у человека: дважды победил самого Бубку, а до олимпийского золота так и не допрыгнул.

    Мы разыскали Игоря на питерском стадионе «Динамо». Он теперь тренер по ОФП волейбольного клуба «Динамо-ЛО». Следит за здоровьем спортсменов. В российской легкой атлетике почему-то Транденков не востребован. Или может плохо звали?

    Хотите еще услышать Транденкова, внизу есть видеоверсия.

    – Я не видел себя в легкой атлетике, – сразу признался Транденков. – Когда в 2000 году заканчивал, мой любимый вид спорта разваливался.

    – Уже тогда разваливался?
    – Система очень большая. Инерционность позволила продержаться до 2013-2014 года. Ощущалось, что будет развал. А в Питере, как всегда, еще хуже. Например, на стадионе «Динамо» есть хорошее покрытие, но там негде прыгать с шестом. Яма, которая была приобретена под меня, просто развалилась.

    – Почему новую не приобрели?
    – Никому это не интересно. Нет финансирования, нет тренеров.

    – Почему?
    – Думаю, что маленькие ставки. Максимум в районе 30-40 тысяч. Чтобы получать больше, надо иметь спортсменов, которые входят в состав сборной.

    – Вас приглашали из Всероссийской федерации легкой атлетики?
    – Оттуда никогда обращений не было. Только на уровне города. Но там были настолько смешные вознаграждения, что было несерьезно говорить. Я бы с удовольствием работал в легкой атлетике на альтруистических началах, если бы продолжался мой бизнес.

    – Что за бизнес?
    – Производство элитной мебели на заказ.

    – Почему не сложилось?
    – Подвели партнеры. Когда стало очень много денег, их стало сложно делить. Начались дрязги. Все захотели работать на себя, а мои знания в столярной области были очень скудные, я финансировал на развитие бизнеса.

    – Дома что-то осталось из элитной мебели?
    – В первой семье остались очень красивые двери, кровать ручной работы.

     

    – В России была Елена Исинбаева, теперь появилась чемпионка мира Анжелика Сидорова. Куда пропали мужчины-шестовики? Последняя медаль на чемпионатах мира была завоевана в 2005 году. Было еще серебро Евгения Лукьяненко на Олимпиаде в Пекине. С тех пор ничего.
    – Технически очень сложный вид. Требует большого комплекса подготовительных работ. Нужны скорость, прыгучесть, выносливость, гимнастика, акробатика, нервная устойчивость. Бегуну достаточно дорожки, а прыгуну с шестом нужен специальный зал, где будут всякие прибамбасы.

    – В Питере есть такие залы?
    – Нет, уже давно ничего нет.

    – А Зимний стадион?
    – Там можно прыгать, но всю подготовительную работу нельзя делать.

    – Прыгун с шестом чувствует, что преодолел планку?
    – Конечно. Даже в момент прыжка уже понимаешь: прыгнешь или нет. Бывает, что слегка заденешь, а она останется либо упадет.

    – У вас шест часто ломался?
    – Боевые шесты два раза ломались. Слава Богу, ничего серьезного со мной не случилось. Только несколько синяков.

    – Мимо матов не падали?
    – Я нет. Несколько раз на моих глазах падал мой лучший друг Григорий Егоров из Казахстана. Парень с сумасшедшими физическими данными, но у него была нестабильная техника. Он сломал руку еще в юниорском возрасте. Когда стали взрослыми, перестали падать мимо матов.

    – У вас есть ревность по отношению к футболу? В Петербурге восторгаются «Газпром Ареной», но она не для легкой атлетики. Там не побегаешь, не попрыгаешь.
    – Раньше была ревность. Когда был помоложе и меньше понимал, как устроены финансовые потоки в спорте. Только в нашей стране футбол смотрят десятки миллионов людей. Поэтому, естественно, что там больше денег.

    – Ирина Привалова сказала, что «футбол – это 11 бегающих мужиков, а легкая атлетика – это здоровье нации».

    – Я не думаю, что надо разделять. Если правильно относиться, любой вид спорта имеет отношение к здоровью нации. У меня близкий друг – Сергей Дмитриев. (Двукратный чемпион СССР в составе «Зенита» и ЦСКА, серебряный призер чемпионата Европы-1988. – «Спорт День за Днем».) Я знаю, как ему несладко досталось в жизни от футбола: множество операций на коленях, его кидали с контрактами. Не могу сказать, что я ему позавидовал в плане спортивной карьеры.

    – Все-таки в Петербурге нет ни одного стадиона, куда можно привезти чемпионат мира или Европы по легкой атлетике.
    – Такого уровня нет. «Петровский» полностью соответствует хорошему мировому старту, но чемпионат мира, конечно, не потянет.

    – Как вы считаете, есть какое-то просто решение, чтобы IAAF восстановил ВФЛА?
    – Думаю, что нет.

    – Все так запущено?
    – Да. Мы говорим одно, а делаем другое. Я сейчас глубоко не погружаюсь в легкую атлетику. У меня нет отношений ни с кем из федерации, поэтому могу говорить, опираясь только на то, что было раньше. Не думаю, что можно быстро изменить отношения между допинг-контролем и федерацией.

    – Надо заслужить доверие какими-то шагами.
    – Этого можно добиться только многолетней чистотой. Сдавать допинг-пробы без всяких шероховатостей: не могли дозвониться, был в отъезде и так далее. Должна быть открытость. Понятно, что во всех крупных легкоатлетических странах есть медицинская помощь. Это не всегда допинг. Идет где-то на грани: совершенствуются препараты и технологии. Но помощь есть. Просто она не настолько ярко выраженная. В мое время наши прекрасные доктора сборной давали препараты, которые находились на пике. Это были новшества в медицине, а ничего запретного по своему воздействию в них не было.

    – Запретные препараты вам предлагали?
    – Конечно! Но это уже был конец 80-х годов, демократия, поэтому никакого давления. Хочешь – пробуй, не хочешь – не пробуй. Твоя ответственность. А вот в конце 70-х– начале 80-х было не так. Если ты не принимаешь препараты, могли убрать из сборной. Это я знаю от близких людей, которым могу верить.

    – Я слышал, что такое же было и в 2000-х в сборной России.
    – Там было так: тебя заставляли покупать препараты у людей, которые стояли во главе федерации (не буду называть фамилии), в три раза дороже, чем это можно было достать. Потом ловили на допинг-контроле, потому что знали на что ловить. Это был простой тест. И потом с тебя еще вымогали за прикрытие.

    – Серьезный бизнес.
    – Одни и те же доктора кормили и продавали. Все это было под патронажем главного тренера. Я не сомневаюсь, что президент федерации Валентин Васильевич Балахничев тоже знал об этой сиcтеме. Он не мог не знать! Но не думаю, что с этого имел мзду. С чего вышел скандал?

    – С чего?
    – Агент бегуньи Лилии Шобуховой – мой друг Андрей Баранов. Была облава с ВАДА, и она засветилась на допинге. Чтобы ее прикрыть, Андрей лично привез 350 тысяч евро. Отдал деньги в федерацию. Когда ее не получилось отмазать, ему вернули только 150 тысяч.

    – А 200 за что взяли?
    – Наверное, за посреднические услуги (улыбается). После этого Лиля открыла рот. Кому понравится, когда тебя кидают на 200 тысяч?!

    – Согласен.
    – Такая же история была и со Степановой. И много было спортсменов, которых, видимо, отмазали.

    – У два олимпийских серебра: в Барселоне и Атланте. Где были ближе к победе?
    – Конечно, в Атланте.

    – Давайте, сначала про Барселону-1992. Что вы почувствовали, когда Сергей Бубка «зачехлился» в финале?
    – На самом деле, это было большое разочарование. В то время его лидерство никто не оспаривал.

    – Бубка приехал в Барселону с мировым рекордом.
    – Всегда хотелось у него выиграть. И я один-два раза в год где-то умудрялся обыграть Бубку. Но для этого у тебя должен быть лучший день, а у него – худший.

    – В Барселоне был точно худший.
    – Он просто не взял высоту. (Два неудачных прыжка на 5,70 и один на 5,75. – «Спорт День за Днем».) Еще, конечно, был дурацкий ветер в момент его попыток. Все спокойно. Как Бубка выходит в сектор, погода меняется. Как-будто сама природа была против. И, конечно, у него была очень тяжелая ночь перед финалом.

    – Что случилось?
    – Финансовые вопросы. Он перезаключал контракт с Nike. На кону стояли серьезные деньги. Видимо, это тоже повлияло. Они боролись за лучшие условия, агент постоянно дергал Бубку.

    – У Максима Тарасова тоже была непростая ситуация. Отдал свою аккредитацию тренеру, чтобы тот смог пройти в олимпийскую деревню, а потом Тарасова чуть не выгнали.
    – Я что-то слышал, но на самом деле это мелочь (улыбается). Так половина спортсменов делала. Максима просто немного постращали.

    – Когда Бубка «зачехлился», Тарасов выдал два удачных прыжка на 5,75 и 5,80 и стал олимпийским чемпионом. Вы могли в тот момент с ним конкурировать?
    – Он прыгнул 5,80. Я тоже взял эту высоту.

    – Так.
    – Я не был готов психологически выиграть Олимпийские игры. Был какой-то эмоциональный стресс. С третьей попытки взял 5,80. Был четвертым, стал вторым. Эйфория! У меня не было четкого плана.

    – Тренер мог подсказать с трибуны.
    – Его не было на этой Олимпиаде, а заранее такие ситуации не проговаривали.

    – Для себя вы тогда определились, какую страну вы представляли на Играх-1992: СССР, СНГ, Россию?
    – СССР.

    – Но ведь такой страны уже не было?
    – Как не было? Она для меня и сейчас есть. Я очень хорошо отношусь ко всем нашим братским народам, включая даже страны Прибалтики. В то время они нас недолюбливали. Но, если честно сказать, было за что.

    – Максим Тарасов признался, что для него прыжки на 6 метров даже затмили золото Барселоны. У вас тоже были такие же. Личный рекорд – 6,01. Что чувствует человек, когда летит вниз с такой высоты?
    – Тоже самое, когда летишь с 5,90, а по временным характеристикам сильно не отличается. Если бы тогда мне предложили: прыгнуть на шесть метров или выиграть Олимпиаду, то я бы больше склонился к первому. Сейчас однозначно понимаю: олимпийское золото дороже абсолютного результата!

    – В Барселоне сильно отличались суммы призовых за золото и серебро?
    – От федерации Максиму заплатили 3 тысячи долларов, мне – 2 тысячи.

    – А в Атланте?
    – 50 тысяч – золото, 20 тысяч – серебро. У меня основной доход был не выплаты федерации, а призовые с коммерческих стартов. После Олимпиады я поднял базовые деньги в пять раз.

    – Все хотели пригласить серебряного призера Олимпиады.
    – Да, за месяц после Игр 10 стартов, на которых ты в среднем получаешь 5-6 тысяч долларов.

    – Перед Олимпиадой в Атланте вы потеряли свои шесты…
    – Ты их несколько лет подбираешь, обкатываешь. Они для тебя как родные. Знаешь на ощупь.

    – В Атланте пришлось прыгать с чужими шестами?
    – Нет, со своими. Мне быстро сделали еще один комплект. Прислали прямо в Атланту.

    – А как вам объяснили пропажу старых шестов?
    – Это было в Ницце. Приехал в аэропорт, шестов нет. И что делать? В аэропорту никто ничего не знает: где-то были, пойдите-посмотрите. Чьи-то шесты лежали, моих не было.

    – Второй удар был посильнее. За пару дней до старта вашу супругу, бегунью Марину Транденкову, прямо в Атланте уличили в применении бромантана и сняли с соревнований.
    – Очень было тяжело. Жена осталась в Атланте. После того, как она пропустила эстафету 4x100, ее реабилитировали. Я считаю, что лишили золота меня и возможно нашу женскую команду в эстафете.

    – Даже так?
    – Я был очень близок к победе. Перелетел планку на 6,02, лежал на матах, а она еще качалась... через секунду упала. Попытку не засчитали.

    – Обидно. Вы вспомнили про 6,02, на началась для вас Олимпиада с того, что вы чуть не получили «баранку» в квалификации на высоте 5,60.
    – Моя квалификация проходила параллельно с предварительным забегом Марины на 200 метров. Она должна была быть в третьем-четвертом забеге. Один идет – ее нет, следующий – тоже. Кручю башкой. Не могу понять, что происходит. Отгоняешь от себя разные мысли, но все равно переживаешь.

    – Понимаем.
    – Естественно, это где-то сбило. Но когда осталась одна попытка на 5,60, отрешился от всего. И жахнул с большим запасом над планкой. На 5,70 потом без проблем прыгнул с первой попытки.

    – В финале у вас возникла такая же история. На высота 5,86 планка упала два раза.
    – Опять стечение обстоятельств. Прыжки с шестом – это всегда анализ, через какое время ты должен вывести себя в состояние готовности. Ты не можешь постоянно быть на пике. Прыгнул, гасишь себя и ждешь. Чтобы снова прийти в состояние стресса, ты должен себя разогреть. На это уходит 10-15 минут. В Атланте все долго прыгали на 5,80. И еще в последней попытке сломали стойку. Была задержка на 40 минут.

    – За это время можно сгореть психологически.
    – Ты же не знаешь, когда будешь прыгать. Не можешь себя гасить. Ввести себя в состояние стресса надо на 10 минут. В идеале – на две минуты. А тут ты час держишь это состояние. Естественно, пошла яма. Две попытки были убитые. Потом я взял паузу, вышел из этого состояния, перенес третью попытку на следующую высоту и взял 5,92. С запасом.

    – В Атланте не было Родиона Гатауллина и Тарасова. Получил травму Бубка. Почему вы не стали прыгать на 5,97? Вряд ли француз Жан Гальфьон, олимпийский чемпион Атланты, взял бы ту же высоту.
    – Я не мог представить, что Назарыч (Бубка. – «Спорт День за Днем») сойдет по травме, а плана Б у меня не было. Перед Олимпиадой мы с ним схлестнулись на одном серьезном старте. Я прыгнул на 5,95, он – на 6 метров и выиграл. Я пробовал на 6,05. Получилось так… похоже. Чтобы выиграть Олимпиаду у Бубки, надо было прыгать на 6 метров. Это было понятно. Четыре года ты на это настраиваешься, и потом не можешь переключиться за один день. Это просто невозможно. Хотя, конечно, это надо было сделать. Моя ошибка. Моего тренера ошибка. Еще в Атланте была очень плохая кухня. Омерзительная!

    – Почему?
    – Ужасно невкусная и некалорийная. Все, чем кормили в столовой, было безвкусное. За 10 дней до старта, что мы там жили, я потерял два килограмма.

    – Не пытались где-то еще питаться?
    – В последние дни уже пошел в город. Начал качественно питаться за деньги в нормальных ресторанах.

    – Какие были условия жизни?
    – Вообще ужасные! Комната в общежитии с размером в автомобиль. Метров пять квадратных (улыбается). Со страшной силой дули кондиционеры, которые не регулировались. Все спортсмены затыкали их, чем могли.

    – Не пытались жаловаться?
    – Бесполезно.

    – После Атланты вы понимали, что следующей Олимпиады уже скорее всего не будет?
    – Я практически отобрался в Сидней.

    – Чего не хватило?
    – Сделал две операции на колени. Не успел подготовиться к отбору. В принципе я даже мог поехать на Олимпиаду. Вадим Борисович Зеличенок (бывший главный тренер сборной России. – «Спорт День за Днем») очень хорошо ко мне относился. После отбора было еще два месяца. Если бы я гарантировал, что покажу результат, меня бы взяли. Я так думаю. Но я знал, что не покажу результат, поэтому даже разговора об этом не заводил.

    – В 2014 году француз Рено Лавиллени побил рекорд Сергея Бубки в зале, прыгнув на 6,16 на турнире «Звезды шеста» в Донецке. Другое достижение Бубки – 6,14 на открытой арене – не превзойдено с 1994 года. Как считаете, где предельная высота, на которую человек уже не улетит?
    – Прыжок на 6,25-6,30 – это вполне допустимо. Как скоро? Для побития рекорда должны быть как-минимум два прыгуна, которые будут разгонять всех остальных. Как в свое время Бубка и Вигнерон, потом Бубка и Гатауллин. Без конкуренции невозможно прыгать на такие большие высоты.

    – Вы видите таких разгоняющих?
    – Пока нет. Один раз в сезоне прыгают за 6 метров, и все замечательно. Прыгунов с таким же ненасытным характером, как у Сергея Бубки, я пока не вижу. Люди помельче пошли.

    – С планкой можно схитрить?
    – С ней сделали еще хуже. Раньше платформа, на которой лежала планка, – была семь сантиметров. Сейчас – пять. Было четыре стороны, на которых планка могла стоять. Теперь – одна плоская сторона, остальные полукруглые. Если планка просто перевернется, судья может не засчитать попытку. Мы в своей среде считаем, что кое-кто заинтересован, чтобы его мировой рекорд никогда не побили.

    – Вы имеете в виду Бубку?
    – Это вы сказали (улыбается).

    – На ваш взгляд, кто был талантливее: Бубка или Елена Исинбаева?
    – Сергей талантливее.

    – В чем?
    – В упертости. Он еще мужчина. Некорректно его сравнивать с женщиной. Разница всегда будет. Женщина чисто биологически уступает мужчине.

    – Вам никогда не хотелось взять талантливого прыгуна с шестом и за несколько лет подготовить из него олимпийского чемпиона?
    – Если бы мое финансовое положение не заставляло меня работать, я бы, конечно, занимался тем, что люблю больше всего – легкой атлетикой. Здесь я лучше всего разбираюсь. Будем считать, что пока этот вопрос не закрыт, а отложен (улыбается).

    Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга

    Читайте также

    Пожизненно дисквалифицированный экс глава ВФЛА ответил на обвинения Транденкова

    Алексей Мишин – о Туктамышевой как потомке Чингисхана, отношениях с Тутберидзе и юниорках

    Фото: Lenoblast.bezformata.com, Run-ski.ru


    Читайте Спорт день за днём в
    Подпишитесь на рассылку лучших материалов «Спорт день за днём»