Командировка в осень

Если в Дублине сборную ждала радуга, словно предвещавшая: «Все будет хорошо», то Скопье встретил россиян землетрясением.

Странно, что футбольная, да и околофутбольная публика, обычно чуткая ко всевозможным приметам, на ночные толчки никак не прореагировала. Если и были какие-то разговоры о природном катаклизме поутру, то свелись они к незатейливому обмену мнениями: «Ты что-то чувствовал?» — «Нет». — «И я нет». Адвокат, который даже на зав­трак, значившийся в расписании как свободный, вышел к моменту открытия ресторана, услышав о землетрясении, не поверил.

— Что, здесь?

— Здесь.

— Сильное?

— Непонятно. Кто-то говорит, пять баллов, кто-то — четыре.

Тренер посмотрел с недоверием, пожал плечами и полетел своей стремительно-упругой походкой в тот зал, что был выделен отелем для сборной.

Аналогично реагировали и добравшиеся до Македонии коллеги-журналисты. Невинная фраза в фейсбуке о разбушевавшейся природе — и сразу же поток вопросов: «Что, правда?», «Где?», «Когда?». И признания, последовавшие за этим: «Мы и не слышали».

Но потом, к обеду, нашлись репортеры, видимо, уставшие от дороги меньше остальных. Они видели, почувствовали, а утром еще и убедились, что это не сон: в номере одного из них треснули перила на балконе.

Землетрясение на время стало злобой дня, вытеснив остальные вопросы по команде. Даже после предыгровой тренировки коллеги пытались в микст-зоне выспросить игроков о том, как им спалось этой ночью. Билялетдинов сказал на ходу: «Ощущение было такое, словно где-то рядом проехал поезд».

Видно, железнодорожное прошлое не отпускает Ди­нияра.

Тема умерла, когда автобус с командой отправился со стадиона в отель. И после этого вспомнили о землетрясении лишь однажды — в день матча, что было совсем уж неожиданно. Представитель российского информагентства приехал в гостиницу за комментариями к скандалу дня. Так ему, по крайней мере, казалось.

— Мне срочно надо поговорить с Адвокатом.

— О чем?

— Почему он подал протест в УЕФА.

— Какой протест? Когда?

— Вчера. По поводу отеля.

Никто ничего не понимал. Особенно про связь УЕФА и отеля.

— Ну, в газетах же об этом написали.

— О чем?

Удивление, граничащее с сомнением: что они тут, совсем одичали? Уже и газет не читают:

— Что у него в номере обвалился балкон во время землетрясения. И он потребовал разобраться, почему команду заселили в отель, не укрепленный на случай подземных толчков.

Коллегу успокоили. Он не сразу поверил, что это миф, возникший на осколках реального случая, произошедшего с другим человеком в другом месте, и «информации» желтой прессы. Но минуты через три мир и покой вновь воцарились в его душе. Особенно помог ответ на вопрос: «Как настроение у ребят?» — «Боевое!».

«Как настроение?»

Когда этот вопрос превратился в наиболее важный для многих СМИ в день матча? Непонятно. Не вспомнить.

Как настроение? Да каким оно может быть после тяжелого монотонного десятидневного сбора в конце года...

Чем меньше времени оставалось до матча с Македонией, тем сильнее ощущалось: игра будет тяжелой, гораздо тяжелее, чем в Дублине. И вовсе не потому, что Ирландия пыталась играть в открытый футбол, да еще и чувствовала себя на первых минутах фаворитом, а македонцы действовать так против сильного соперника не будут. И не потому, что возрастало давление на команду. Когда оно было низким-то?

Слишком мало к концу сбора осталось эмоций. То там, то здесь, то вечером, то утром слышались простые слова, выражавшие все, что чув­ствовал каждый: «Быстрей бы домой». Те эмоции, что сгорели во время матча в Дублине, восполнить было нечем. Будь иной природа за окном, будь лето или весна, а не тусклая осень, будь, наконец, это крупный красивый город — наверняка сбор вышел бы более легким. А так с каждым днем накапливалось ощущение, что это работа, что это командировка, и поневоле люди начинали считать дни до возвращения домой.

Выручали посиделки в лобби отеля — небольшими компаниями, с задушевными разговорами под кофе. Когда можно было посмеяться над хорошо рассказанной байкой, свежим анекдотом или даже «новостью» от бульварной прессы. Один хохотал над «источником», сообщившим, что он играл в Ирландии на уколах. Второго рассмешило известие, что команде в этом пятизвездочном отеле завтрак горничные приносят прямо в номера. Третий забавлялся, узнав, что он не выспался из-за свадьбы, шумевшей на первом этаже гостиницы, — и провалил тренировку, вследствие чего не попадает в стартовый состав.

Но долго потешаться над такими «новостями» не хотелось — приедалось. Другие возможности отвлечься от рутины были более приятными. Акинфеев, например, позвонил доселе незнакомому ему лично Леониду Куравлеву, решив поздравить любимого актера с днем рождения. Делился с удовольствием сведениями: как он добыл телефон, как узнавал, в какой час лучше звонить, чтобы это было кстати.

— А он и отвечает: Акинфеев может звонить мне в любое время дня и ночи.

— Ты ведь знаешь, что он за ЦСКА болеет? Или, по крайней мере, раньше болел, когда был помоложе?

Вратарь не знал. Тем интереснее было видеть, как ему это приятно. Такие вещи, как заочная симпатия двух незнакомых публичных людей, наверняка случайно не возникают. Неудивительно, что и другой армеец, Вася Березуцкий, не зная о клубных пристрастиях Куравлева, признался, что более любимого комедийного актера у него нет.

После этого почему-то вспомнилось, как дружила с Евгением Леоновым сборная России начала девяностых. Как игроки ездили к нему на могилу перед тем, как улететь на Евро-1996.

Может быть, это и есть тот единственный способ эмоциональной подзарядки на сборе — приглашать с собой на выезд нескольких артистов, чтобы команда не так ощущала монотонность будней?

Возможно, стороннему зрителю это покажется странным: усталость, монотонность, опустошенность, когда речь идет о лучших игроках страны, о профессионалах, получающих за свою работу серьезные деньги. Но ведь и они тоже люди, у которых вся жизнь проходит между сборами, и каждый новый бодрости со свежестью добавляет едва ли.

Пока команда летела в Москву из Скопье, взяв шесть очков на выезде, здесь ее критиковали — за невзрачную игру, за смазанную концовку. Правда, уже отдавая должное результату.

А там, в ночном небе, все было иначе: хохот, крики, треп. Все просто: у профессионалов и у болельщиков разные шкалы ценностей.

Разве что Аршавин был серьезнее обычного. Хороший, умный, глубокий человек, которого всегда судят по какой-то особой шкале. Но у него и судьба такая, особенная.

В аэропорту по прилету он дал интервью. Тоже серьезное.

Оно так и осталось единственным серьезным интервью в то утро. Когда следующим у микрофона оказался Дзагоев (на раскадровке), это увидел Кержаков и крикнул остальным: «Пойдем-ка послушаем».

Они и пошли. Вся команда — хохоча и дурачась.

Хорошее было утро. Победное. 

Опубликовано в еженедельнике «Спорт день за днем» №41 (20-26 октября 2010 года)