Крепостное право

«Крепостью» на специфическом шахматном сленге называют такое положение, в котором один из соперников имеет явное преимущество, а выиграть тем не менее не может. В таких случаях говорят, что один игрок «построил крепость», а второй – не в силах ее «пробить».

Первая партия матча за звание чемпиона мира между Владимиром Крамником и Веселином Топаловым долгое время развивалась как раз по этому сценарию. Но то, как она завершилась, не подходит ни под какой сценарий. Этому нет рационального объяснения. Называйте это как хотите: мираж, наваждение…

Можно сказать проще. Это был самый натуральный заскок.

Что поставил Илюмжинов

Элиста, сентябрь. Погожий, солнечный день. Время 14.30. Площадь перед Домом Правительства оцеплена милицией и ОМОНом. Голоса по рации напоминают военные сводки. Объявляется получасовая готовность, затем пятнадцатиминутная, пятиминутная. Из ближней ко мне рации вдруг отчетливо слышится обрывок чьего-то приказа: «…к стенке!» Как могу, изображаю на лице полную законопослушность. Очень хочется ничего не нарушить. Кажется, мне это удается. Ровно в 15.00 на сцену поднимаются чемпион мира по версии ФИДЕ Веселин Топалов и чемпион мира «по классическим шахматам» Владимир Крамник, а вместе с ними – президент Калмыкии и ФИДЕ Кирсан Илюмжинов, вице-премьер Российского правительства Александр Жуков и глава Росспорта Вячеслав Фетисов. Их встречают аплодисментами.

Сцена по всему периметру отделена от зрителей ширмой. Ширма из особого стекла, односторонняя: зрители видят игроков, но те в ответ не видят ничего, кроме себя самих, для них эта ширма все равно что зеркало. Крамник садится в кресло. Его что-то не устраивает. Вот что: кресло слишком высокое. Главный арбитр матча голландец Герт Гийссен на коленках подлезает под Крамника, но с креслом совладать не может. Заминка. Откуда-то пулей вылетает рабочий сцены, подскакивает к Крамнику, дергает за какой-то рычажок. Крамник, не вылезая из кресла, тут же плюхается на добрых двадцать сантиметров вниз. Он удовлетворенно кивает головой: теперь все в порядке.

По традиции первый ход в матче делают VIP-персоны. По традиции в этот и только в этот момент на сцену могут выйти фотографы. Раздаются щелчки затворов. Потом вспышки. На мгновение зрители перестают видеть и доску, и самих игроков. Зал гудит. Зал переполнен. Много пожилых людей – они надели ордена и медали. Много детей – тоже понимают торжественность момента.

Но вот на двух демонстрационных электронных досках чуть покачнулась белая пешка D. Покачнулась – и медленно переползла с d2 на d4. Матч начался.

Уже позже Илюмжинов признается: «Мы с Жуковым думали, что Крамник предложит нам сделать ход е2-е4. Даже поставили на это. Но, как видите, ошиблись». Что именно поставили Александр Дмитриевич и Кирсан Николаевич и сколько – осталось загадкой.

Потоптавшись у демонстрационной доски, высокие официальные лица уехали на республиканский стадион «Уралан», где приняли участие в футбольном матче: сборная правительства Калмыкии против сборной Президентского совета ФИДЕ, усиленной Жуковым и Фетисовым. Без особого риска ошибиться можно было предположить, что победит дружба. Так и случилось – 5:4 в пользу сборной ФИДЕ. Решающий гол на счету Александра Жукова.

Вкус специфический

То, что происходило на доске в первые два-два с половиной часа борьбы, было для Владимира Крамника в высшей степени благоприятно. Соперники разыграли Каталонское начало. Этот дебют еще в 80-е годы стал синонимом сложной позиционной борьбы, то есть идеально вписывался в общую матчевую стратегию Крамника. Топалов ответил вариантом – не слишком редким, но и явно не основным. Он играл быстро; на мгновение показалось, что болгарину удастся перевести борьбу в столь любимое им хаотичное, иррациональное русло.

Но и Крамник играл быстро! Не осталось никаких сомнений: он был готов к порядку ходов, избранному Топаловым. Россиянину удалось разменять ферзей, затем произошли новые размены. Напряжение спало. Позиция определилась. Болельщики Крамника возликовали.

Пожалуй, я берусь объяснить это даже неискушенным в шахматных сражениях читателям «Спорта». Итак, уважаемый читатель, представьте, что вы… ну, скажем, ведете девушку в ресторан. Вы – убежденный сторонник японской кухни, вам по вкусу суши и сашими. А дама вашего сердца, напротив, без ума от фахитос и халапеньо.

И вот вместе с вашей дамой вы стоите ровно на полпути между мексиканским и японским рестораном. И каждый тянет в свою сторону. В итоге – ваша взяла, и дама принуждена есть вместе с вами сырую рыбу. Что это значит? Разве объективно это вкуснее, нежели хорошо зажаренное мясо с огненными перчиками на шкворчащей сковородочке? Нет, конечно. Это значит ровно то, что блюдо пришлось вам по вкусу.

Так этого достаточно!

Именно это происходит и в шахматах. Позиция, которая стояла на доске после первых 20-ти ходов, объективно не обещала Крамнику большого преимущества. Возможно, она вообще была примерно равной. Но то, что она должна была прийтись Крамнику по вкусу – несомненно. А большому шахматисту ничего другого и не надо.

Позиция была гладкой и ровной, как сырая рыба. Огненному дару Топалова просто негде было себя проявить. Он дернулся раз, другой, но все попытки «зажечь» игру были неубедительны. Топалов перешел к защите. Казалось, еще немного – и Крамник одержит чистую победу.

Не тут-то было

Что-то вдруг изменилось. Но что? Что? Крамник стал задумываться. Он не нашел идеальной расстановки фигур. Он запутался. Время таяло, и Владимир со всей очевидностью лез в цейтнот. Когда времени почти совсем не осталось, россиянин упустил верный шанс форсировать ничью. Позже, на пресс-конференции Владимир скажет, что ошибся. Он думал, что делает ничью как угодно.

Крамник выиграл пешку. Но правда заключалась в том, что это Топалов с ложной услужливостью отдал эту пешку Крамнику. «Не угодно ли?» Крамнику было угодно. Он съел пешку, и на этом закончились события первых 40 ходов. Первый контроль был пройден. Позади четыре часа борьбы. Впереди – почти столько же. Болельщики Крамника выглядели усталыми и огорченными. Вместо близкой победы – перспективы трудной защиты, и это в первой же партии, да к тому же белым, «ударным» цветом!

На измор

Позиция, к которой стремился Топалов, не является уникальной, однако в игре такого уровня я давно ничего подобного не видел. На доске осталось по ладье и коню – всего-то; кроме того, у Топалова были четыре пешки, а у Крамника – пять. По всем шахматным законам на выигрыш при таком раскладе должен был играть Крамник, а уж ничья-то ему и вовсе должна была быть гарантирована.

Но на сцене происходило нечто прямо противоположное. Ладья и конь Крамника были вялы, безжизненны, король не чувствовал себя в безопасности. Лишняя пешка не играла почти никакой роли. Все фигуры Топалова были активны – но их было мало! – по крайней мере, недостаточно для того, чтобы взять крепость Крамника штурмом. Я обвел глазами пресс-центр, затем спустился в зрительный зал. Мне вдруг почудилось, что мы все – по обе стороны сцены – крепостные.

В самом деле. Крамник построил крепость и ходил внутри этой крепости туда-сюда, дожидаясь, пока Топалову все это не надоест и тот не предложит ничью. Топалов был в своем праве – он не нарушал шахматного кодекса, он честно пытался взять Крамника на измор.

У зрителей было свое право. Право уйти – или право остаться и досмотреть, чем все это кончится. Но смотреть на внешне бесцельные маневры калмыцким любителям шахмат было, прямо скажем, трудновато. Чем не крепостные?

Наконец, журналисты. Ну, об их правах нечего и говорить. Дай им волю – они давно бы согласились на ничью и за Крамника, и за Топалова, сообщили об этом радостном факте в свои редакции и отправились пить пиво в ближайший кабачок. Какая безнравственная картина! Поэтому воли журналистам никто не давал. Крепостные, как пить дать, – крепостные.

Все мучились и страдали. Не мучился один только Сильвио Данаилов – менеджер Топалова. Он улыбался, мерил широкими шагами фойе, прямо-таки излучая оптимизм, и отвечал на хорошем русском языке всем желающим. Почему Топалов не предлагает ничью? Потому что играет на победу. А разве там есть победа? Скоро узнаем. А если победы нет, какой смысл мучить себя и соперника?

Смысл есть всегда.

Червячок сочувствия

«Не забиваешь ты, забивают тебе», – говорят футболисты. Шахматисты говорят иначе: «Угроза сильнее ее исполнения». Что это значит? Много чего, и в том числе, что возможность «забить гол» в шахматах тоньше, чем, может быть, в каком бы то ни было другом виде спорта.

В позиции, которую играл на выигрыш Топалов, ему вообще ничего не угрожало. У Крамника не было ни одной угрозы! Но был один тычочек, маленький, как заноза в пальце. И как заноза, он чуть-чуть нарывал – совсем не больно, практически незаметно. Но перед тем как сделать свой очередной ход, Топалов все время должен был этот тычочек видеть и возможность его применения Крамником учитывать.

Топалов учитывал. Один раз, второй, третий, десятый. А на пятнадцатый раз он про этот тычочек… забыл. Просто забыл. Как забывают деньги в кармане другого пиджака, как забывают проездной. Садишься в автобус, хлоп по карману – нет проездного. И как на грех, тут же появляется контролер.

Контролера звали Владимир Борисович Крамник. Штраф за безбилетный проезд пассажиру Топалову он выписал по полной программе. И тут уместно вновь вспомнить старинную футбольную мудрость. «Игра забывается – счет остается». Счет на табло – 1:0 в пользу Крамника.

На пресс-конференции, состоявшейся сразу по окончании партии, я не смог удержаться и задал Владимиру не самый, наверное, тактичный вопрос:

– Справедливость в матче на первенство мира – самое последнее дело. И все же: не кажется ли вам, что сегодняшняя победа была до некоторой степени несправедливой и, если можно так выразиться, упала вам в руки?
– Победу, действительно, ничего не предвещало. Нервы, нервы… Все решают нервы, – ответил Крамник. И продолжал: – Не исключено, что в одной из следующих партий и я что-нибудь подобное «сотворю», тем более на седьмом часу борьбы.

– Но сегодня, сейчас – червячок сочувствия к сопернику не гложет?
– Вы знаете, – с некоторой паузой ответил Крамник, – не гложет.