Наталья Камолинкова: Я не могу менять законы, но могу менять мышление

«Весь мир против нас», – когда ежедневные новости начинаются с таких фраз, информация о том, что кто-то из России принимает участие в международных гуманитарных программах, как минимум, удивляет. Наталья Камолинкова – блогер, активистка, мастер спорта и единственная в России девушка в команде по регби на колясках – провела больше месяца в США, изучая, как с помощью адаптивного спорта сделать этот мир лучше. Как проходил отбор, с чем пришлось столкнуться перед выездом и во время самого обучения, чему американцы могут поучиться у нас, Наталья рассказала в интервью директору БФ «Точка опоры»* в поддержку спортсменов с инвалидностью Анне Афанасьевой.

– Расскажи о самой программе.
– Global Sports Mentoring Program (GSMP) – глобальная спортивная программа наставничества. Она существует уже несколько лет, организована университетом Теннесси. Изначально они развивали направление «Жизнь женщины в спорте» – влияние на сообщества через женщин-лидеров, их поддержка. Потом появилось направление «Спорт для комьюнити», направленное на обучение лидеров в областях «спорт» и «адаптивный спорт».

– Как ты узнала об этой программе и что есть возможность принять в ней участие?
– Американское посольство в Москве получило информацию о том, что Россия в этом году участвует, и, собственно говоря, стали рассылать приглашения для участия в конкурсе. Я узнала от знакомых, подала анкету в последний день дедлайна за 3 часа до финала приема заявок. Честно говоря, даже не хотела подаваться. Думала, какая Америка в 2023 году, какая вообще международная программа?! Мне приходит на следующий день приглашение на собеседование с посольством США в России, потом письмо: «Вы прошли в следующий этап», за ним еще круче – анкета на 30 вопросов о вашем опыте в спорте для людей с инвалидностью, какого цвета карандашом вы бы хотели быть, рыба или курица, вино или пиво и т.д. И я помню, что над некоторыми вопросами я сидела и хихикала. Потом было собеседование уже с главой этой программы, которая как раз из университета Теннесси. И перед ним мне прислали для подготовки целую брошюру. Но сам разговор длился 15 минут, она со мной как подружка поболтала, спросила, как одной девочке играется в регби с парнями в России.

– Неужели при отборе  никак не отразилось то, что ты из России? В 2023 году в принципе удивительно то, что РФ выделили квоту на участие в международной американской программе! Твоя первая реакция, когда узнала, что прошла и едешь в Америку?
– Я вообще учусь меньше думать, больше делать и себе постоянно про это напоминаю. Уже в Америке на подведении итогов в приватной беседе директор программы призналась, что билась за меня почти со всеми остальными людьми, которые участвуют в отборе кандидатов, настаивала, что я должна быть здесь, сказала: «Увидела твои горящие глаза, опыт и так далее». И я понимаю, что им, конечно, было проще взять Машу из Сербии. Думала, что меня на последнем этапе срежут. Но я предполагаю, что, действительно, вот этот процесс отбора длительный, анкетирование, собеседование, они все равно очень сильно раскрывают человека и его личность, и организаторы понимают, что этот кандидат нужен нам здесь, чтобы сделать эту программу цельной.



– Ты поняла принцип отбора?
– Вот только после финального стало более все понятно. Изначально они в принципе решают, какие страны будут участвовать, потом выбирают по одному человеку из страны, хотя в этом году было исключение – из Непала, например, было три человека и из Индии два. При формировании команд участников они стремятся, чтобы были разные гендеры, разные виды инвалидности, представители разных сообществ, видов спорта. Нас было в итоге 18 делегатов – Индия, Непал, Египет, Турция, Замбия, Корея, Новая Зеландия, Россия, Латвия, Польша, Венгрия, Боливия, Эквадор. Дальше они понимают, что у них есть список организаций, университетов и общественных региональных организаций, специалисты которых могут стать менторами для делегатов. В университете Аризоны, куда я ездила, очень сильно развито регби на колясках, баскетбол на колясках. Так, у нас есть Наташа, которая занимается регби, и Джоланда из Боливии – баскетбол, супер, они едут в Аризону! Или, например, у нас есть Джейкоб из Венгрии, он, например, на протезе, а в Бостоне есть классный Центр протезирования, супер, Джейкобу туда. И в итоге получается, что идеальные совпадения по людям и целям.

– Все как-то подозрительно легко и непринужденно пока звучит…
– Эта поездка дала мне самой очень сильно прокачать себя. 2,5 месяца перед ней были очень стрессовыми. После, наверное, второго интервью мне говорят, что вы прошли к третьему и уже на финишной прямой, вам нужна вакцинация! Пандемию ВОЗ отменила, когда я уже вернулась из Америки, поэтому требование иметь прививку от ковида с международным сертификатом было жесткое. В России такой вакцины нет. Есть в Белоруссии. Цикл вакцинации пять недель, то есть две недели минимум между двумя вакцинами. И после второй должно пройти минимум три недели до въезда в страну. И вот мне сообщают в среду о том, что мне надо вакцинироваться. И я понимаю, что я уложусь в этот цикл, только если завтра уже буду в Белоруссии…

С визой до последнего было непонятно. А у нас, на минуточку, подготовка к чемпионату России по регби, которая, по идее, за неделю до моей поездки, разъезжать особо не могу. Ну и надо тренироваться. В итоге выясняется, что визу можно сделать в Москве, потому что это будет специальная программа. Как мне сказал охранник, тут вот дипломатам, космонавтам и участникам программы выдают. Через четыре дня прислали паспорт по почте.

– А визу на сколько дали? И на ком были расходы по поездке?
– Визу дали четко под программу. Все расходы оплатили: и визу, и поездки в Белоруссию, перелеты, проживание в Америке. Перелет был сумасшедший, потому что у них есть закон – если вы оплачиваете билет человеку, то вы должны использовать максимально американские авиакомпании и перелет. И поэтому у меня первый полет по плану был чуть ли не три дня с 18 часовой стыковкой в Тель-Авиве с получением багажа. Подруга мне помогла написать им доброе письмо о том, что это не вариант. Даже чат бота привлекли. Потому что я настолько была в ужасе, и мне было не сообразить. У нас вообще, кстати, в культуре отсутствует вот эта вот мягкость сглаживания углов, мы очень прямолинейные. В итоге я летела через Катар из Москвы, из Дохи в Хьюстон. И, кстати, нормально 15 часов перелет, я думала, будет хуже. Обратно было очень тяжело. Я очень устала к концу программы.

– Сколько времени ты провела в Америке?
– Пять недель. Мы все 18 человек были вместе первую неделю в Хьюстоне. Потом на три недели нас разделили по разным штатам. В основном все жили по двое. Я три недели была в Аризоне вместе с девочкой из Боливии, и последняя неделя была в Вашингтоне закрывающая, туда все прилетели, мы обменивались мнениями, презентации наши защищали и так далее. Первую и последнюю неделю мы жили в гостинице. Остальное время все жили в разных условиях. Кому-то снимали отель, мы жили в апартаментах, в университетском кампусе, но при этом они были с доступной средой – специальная скамейка в душе, все поручни были, все на кнопках. Дверь открывается с пульта. Так удобно, просто супер.



– Как строился учебный процесс?
– Первая часть дня – учеба в классе, темы разные. Например, день соцсетей или рекомендации по созданию презентаций. Были экскурсии на спортивные объекты, встречи с представителями власти. Во второй половине дня – активности, например, баскетбол на колясках, сидячий волейбол. И каждый день, что немаловажно, очень много от нас просили обратной связи в виде анкет в игровой форме. Иногда все уставшие приходим, нас просят сесть в круг, в центре навалили какие-то гавайские юбки, каски, перчатки строительные. Все выбирают себе предметы, потом обсуждаем, почему выбрали, или рассказываем истории, связанные с предметом. Это вроде как прикол, с другой стороны, ты расслабляешься, мозг переключается. В Аризоне мы уже просто участвовали в ежедневной работе нашего ментора и его команды, он директор адаптивных видов спорта местного университета (сам на коляске). Летом по всей Америке читает лекции, команду тренирует по регби на колясках.

– Ты больше месяца провела в компании людей со всего мира, чем полезен был этот опыт?
– Было очень странное ощущение, потому что, с одной стороны, ты в Америке, где все супер, прогрессивно, с другой стороны, ты живешь с девочкой из Боливии, у которой даже нет колясок нормальных в стране и там качественный катетер – редкость. А с третьей стороны, ты понимаешь, что, например, в той же Америке у них нет стипендий от комитета по спорту или соцполитики. Я считаю, что это взращивает очень высокую конкуренцию и сильных спортсменов. Они тренируются, чтобы показать результат, чтобы получить от спонсоров поддержку. Почти все работают. И сборы оплачивают себе сами.

Много времени я провела с командой по регби на колясках, сборной Университета Аризоны: тренировалась с ними и ездила на чемпионат США. Отмечу, что у них так развит спорт, что Чемпионат проходит в трех дивизионах – от сильного к слабому. Участие в Чемпионате и победа – это престиж, но, чтобы попасть в национальную сборную, не важно выигрывать. Некоторые члены национальной сборной команды США играют в третьем дивизионе в команде, которая заняла последнее место. То есть они играют просто для себя, иногда как элемент социализации, а в России часто победа – стимул, так как можно, например, получить стипендию от регионального правительства.

– То есть в США у спортивных организаций нет госфинансирования, во всяком случае, в таком объеме как в России?
– На уровне команд, реабилитационных центров и центров досуга для людей с инвалидностью финансирование – это больше спонсорская поддержка. Я была в спортивном центре Ability 360 (адаптивные виды спорта) – у них на стене даже таблички со спонсорами и суммами висят. Интересно, что несколько самых крупных доноров предпочли остаться инкогнито.

– Что еще оставило яркие впечатления?
– Абсолютный комфорт в плане передвижения. Очень сложно было отделаться от ощущения, что все подстроено и нас специально по таким местам возят, где все хорошо. Потому что когда ты едешь в какой-нибудь организованный тур здесь, в России, это же колоссальная организационная работа! Но там везде так. И еще, у них очень быстро люди интегрируются в социум после получения травмы. Несколько человек видела, которые в прошлом году получили травмы. В этом году они уже играют в баскетбол.

Очень чувствуется разница в отношении к людям с инвалидностью. У нас в лифте столкнешься с кем-то: «Бедная девочка! Почему на коляске, что с тобой случилось?!» В Америке люди читают надпись на футболке: «Что за программа? Ой, классно!» Это прямо очень сильная разница в подходе во всем.

– Был ли повод сказать или хотя бы подумать: «Вам бы у нас поучиться!» 
– Мы были в Хьюстоне в инклюзивном парке, там есть дорожки, качели с доступной средой. А я им рассказала, что у нас в Ботаническом саду сделали супер клумбы на ножках для людей на коляске. Похвасталась, учитывая то, что я приложила руку к этим клумбам, мне было приятно, что у них такого нет. А глобально, например, я очень сильно удивилась помощи в аэропорту и в самолете. Это вообще прикол, у них работают девочки часто с такими ногтями, что не очень сильно могут помочь, и не совсем они понимают, как помогать, как безопасно коммуницировать с человеком с инвалидностью. Хотя, с другой стороны, у них четко все с ремнями: на коляске, которую используют для посадки в самолет, тоже есть ремни, которые нужно фиксировать: на коленках, на ногах четыре минимум. У нас этим пренебрегают. Досмотр в аэропорту не комфортен. У нас в России обычно человек с инвалидностью быстрее всех проходит, там дотошно очень осматривают, правда, проговаривают: «Вы не против, мы еще посмотрим здесь, не против?».

– В процессе прохождения программы чувствовала ли ты к себе особое отношение как единственный участник из России?
– На второй неделе программы, когда я уже приехала в Аризону, оказалось, там мальчик учится из Украины. Прихожу в тренажерный зал, мне так и говорят, это Джейкоб, он из Украины, и я думаю, ох, сейчас эти разговоры начнутся, будет достаточно сложно объяснить свою позицию и так далее. Я его сразу спросила, как давно ты здесь? Он рассказал, что был усыновлен лет 10 назад. Потом мне рассказывали, что его заранее предупреждали, спрашивали, не против ли он будет. Он был не в восторге изначально, но общение сложилось нормально. Больше никак я не почувствовала влияние обстоятельств.



– Какую цель перед вами ставили, чему ты должна была научиться?
– Я цели сама себе ставила, мы должны были их сформулировать еще на уровне заявок и собеседований. В моем случае – развитие адаптивных видов спорта, реализация своих проектов, и, конечно, интересно было посмотреть, что у них есть, что у них работает, что не работает. Понятно, что я не могу на уровне законодательства поменять что-то. Но в своем сообществе я могу что-то применить, расширить горизонты мышления. Мне бы хотелось реализовать образовательную программу со школьниками, увеличить количество команд по регби на колясках в России и число людей, вовлеченных в адаптивные виды спорта.

– Далее вас будут курировать, ты должна будешь отчитаться?
– Мы продолжаем общаться. И я, например, знаю, что к кому-то уже едут организаторы этой программы. Например, наш ментор поехал в Уганду, повез 15 колясок. И, если ты уже оказался в числе выпускников этой программы, можешь подаваться на другие их гранты. Но понятно, что в текущей ситуации в России это невозможно.

– Мы уже давно живем с ощущением, что отношения с другими странами в лучшем случае натянутые, наши спортсмены не могут участвовать в международных соревнованиях. Как ты думаешь, почему в текущей ситуации Россию включают в подобную программу?
– На этот вопрос мне ответила глава программы – она сказала, что она не политик, и ей важны качества человека и его опыт, которые он может принести в программу и поделиться с другими делегатами.

– Часто, столкнувшись с позитивным примером защиты прав граждан в других странах (в данном случае людей с инвалидностью), мы воспринимаем это так, будто у них так было всегда, и начинаем свою ситуацию расценивать как безнадежную.
– На самом деле закон The Americans with Disabilities Act (ADA) в США был принят только в 1990 году. И они за него боролись, прямо по ступеням Капитолия в Вашингтоне люди ползли с инвалидностью. Очень активная борьба была с 70-х по 90-е. И да, закон обязывал внедрение доступной среды повсеместно, но сразу это не получилось, автобусы были недоступны и т.д. И наш ментор в Аризоне нам говорил, что огромный выбор адаптивных видов спорта в университете сейчас – это результат большой работы: «Не расстраивайтесь, что у вас в странах этого нет, мы тоже с этого начинали, не за один день все стало доступно и инклюзивно». И время он упоминал не историческое, а какие-то 80-е. Получается, после борьбы за принятие закона им еще лет 30 пришлось бороться за его внедрение, исполнение и изменение менталитета.

У нас федеральный закон о социальной защите инвалидов в 1995 году вышел, а Конвенция ООН в 2016 году была только ратифицирована. Я считаю, что надо делать все, что в наших силах, и продолжать менять мышление людей по отношению к людям с инвалидностью. Спорт – отличная возможность повлиять на общество и показать людей с инвалидностью как его часть. Спортивное комьюнити большое, и быть причастным к нему – сделать шаг к инклюзии, и не обязательно быть профессиональным спортсменом. На меня сейчас не смотрят как на человека на коляске, чаще на первое место выходит то, что я спортсмен. Я – мастер спорта, а коляска – это лишь средство для занятия спортом, как для катания на лыжах нужны лыжи. Меня однажды спросили, чего в моей жизни бы не было, если бы не инвалидная коляска? Мой ответ был «регби на колясках».

Благотворительный Фонд в поддержку развития спорта инвалидов «ТОЧКА ОПОРЫ» – негосударственная благотворительная организация, учрежденная в Санкт-Петербурге 12 лет назад с целью содействия развитию адаптивного спорта, формированию уважительного отношения в обществе к индивидуальным особенностям человека. В 2020 году Фонд по решению Минюста России был включён в реестр социально-ориентированных некоммерческих организаций (СО НКО).

Фото: личный архив Натальи Камолинковой.