Николай Морозов. Душой исполненный полет

Конец сезона и подведение итогов – отличный повод поговорить по душам с одной из самых ярких фигур в мировом фигурном катании. О Николае Морозове мы знаем давно, но немного. Пока что он находится в тени таких мэтров, как Тарасова, Мишин и Чайковская, но уже считается модным постановщиком. Морозов превратился из малоизвестного хореографа в абсолютно состоятельного тренера, умеющего прививать спортсменам индивидуальность и стиль. И теперь, вдохновленный идеей Сочи, он хочет вернуться в Россию и тренировать российских фигуристов.

А значит, самое время «выйти из сумрака».

Тренер

C: Николай, вы – один из самых успешных в мире тренеров по фигурному катанию. А какие-нибудь другие виды спорта вас увлекают?
Нет, у меня даже нет на это времени. Но, с другой стороны, мне нравится, что его нет. Я очень люблю свое дело. Даже в отпуск не могу поехать больше чем на три дня, потому что начинаю звонить своим ученикам и спрашивать, как они себя чувствуют, что у них происходит. Не могу без работы, без нее неинтересно жить. Свободное время мне попросту не нужно.

C: Тогда поговорим о том, что вам близко. Этот сезон в фигурном катании получился длиннее, чем обычно. Каким он стал для вашей группы спортсменов и лично для вас?
Он стал очень удачным. В этом году мои фигуристы стали победителями чемпионата Европы и мира. Я доволен: не зря работал! (Улыбается.)

C: А что можете сказать о российских спортсменах? Прошедший недавно в Москве чемпионат мира принес нашим фигуристам серебро и бронзу. Это успех?
Безусловно. Более того, такого от наших спортсменов никто и не ожидал.

C: Фигурное катание в России считается чуть ли не национальным видом спорта, отсутствие медалей в нем сродни трагедии. Как фигуристам живется под таким прессингом?
Лично я с этим еще не сталкивался, я ведь только начал работать в России. У меня до недавнего времени был всего один российский фигурист – Сергей Воронов, но он не отобрался на чемпио­нат мира. У него были травмы по ходу сезона, и я даже рад, что он не участвовал в мундиале. Иногда плохой сезон для фигуриста – это тоже полезно.

C: Это мотивирует спортсмена?
Да, безусловно. Любая кризисная ситуация заставляет развиваться.

C: Все мы помним «золотое поколение» наших фигуристов – Ягудин, Плющенко, Слуцкая, Бережная с Сихарулидзе. Действительно ли за то время, пока они выигрывали, у нас не воспитали новое, конкурентоспособное поколение, и этим объясняются последующие провалы российских спортсменов?
Дело, скорее, в том, что многие молодые спортсмены, которые появились тогда, просто не могли поехать на крупные турниры, потому что фигуристы, которых вы перечислили, постоянно занимали призовые места. Молодежь не имела возможности даже попытаться составить им конкуренцию. Именно поэтому многие из них довольно рано завершили карь­еру, некоторые ушли в ледовые шоу, потому что не видели перспективы и понимали, что вряд ли смогут бороться со звездами.

C: Получается, все дело в том, что молодые фигуристы просто не верили в то, что способны достичь таких же высот?
Да, все именно так.

Зритель

C: Почему в Америке ледовые спектакли уже давно стали популярным развлечением, в то время как в России подобные шоу – относительно новое явление?
Сейчас подобные шоу в США уже не так популярны, как раньше. Несколько лет назад они пользовались большим успехом, так как в них участвовали звезды. Именно это сейчас происходит у нас, ведь ледовые шоу в России собрали настоящих звезд фигурного катания прошлых лет. Фигуристы «золотого поколения», о которых мы говорили, завершили карьеру, и появился смысл задействовать их в подобных проектах. Так всегда происходит, когда в стране есть имена, которые любит публика.

C: И благодаря именно таким шоу фигурное катание в последние годы стало невероятно популярным, если не сказать модным.
Да, и это как раз благодаря тем людям, которые эти проекты создают.

C: Одним из самых первых создал, кстати, призер олимпийских игр Илья Авербух. Вы видели какие-нибудь из этих шоу? Можете поделиться впечатлениями?
Если честно, не видел ни одного проекта, правда, много слышал о том, что их уровень очень высокий. Все-таки в них работают профессионалы, потому качество в принципе не может быть плохим. Что касается самих спорт­сменов, я рад, что у них есть возможность зарабатывать деньги и выступать в своей родной стране, для которой они так много сделали. Их здесь любят и узнают, а это очень важно. Если бы не было этих шоу, многие бывшие фигуристы остались бы без работы.

C: Вам предлагали принять участие в каком-нибудь из подобных телепроектов?
Да, предлагали давно, когда они еще только появились. Тогда телеканал «Россия» предложил мне принять участие в шоу, но я отказался, потому что нельзя одновременно и тренировать спортсменов, и заниматься подобными «театральными» проектами. Может быть, кому-то и удается, но у меня так много фигуристов, что я не смог бы совмещать два дела. Мне интереснее спорт, потому я отказался.

C: Ледовые шоу часто ругают за то, что они, по сути, дискредитируют спорт, давая понять, что практически любого человека за относительно короткое время можно научить сносно кататься. Это так?
Нет, это неправильно. Я и сам много раз слышал такую точку зрения, но люди не совсем понимают, что шоу и спорт никак не пересекаются. Правда, при этом ледовые телепроекты очень положительно повлияли на имидж фигурного катания в России.

C: На программах часто шутили о том, что из звезд шоу-бизнеса можно вырастить спортсменов к Олимпиаде. Шутки шутками, но чисто теоретически возможно за несколько лет вывести неподготовленного человека на такой уровень, чтобы он смог хотя бы просто принять участие в настоящих соревнованиях?
Нет, это совершенно невозможно. Чтобы принять участие в настоящих соревнованиях, нужно положить всю жизнь.

Фигурист

C: Вы с четырех лет на коньках. Признайтесь, у вас детство-то было?
Конечно, было, а как же?

C: …И прошло оно на катке?
Да! (Смеется.) Не могу пожаловаться на свое детство. Помню, что постоянно ездил на сборы, а значит, было много общения, так что детство у меня было интересное.

C: А как же школа?
По утрам я тренировался на катке, потом днем была школа, а вечером – снова на каток.

C: Многие фигуристы начинают тренироваться в одном виде фигурного катания, а затем уходят в другой. В вашем случае это был переход из мужского одиночного в танцевальные пары. Тяжело дался этот период?
У меня переход состоялся довольно поздно, мне было уже почти семнадцать. Конечно, это было нелегко, пришлось ведь поменять одиночное катание на, по сути, другой вид спорта. Они совершенно не похожи как в спортивном, так и в психологическом плане. Одиночники отвечают только за себя, а в паре приходится думать еще и за партнершу. Можно испортить все за двоих, а можно, наоборот, сгладить чужую ошибку. Но зато прыгать не надо, и поначалу кажется, что вроде бы ничего сложного и не делаешь. Зато нужно налаживать отношения в паре. Некоторые фигуристы постоянно ругаются. Зато сейчас мне одинаково легко тренировать как одиночников, так и пары.

C: Почему вы ушли именно в танцы, ведь можно было попробовать себя в спортивных парах, где нужно прыгать?
Для этого вида я не подходил по росту. Так сложилось, что ушел именно в танцы.

C: А самому больше нравилось быть одиночником?
Нет, мне больше нравились именно танцы, в них я смог выйти на совершенно новый уровень и теперь абсолютно не жалею о своем переходе.

C: За время спортивной карьеры у вас было четыре партнерши. Видимо, вы не понаслышке знаете о том, что отношения в паре не всегда складываются. Именно поэтому завершили карьеру уже в 23 года?
Ну да, не было смысла оставаться дольше, потому что танцы – довольно долгий вид спорта, в том смысле, что для достижения результатов недостаточно просто хорошо кататься. Нужна еще свое­образная выслуга лет, нужно дождаться своей победы. И я решил, что нет смысла мне продолжать этим заниматься.

C: Складывается впечатление, что у вас очень неблагодарный вид спорта. Спортсмены ежедневно тренируются часами, получают тяжелые травмы, многие завершают карьеру, не достигнув и 25 лет, а через некоторое время их уже никто и не вспоминает. И, понимая все это, многие молодые ребята все равно хотят стать фигуристами. Какова же их мотивация?
В моем случае все объяснялось просто. Я занимался фигурным катанием в эпоху перестройки, когда сама возможность ездить на соревнования, встречаться с разными людьми казалась чем-то фантастическим. Я тренировался в Америке, и мотивация продолжать эти изнурительные тренировки была, потому что была и перспектива вырваться из своей обычной жизни и выйти на совершенно другой уровень. Сейчас у ребят с мотивацией сложнее, ведь в России сегодня живется не хуже, чем за границей. И молодежь, конечно, прекрасно понимает, что ради высоких результатов принести в жертву придется очень многое, а гарантий никаких нет, ведь чемпионами все равно становятся единицы.

Хореограф

C: Известность к вам пришла уже после завершения спортивной карьеры. Впервые привлекли пристальное внимание в 2002 году, когда Алексей Ягудин выиграл Олимпийские игры, откатав программу, которую вы ему поставили уже в качестве хореографа…
Если честно, начало тренерской карьеры уже понемногу забывается. С тех пор мне постоянно приходится работать с фигуристами очень высокого уровня, и у меня перед ними такая же ответственность, как у врача перед пациентами. Во всяком случае, я это воспринимаю именно так. Если что-то не доработаю, у спортсмена не будет результата, а это означает, что жизнь у него пойдет по совершенно другому руслу.

C: Вы поставили очень высокую планку. Как справляетесь с этим?
А что делать – остановиться-то невозможно! И потом, опыт уже не позволяет совершать ошибки или лишние движения.

C: Помните день, когда приняли решение завершить карьеру? Подобные кардинальные решения всегда трудно принимать – всегда страшно, что будет дальше.
Конечно, страшно. Тем более что я не имел ни малейшего представления о том, что мне делать в дальнейшем, ведь, кроме фигурного катания, все равно больше ничего не умею. Подумывал о том, чтобы снова пойти учиться, овладеть какой-нибудь новой для себя профессией.

C: Татьяна Тарасова, ваш бывший тренер, сразу предложила вам помогать ей в качестве хореографа?
Да. Видимо, почувствовала во мне какую-то жилку. За время работы с Тарасовой я, можно сказать, перешагнул тридцать лет жизни, получил огромный опыт за короткое время. Еще очень помогло то, что я практически сразу начал работать с выдающимися спортсменами. Уверен, что если бы не работа с ней, то у меня бы ничего и не получилось как у тренера.

C: Потом вы все же расстались с Татьяной Анатольевной и стали работать самостоятельно. Каково это – ссориться с мэтром тренерского цеха?
Причиной стало обычное непонимание. Это даже не имело отношения к фигурному катанию, дело было в личных отношениях – просто так сложились обстоятельства.

C: А как произошла ваша метаморфоза от хореографа к тренеру?
У меня просто не было другого выхода, ведь когда мы расставались с Татьяной Анатольевной, у меня осталось очень много спортсменов и не было времени даже осознать, обдумать ситуацию. Я просто продолжал делать то же, что и всегда.

Москвич

C: Несколько лет назад тренеры и фигуристы жаловались на отсутствие в нашей стране нормальной инфраструктуры для тренировок – в Америке жить и тренироваться гораздо удобнее. За последние годы что-то изменилось в этом смысле?
Да, у нас появилось очень много катков – практически в каждом районе, и все они в хорошем состоянии. Думаю, за последние годы инфраструктура намного улучшилась. Хотя лично для меня это не имеет большого значения: я могу тренировать в Италии, во Франции, в Японии. Мои ученики последуют за мной.

C: Раньше многие спортсмены уезжали туда, где есть условия для тренировок, и вы тому пример. В связи с улучшением инфраструктуры в России уже наметилась обратная тенденция? Спортсмены возвращаются?
В основном вся российская команда, конечно, тренируется в Москве и в Петербурге. В России сейчас стало очень удобно и условия предоставляются вполне комфортные.

C: Государство как-то этому способствует?
Государство сейчас старается максимально помогать спорту. Такого, кстати, никогда не было раньше. На одном из наших недавних собраний Алексей Николаевич Мишин тоже отметил, что впервые видит такую активную поддержку спорта. Это очень радует! Конечно, чиновники все делают правильно, не желая, чтобы наши спортсмены тренировались где-то за границей. Рестораны открыли, автосервисы построили – пора и о спорте подумать.

C: Вас тоже «переманили». А вашим фигуристам нравится приезжать с вами в Москву?
С одной стороны, у них нет выбора, а с другой – они и сами не против. Москва – хороший город, здесь всегда есть куда пойти, чем заняться. Мне тоже здесь очень нравится – все, кроме пробок.

C: Решение переключиться на российских спортсменов было связано исключительно с Олимпиадой в Сочи?
Да, меня вдохновляет то, что Олимпийские игры пройдут в России. Я ведь все же русский, сам родился в Москве.

C: Как долго вы живете в Америке?
Шестнадцать лет.

C: Скучаете по Москве?
Я приезжаю в Москву раз в год и, конечно, скучаю. Но когда приезжаешь и стоишь в пробке по четыре часа, хочется обратно. (Смеется.) Но в целом я везде себя чувствую комфортно. Мне приходится так много путешествовать, что часто я и двух недель не провожу в одном месте.

C: А любимый город есть?
Париж. Моя первая жена была француженка, и я хорошо знаю этот город. Мне нравится бывать там: ресторанчики, маленькие улочки, Сена, Нотр-Дам.

C: Где же тогда ваш дом – в Америке, во Франции или все же в России?
Сейчас я и сам не могу понять. С одной стороны, дом у меня всегда был здесь, в Москве, но с другой – я крайне редко приезжал домой: в октябре уезжал, а возвращался в конце марта. Хотя в этом году получалось чаще.

Психолог

C: Считается, что, тренируясь у вас, фигуристы приобретают собственный стиль. Как происходит поиск индивидуальности спортсмена?
Со всеми складывается по-разному. Я люблю сложных спорт­сменов. Например, когда Ягудин начал тренироваться у Тарасовой, первые два года никому и в голову не могло прийти, что он способен выиграть у Плющенко. А в итоге Ягудин выиграл у него три чемпионата мира да еще и Олимпийские игры в придачу. Такие ситуации меня всегда «подстегивают». А вот еще один пример. Я пять лет проработал с японскими фигуристами. Японцы – очень эмоциональные люди, но они с детства приучены скрывать чувства. У меня ушло четыре года, чтобы чемпионка мира в женском одиночном катании Мики Андо заплакала на показательных выступлениях. Она единственный человек во всей Японии, который может себе такое позволить! Мне очень интересен этот психологический процесс, очень интересно, смогу ли я «раскрыть» человека.

C: Многие фигуристы-парники, которые вместе выступают, постоянно вместе тренируются, часто в жизни являются супругами. Неужели, работая постоянно вместе, спортсмены не только не устают друг от друга, но еще и влюбляются в партнера?
Дело в том, что фигуристы проходят вместе очень долгий участок жизни. Многие семейные пары не доходят до такого уровня отношений, до которого доходят спортсмены, потому что постоянно делят на двоих эмоциональные подъемы и провалы, которые обычным парам просто негде испытать. От этого отношения становятся крепче. Кроме того, фигуристам очень тяжело быть с кем-то еще, разговаривать по вечерам о чем-то, не связанном со спортом. Даже если есть возможность общаться с представителями других профессий, фигуристы так много отдают работе, что их всегда тянет к «своим». (Смеется.)

C: То есть они готовы не только бесконечно долго тренироваться, но и все оставшееся время обсуждать тренировки и соревнования?
Именно. У нас очень богатый вид спорта и всегда есть о чем поговорить.

C: Говорят, разлука не идет на пользу паре. Как человек, который постоянно в разъездах, вы наверняка знаете, насколько это осложняет отношения?
Да, безусловно. Но это касается не только семейных пар в фигурном катании, но и любых других. У меня, к сожалению, нет ответа на этот вопрос…

C: Вы расстались с двумя супругами, обе фигуристки. Вам тоже было легко строить отношения с представительницами вашей профессии?
Да, легко. Хотя, если честно, никогда не пробовал построить отношения с представительницами других профессий, поэтому трудно сказать, как бы все повернулось в этом случае. (Смеется.) Сложность еще и в том, что мир фигурного катания очень тесен: все друг друга хорошо знают. Если ты с человеком расстался, вряд ли ты с ним больше никогда не увидишься. Такое возможно в обычной жизни, но не в фигурном катании. То же самое касается людей из балета и бальных танцев. Но, как и обычные пары, фигуристы расстаются, понимая, что больше не могут быть вместе. И причины на это могут быть тоже самые обычные, просто спортсмены всегда больше на виду, к их личной жизни приковано больше внимания. Точно так же и я в своей жизни сталкивался и с радостями, и с раз­очарованиями.

C: У творческих людей личные переживания, как правило, отражаются на работе. Вам это знакомо?
Что бы у меня ни случалось, будь то хорошее или плохое, – меня это всегда заставляет работать лучше. А если происходят неприятности в личной жизни, работа позволяет забываться.

C: А творческие кризисы бывают?
Пока не было. (Смеется.)

Манипулятор

C: Вы стараетесь контролировать своих подопечных вне льда?
Когда ты с человеком каждый день работаешь, ты и так знаешь о нем все. Конечно, я не хожу и не проверяю, легли они, к примеру, спать или нет. (Смеется.) Но между тренером и спортсменом обязательно должно быть полное доверие, иначе ничего не получится. И почему я должен отдавать фигуристу всю свою силу и эмоции, если он не возвращает их обратно?

C: Любой тренер, работая над программами для фигуриста, старается понять, раскрыть характер и возможности спортсмена…
Я всегда стараюсь исходить из характера человека. Например, одиночник Флоран Амодио приходит на каток и все время включает хип-хоп. Я это вижу и, конечно, не собираюсь предлагать ему Рахманинова. Но я не всегда иду на поводу у спортсмена, и бывает, что подбираю ему нечто, на первый взгляд совершенно для него не подходящее, чтобы фигурист двигался вперед, развивался.

C: В одной из программ вы выбрали для Амодио музыку с текстом, хотя за это судьи снимают баллы. Неужели фигурист не испугался?
Ну и пускай снимают! Конечно, Флоран немного испугался, но все мои спортсмены мне доверяют. К тому же он не претендовал на медали, поэтому было не так важно, какое он займет в итоге место – шестое, седьмое... Ведь на чемпионате мира есть только три места. Никогда нельзя бояться рисковать, а эта ситуация была с моей стороны чистой воды риском и авантюризмом!

C: Но баллы ведь так и не сняли. Кстати, почему?
Видимо, судьи после его проката настолько растерялись, что даже не поняли, что им нужно делать. Но он ведь откатал хорошо! А если бы он откатал плохо, упал несколько раз, что бы тогда все сказали? «Ну что за идиоты придумали программу? Мало того что взяли музыку с текстом, так еще и спортсмен постоянно на льду валяется!» А если бы он, наоборот, откатался настолько хорошо, что до бронзы не хватило бы тех самых баллов за музыку? Не каждый тренер пойдет на такой риск. Но мне это было интересно, мне было важно понять, насколько этот спортсмен силен. Это была проверка, хотя я и не сомневался, что все получится. Зато после такого даже выступление на олимпийском льду покажется ерундой. Без риска неинтересно: что хорошего в том, чтобы быть как все?

C: А люди со сложными характерами, с которыми тяжело сработаться, вас тоже мотивируют?
Да, и еще больше! Например, когда я только начинал тренировать, все мои спортсмены были старше, чем я. К тому же они были еще и более титулованные – выигрывали у меня, пока я не стал их тренером.

C: Смотрели на вас, наверное, сверху вниз?
Пожалуй, поначалу так оно и было. Но очень быстро прошло.

C: Что вы сделали? Вели себя как «свой парень» или, наоборот, пытались подавлять тренерским авторитетом?
Нет, я просто старался быть честным и открытым, помогать, не желая никакой личной выгоды.

C: Победы ваших спортсменов дают какую-то моральную компенсацию за то, что за время спортивной карьеры по разным причинам не удалось выиграть вам?
Пожалуй, нет. Скажу больше: меня уже и победы как таковые не особенно интересуют. Самое главное – не выиграть соревнования, а суметь изменить человека, чтобы он правильно думал, правильно мыслил и правильно жил. Если у меня это получается, значит, работа удалась. Что с того, что спортсмен выигрывает медаль? Выиграл – ну и что? Ведь жизнь медалью не заканчивается, она с нее только начинается. Многие спортсмены выиграли Олимпийские игры, а потом у них ничего не произошло. Очень важно знать, что потом с этой медалью делать и как продолжать прогрессировать, зарабатывать деньги и при этом оставаться хорошим человеком, чтобы тебя продолжали любить болельщики и друзья.

C: Нравится что-то менять в людях?
Да, конечно. А иначе в чем смысл? Это учит спортсменов жить, они становятся сильными, уверенными, отвечают за себя. Мне кажется, я заставляю их делать то, чего они сами от себя не ожидают. Именно такие вещи и «подстегивают» меня.

C: Вы – в хорошем смысле слова манипулятор?
Конечно.