Новый имидж Красножана

Ветер дул — как в фильмах ужасов. Почти апрель, уже весна. Почки набухли. И вдруг такое.

Я забыл дома шапку. Поэтому стоял у служебного входа «Арены Химки» и ежился. Было жаль начинающие гореть уши. Было жаль себя.

Меня окликнули. Какой-то очередной вопрос из сотни тех, что ежедневно задают во время сбора. Я быстро ответил и шагнул назад из теплого холла стадиона наружу.

А он, человек чей приезд я так ждал, уже стоял у входа. Курил, почти не замечая ветра, акуратно держа в кулаке тонкую сигарету.

Я заулыбался. Он приветливо поднял руку, развернув ладонь так, что сверху оказался мизинец — для хлопка, а не рукопожатия.

— Ну наконец-то, — сказал я и обнял Юрия Анатольевича Красножана. — Добро пожаловать домой.

***

В декабре две тысячи десятого я встречал Красножана у «Кофемании» на Садово-Кудринской. Он ехал от нашего общего друга-офтальмолога, после визитов к которому на лице тренера появились его знаменитые очки. Многие связали это с новым имиджем, но причина была в другом. Мы выпили по чашке кофе — я по укоренившейся привычке капучино, а он американо. И пошли гулять по старой Москве.

— У меня есть предложение из «Локомотива», — сказал он почти сразу.

Я посмотрел на него, как всегда погруженного в глубину своих размышлений. Мне показалось, что он не советуется, а просто лишний раз проговаривает самому себе этот вариант. Чтобы снова постараться понять: правильно ли он поступает.

— Надеюсь, вы согласились? — спросил я.

***

Мы познакомились, когда «Спартак» из Нальчика только-только вышел в премьер-лигу. Если честно, уже не помню при каких обстоятельствах. Скорее всего, он приехал на Шаболовку, и после эфира мы пошли посидеть за кофе. Начали общаться. Потом это переросло в дружбу. Мне нравилась его команда. И я не понимал — как она умудряется так долго держаться на плаву. Было слишком легко сказать, что все это — феномен одного человека, главного тренера. Я искал какое-то другое объяснение, пока не увидел, что его просто нет.

— Вы уже знаете, кого посоветовать вместо себя в Нальчике? — спросил я.

Он ответил не сразу. И ответил на другой вопрос. Вероятно на тот, что он сам задавал себе столько раз в последние дни.

— Мне уже тяжело. С точки зрения эмоций. Их все сложнее находить, зная, что клуб прошел свой пик. И что дальше с футболом в республике будет все сложнее и сложнее.

 

Мы уже дошли до особняка Морозова на Спиридоновке.

— Что это за дом? — спросил он, и я рассказал все истории, которые знал. О Шехтеле, о Морозове, о пожаре и нетреснувших водочных рюмках в сгоревшем буфете. О женщине-коменданте.

— Вы уже общались со Смородской?

Он кивнул.

— Ну и как она вам?
— Интересная женщина. Сильная.

Подумал, прислушиваясь к сказанному и добавил:

— Необычный руководитель для нашего футбола.

***

Оля подливала мне чай и все время сокрушалось, что стол не похож на кавказское застолье.

— Мы ведь только сегодня прилетели, а завтра улетаем. У меня холодильник совсем пустой.

В их московской квартире было уютно. И в то же время чувствовалось, что они в ней не живут. Только недавно закончился ремонт, можно было в нее заселяться — благо, что до Баковки рукой подать. Но «Локомотива» больше не было в его жизни.

— Я всю локомотивскую форму из дома выкинула. Не могу на нее больше смотреть. Такой запас был, я в магазине покупала, чтобы друзьям в Нальчик возить, они постоянно просили.

Красножан сидел рядом с женой. Молчал. Потом перевел разговор на другую тему. Я попросил его показать свой кабинет. Для меня это всегда было притягательно — посмотреть на кабинет тренера. И убедиться, что они все очень похожи. Те, где повезло побывать.

— Как сын? — спросил Юрий Анатольевич.

И я похвастался, что подаренная им коляска идеально едет по снегу. Широкие колеса. Отличная проходимость.

Потом мы вспомнили, как на вечеринке в честь этого события Красножан и Тарханов хохотали над Мишей Елизаровым. Букеровский лауреат не взял гитару и пел свою «Квартиру на проспекте Мира» а капелла.

Впереди у Красножана были «Анжи», «Терек» и «Кубань». И ощущение, что судьба все сильнее испытывает его на прочность.

Когда его уволили из Краснодара за четвертое место, я не удивился. Во-первых, это «Кубань». Во-вторых, Слуцкого убрали из «Москвы» за точно такую же рекордную в истории клуба строчку в таблице.

***

Я ему сказал, когда узнал о предложении из Казахстана, что он едет зарабатывать себе новый имидж. Прежний разрушен полностью и сейчас все начианется заново. Никто не знает, кто такой Красножан, так что есть шанс создать биографию заново. Так бывает нечасто.

Он согласился.

В прошлом феврале мы встретились в Ницце, на жеребьевке Евро-2016. Он был задумчив, попав в такую группу. Хотя наверняка был бы задумчив и при любом другом жребии.

В этой европейской футбольной тусовке, где становишься своим только со временем, обрастая связями, телефонами и знакомствами, новички обычно выглядят зажато. Мы ели что-то фуршетное и я спросил его о задачах, которые он ставит перед собой.

— Я бы хотел, чтобы Казахстан перешел после цикла из шестой корзины в пятую, — сказал он.

Казахи начали цикл с ничьей с Латвией, потом едва не потрясли мир на выезде в Голландии. Но запаса прочности не хватило. Три поражения следом — словно Красножан вернулся в прежние времена, когда надо было делать «Спартак» из команды КФК клубом премьер-лиги.

Только те, с кем он соревнуется, заметно отличаются от соперников, что были у него когда-то.

Сразу после жеребьевки этой Лиги чемпионов, я отправил Слуцкому смс: «Когда ты в детстве лез на дерево за кошкой, поди и мечтать не мог о таких матчах».

И получил в ответ три восклицательных знака.

Не надо смотреть на жизнь линейно, учил меня когда-то старший друг.

Когда я думаю о Юрии Красножане, то первым делом вспоминаю эти его слова.

И жду его возвращения в Россию.

Больше историй от Ильи Казакова читайте здесь