О чем беседовали Карлович и Борисыч

Декабрь. Снег. Территория одного из детских садов. В деревянном домике сидят двое. Один — в капюшоне, другой — с шарфом «Зенит». Запах глинтвейна. В домике на земле горит свеча.

— Знаешь, Карлович, не захотел я в этот раз в московском офисе нашу встречу устраивать. Официоз это все какой-то. Да и шумиха лишняя. А мне после матча в Вене, сам понимаешь, это ни к чему.

— Я понимаю, да, — говорит тот, что в капюшоне.

— Понимаешь, мне после этого матча… вообще… как-то не по себе. Как вы могли в Вене, в столице бывшей империи, на глазах, так сказать, всей Европы так сыграть?

Человек в капюшоне вздыхает.

— Я тебе уже говорил, Борисыч. Не дают спокойно работать. Какая-то пятая колонна. Заговоры. Как у вас это говорят на русском… брожение в коллективе. Мы не смогли отреагировать на счет в матче «Атлетико» — «Порту» как большая команда. Это главное.

— Ты хочешь сказать, что мы маленькая команда, Карлович?

— Пока да. Пока.

— Но как же нам стать большой?

— Нужен опыт. Прежде всего — участия в международных матчах. Мы не всегда сохраняем концентрацию до последних минут. Иногда действуем очень наивно. Иногда как-то по-детски. Это.. очень трудно мне, европейцу, вам, русским, объяснить. Пойми, мы часто теряем тот уровень, который набрали. А нам терять уровень нельзя. Наш график выступлений должен быть ровным.

Человек в зенитовском шарфе что-то записывает в блокнот. Потом спрашивает:

— Но ты говоришь, кто-то тебе мешает. Кто?

— Да. Один защитник и один нападающий. Нападающего губят карты. Он играет буквально по ночам. Еще два человека, которых я не хотел видеть, и говорил тебе, что они вряд ли нам помогут. Так и вышло. И это еще не все. Очень странная история с нашим бывшим главным вратарем. То ли он есть, то ли его нет. Понимаешь, я не могу разобраться, сколько у меня в команде вратарей!

— В общем, я понимаю. Но думал, что это не главное.

— Не главное. Есть еще человек из центра поля, который считает, что мало получает, и это мешает ему играть. Словом, слишком много недовольных. И это лишает команду спокойствия.

Человек в шарфе, отрываясь от записей:

— Хорошо, давай кого-нибудь уволим.

— Кого?

— Ну, например, массажиста.

— Массажиста мы уже уволили. Ты забыл? Не продлили с ним контракт. Но, заметь, я с ним прилюдно обнялся.

— А, ну да. Я как-то забыл. Тогда, Карлович, ты говори, кого нужно уволить, потому что ты лучше знаешь, что происходит в команде!

Скрипит снег. Шевелятся кусты. Будто кто-то прячется. Оба озираются. Потом пьют глинтвейн.

— А что, Борисыч, кого-то надо обязательно уволить?

— Понимаешь, Карлович, мне после Вены, после этого Аустерлиц… то есть «Аустрии» просто деваться некуда. Надо принести кого-то в жертву — иначе люди не поймут. Не тебя же мне в жертву приносить!

— Ну да, такая жертва тебе дорого обойдется.

— Тогда кого? Может, этого… твою верную опору? Как его… Б... Б… Б… Б…

— Кержакова? Не смеши.

— Да нет! Который отвечает в штабе за оборонный комплекс.

— Моего самого преданного помощника?

— Ну да. Посмотри, сколько мы пропускаем, Карлович!

— Но… мы с ним начинали. Он был мой ассистент. Меня не поймут в Италии.

— Слушай, ну к тому времени, когда ты вернешься в Италию, все давно забудут уже, кто ты и кто он. А если не захочешь возвращаться в Италию, скажешь — мы тебе работу в клубе найдем!

— Пресс-атташе, что ли?

— Ну советником каким-нибудь. У меня много советников. Как-то у нас два чеха работали. Так они тоже поругались. Одного, чтобы не отправлять домой, мы в клубе оставили.

— Я уже очень старый, Борисыч, чтобы оставаться. У меня дома трактор, сады, солнце.

— Но уволить кого-то надо, Карлович, у нас в России традиция такая, пойми!

— Хорошо, увольняйте. Только я к этому не буду иметь отношения. Надо сделать так, чтобы он, этот Б, ушел по собственному желанию. Я тут вообще ни при чем.

— Хорошо.

Человек в шарфе что-то записывает.

— А вот все-таки смотри, Карлович, — продолжает он. — Ты говорил, что надо убрать одного игрока, что он тебе мешает. Мы его убрали. Хотя я не люблю терять наших людей, ты знаешь.

— Omerta.

Ну, типа того. Потом мы продали одного защитника. Купили тебе вместо него двух новых, а также еще вратаря и полузащитника (сверяет данные в блокноте). Все-таки, что не получается?

— Понимаешь, Борисыч, ситуация в чемпионате изменилась. Конкуренция увеличилась. А наша команда постарела. Народу много — играть некому. У меня даже форварда нормального нет. Некому забивать голы! Вот в матче с «Динамо» чуть не проиграли…

Во дворе взрывается петарда. Человек в шарфе вздрагивает.

— Карлович, — с беспокойством говорит он, — ты не помнишь, сколько у нас очков?

— Для меня неважно, сколько у нас очков, меня больше волнует, как мы играем.

— Ну хорошо, хорошо. Просто я волнуюсь, не могут ли с нас еще три очка за что-нибудь снять.

— У вас тут все возможно. Вот трибуну фанатскую закрыли. Теперь и на стадион-то, наверное, никто не придет.

— Что ты, Карлович? Я приду! Журналисты придут! Мы тебя поддержим. А потом и фанаты вернутся. Но если дойдет до снятия очков, ты уж там придумай какую-нибудь красивую фразу, как в прошлом году, ладно?

— А что я придумал в прошлом году? — спросил человек в капюшоне.

— Ты сказал… (листает блокнот), что на дне чемпионского кубка, который завоевал ЦСКА, «лежит петарда».

— Это я сказал?

— Ну да.

— Это мог придумать и мой переводчик. Он же учится на тренера в Италии.

— Переводчика мы тоже можем уволить!

— А может, еще расстреляете журналистов? — засмеялся человек в капюшоне. — Нет, переводчика увольнять не надо. Мы просто не найдем человека, который захочет общаться с этим игроками. И вообще увольнять никого больше не надо. Купить бы еще кого.

— В пару к нашей главной звезде? — оживился человек в шарфе.

— Вместо.

— Ты издеваешься, Карлович? Мы за нее еще не расплатились!

— Ты пойми, Борисыч, или мы продаем эту звезду, или никогда не забиваем пенальти. Не надо покупать никого за большие деньги — это я только сейчас понял. Большие деньги все портят. Вот ты купил за большие деньги двоих. Все захотели получать сколько же, сколько они. В команде возникла склока. Этих двух я даже заменить по ходу матча не могу, понимаешь?

— Понимаю. Они руку тебе не подадут.

— Это еще не самое страшное. Они просто перестанут тренироваться. Посмотрят на местных парней, увидят, как те обижаются, что их не выпускают на поле, и… перестанут тренироваться. А у меня и так играть некому.

— Так что же делать, Карлович? Не превращаться же нам в «Анжи»!

— Не знаю, что делать. Ты меня сюда приглашал — ты и думай. Но вообще, Борисыч, ты не очень переживай. Не забывай, что мы идем все-таки среди лидеров чемпионата и вышли в плей-офф Лиги чемпионов. Ничего страшного еще не произошло. И у нас впереди есть весна (грустно смотрит на снег).

— Я надеюсь, надеюсь, Карлович! — сказал человек в шарфе. — И мы до весны ничего менять не будем. Ты мои принципиальные позиции знаешь: в чемпионате мы должны быть выше «Спартака», в Лиге чемпионов — выше «Шахтера».

— А почему именно «Шахтера»?

— Ну как? Это же Украина! У нас же конкуренция! Ну, как у вас там «Рома» и «Лацио». Я даже одно время хотел совместный чемпионат организовать, чтобы наша команда, понимаешь, громче гремела! Но теперь что-то боюсь. Нам бы тут справиться. На чем я там остановился?..

— На «Шахтере».

— Ах да, на «Шахтере». Советские команды в Лиге чемпионов мы уже опередили. Это хорошо. С немцами нам, конечно, не сладить, но я тебя умоляю, Карлович, не надо как в Вене, ладно? Не надо! Так позориться нам нельзя.

— Я думаю, мы с немцами не опозоримся. Все-таки параллельно не будет никакого матча, и мы не будем знать, что нам можно проиграть. Для моей команды это главное. Если она знает, что можно не играть, она играть не будет. А так — придется.

— Эх, тяжело тебе, Карлович, тяжело.

— Нелегко. Я слышал, что пребывание в России разлагающе действует на умы, но только сейчас понял, до какой степени (вытирает пот со лба).

— Я тут тебе… это… подарочек новогодний приготовил, — сказал человек в шарфе.

Протягивает ему коробку.

— Стихи?

— Не совсем. Ну, ты откроешь — увидишь.

Человек в капюшоне открывает коробку, достает оттуда пистолет. С недоумением смотрит на собеседника.

— Сувенир. Так, специальный экземпляр, подарочный. От нашей фирмы.

— Grazie! — улыбается человек в капюшоне. — Такого мне еще никто не дарил.

— Ты не волнуйся, Карлович, он газовый. Без патронов.

Человек в капюшоне после паузы:

— Дай один, боевой.

— Зачем?!

— Ну, на всякий случай.

— Карлович (хлопает собеседника по плечу), тебе надо отдохнуть. Нельзя так все близко к сердцу. А пистолет на стену дома повесь — там, где у тебя коллекция молотков. Будет тебе память о России. Ну? С Новым годом? (Протягивает руку).

— Счастливого Рождества! (Крестится).

Снег падал все сильнее. И домик совсем занесло. Наутро детишки, выбежавшие погулять, обнаружили внутри него огарок свечи и надпись, выведенную чем-то тонким на земле: «’’Зенит’’ — чемпион!»