Очки теперь не распилить

Лишь в межсезонье в хоккей играют по разным правилам, которые выбирают организаторы турниров. В одном из них, уфимском, очки начислялись как в старые добрые времена: два за победу, одно за ничью, ноль – за поражение. А в Санкт-Петербурге система, наоборот, была суперсовременная: играли без ничьих, и если ни в основное время, ни в овертайме победитель не определялся, то все решала серия буллитов.

Свой резон имеют оба варианта. С одной стороны, на этом этапе подготовки команды еще не успели «вкатиться», войти в игровой тонус. А потому проводить на площадке больше шестидесяти минут чистого времени за один матч для них тяжеловато. Но в то же время логика есть и в другой точке зрения: в чемпионате России ничьих теперь не будет, и чем раньше испытаешь на себе это новшество, тем, возможно, легче будет потом. Кстати, хозяева турнира в Санкт-Петербурге, равно как и «Северсталь», имели за плечами участие в июльском Кубке Паюлахти, и при их-то игровой практике знакомиться с нововведением как нельзя кстати.

Впрочем, система начисления очков в предстоящем чемпионате страны нова только для нашего внутреннего хоккея. Она давно применяется в Евротуре, действовала на московском чемпионате мира минувшей весной. Без ничьих играют с некоторых пор и в регулярном сезоне НХЛ, где, правда, в отличие от нашего варианта победа в основное время не отличается от одержанных в овертайме или серии буллитов и оценивается не в три очка, а в два. Но все остальное там то же, что у нас: ноль очков за поражение в шестидесятиминутном отрезке, одно – за любое другое.

Главный плюс новшества – отсутствие ничьих, которое, безусловно, придется по душе зрителям. Победитель в любом случае должен быть выявлен – философия истинно спортивная, и матчи НХЛ, Евротура и чемпионата мира 2007 года она явно украсила. В России же заодно будет нивелирован основной минус прежней системы – начисление очков за какое бы то ни было поражение. Случавшиеся время от времени замены вратаря шестым (а после введения формата «четыре на четыре» в дополнительной пятиминутке – пятым) полевым одной из команд в овертайме – нонсенс. Ведь тот, кто шел на такой шаг, не рисковал ничем: это делалось во встрече с кем угодно, но только не с прямым конкурентом. Получается, что очко в любом случае есть, меньше не будет. А если, поразив пустые ворота, свой турнирный багаж пополнит соперник, с которым с точки зрения турнирной стратегии делить нечего, то что тут страшного? Тренеры легко просчитывали этот вариант и меняли голкипера, чем ставили под удар третью сторону – конкурентов соперника.

Надо думать, ни о каком лишнем полевом игроке в овертайме теперь речи не будет. Ведь победитель так или иначе определится, и, доведя дело до буллитов, шансов вырвать второе очко побольше, чем оставшись во время игры без вратаря. Впрочем, если кто хочет рисковать, но теперь уже в первую очередь своим турнирным багажом, то это не возбраняется.

Кстати

Русское слово

Буллитом хоккейный штрафной бросок не называют ни в Северной Америке, ни в Европе. Да и в правилах нет такого слова – все тот же штрафной бросок. Прочно в обиход слово «буллит» вошло в 1960-е годы благодаря телерепортажам Николая Озерова. Авторство же, по одной из легенд советского хоккея, принадлежит Аркадию Чернышову.

Когда в СССР заинтересовались канадской ледовой игрой, своих специалистов еще не было, и пришлось приглашать человека со стороны. Им стал латыш Эдгар Клавс, участник ЗОИ-1936 и нескольких довоенных чемпионатов мира. Среди советских спортсменов большинство понятия не имели о хоккее, но все были знакомы с футболом. Клавсу постоянно приходилось прибегать к аналогиям с другими видами спорта, чтобы донести смысл до слушателей и выработать русский аналог различных терминов. В то время во всех видах спорта власти СССР требовали применять названия на русский манер, и порой латышу приходилось трудновато.

Объясняя правила назначения и способы исполнения штрафных бросков, Клавс, по его собст­венному воспоминанию, провел аналогию с несущимся навстречу вратарю-тореадору разъяренным быком. «Бычок» по латышски произносится «bulli». Вот тут-то Аркадий Чернышов и позабавил собравшихся своей аналогией. Дело в том, что первого посла США в Москве звали Уильям Буллит, и для советских спортсменов он олицетворял «мировой империализм» во главе с Керзоном и Чемберленом. Так почему бы не назвать высшую меру наказания в хоккее именем идеологического врага?