Олимпийский чемпион Дмитрий Миронов: «Теперь играю за Кремлинс»

Кому-то суждено играть до 47 лет, как Крису Челиосу. А кто-то вынужден вешать коньки на гвоздь в самом, что называется, расцвете карьеры. Защитник Дмитрий Миронов был и остается одним из самых результативных в своем амплуа среди российских энхаэловцев. Не случись той травмы спины, возможно, ему довелось бы подносить снаряды юному Александру Овечкину в «Вашингтоне». Но история не терпит сослагательного наклонения. Сейчас Миронов-старший живет в Торонто, занимается бизнесом и с удовольствием вспоминает о былых баталиях.

Нас окрестили «дети с Тихоновым»…

— Дмитрий, в хоккей вы попали благодаря случаю. Не смени семья место жительства, возможно, радовались бы тренеры по плаванию…
— Наша коммуналка в Сокольниках располагалась неподалеку от бассейна, и в пять лет меня отдали в плавание. Это занятие мне нравилось. Но через три года мы переехали на юго-запад Москвы. Бассейна в новом районе не оказалось. Отец, мастер спорта по шоссейным велогонкам, хотел, чтобы я занимался каким-то спортом. Ближе всего оказалась хоккейная школа…

— Вы пошли в школу ЦСКА, но о себе заявили в «Крыльях». Как вас занесло на такой вираж?
— В ЦСКА два года отыграл, как солдат срочной службы. В 1986-м мне было 20 лет, и в армейском клубе играли такие звезды, как Фетисов, Касатонов, Стельнов, Гусаров. Игрового времени перепадало мало, и наставники команд Виктор Тихонов и Игорь Дмитриев, который был вторым тренером сборной, решили, что будет лучше, если я перейду в «Крылья».

— Глаз Дмитриева в плане нахождения талантов принято считать алмазным. В чем его уникальность?
— Он доверял молодым, несмотря на ошибки и помарки. Делал замечание, но на лавку не сажал. Меня он сразу поставил в первую пятерку — к Авдееву и Кожевникову. Во втором звене играл 19-летний Андрей Смирнов, царствие ему небесное.

— Не завидовали младшему брату Борису, который играл бок о бок с Фетисовым — кумиром вашего детства?
— Стиль Фетисова мне всегда импонировал. Я многому научился у него. В «Детройте» судьба нас свела вновь. А на тот момент приоритеты были другие. Надо было повышать мастерство, набираться опыта.

— Почему в НХЛ вы отправились только после золота Олимпиады?
— После чемпионата мира 1991 года мне кто-то сказал: «Тебя под сто каким-то номером задрафтовал Торонто». А я и значения не придал — не воспринимал НХЛ. Мне нравилось играть в России, выступать в сборной. К тому же оставались сложности с выездом. В том сезоне я был самым результативным среди защитников и входил в десятку среди нападающих. Но тут стали звонить агенты, клуб активизировался, кричит: «Давай, давай». Закрадывались мысли: «Почему бы нет?» Я посоветовался с Дмитриевым, он благословил — сказал: «Конечно, езжай». До 1991 года хозяином «Торонто» был Харольд Баллард, который, ударив кулаком по столу, заявил: «Пока я жив, русских в команде не будет!!!» В 1992 году Баллард скончался, и новым владельцем команды стал Стив Ставро — то ли серб, то ли итальянец. Он лояльно относился к нашим. Появился Александр Годынюк, потом пришел я, затем Коля Борщевский.

 

— Каково было играть в 1992-м на Олимпиаде за сборную, у которой даже флага своего не было?
— А нас политика не интересовала. Стояла определенная задача, и ни на что другое не отвлекались. Нас окрестили «дети с Тихоновым». Мы были голодными до побед, у всех горели глаза. За канадцев играл молодой, но уже раскрученный Линдрос. Когда выиграли — увидели какой-то непонятный флаг. Переглянулись, пожали плечами: «Значит, так надо».

Говорю Борьке: «Пусти, Ткачуку накостыляю!»

— В графе «Статистика» на вашей странице сайта НХЛ указано, что вы отыграли 7 матчей за «Торонто», вернулись в «Крылья», сыграли на Олимпиаде и чемпионате мира и только затем вновь вернулись в «Торонто»…
— Что-то там напутали. На самом деле было так: я начал сезон в «Крыльях», в составе сборной выступил на турнире «Приз Известий», потом Олимпиада, по окончании которой я пару игр отыграл за клуб из Сетуни. Велись переговоры по контракту, и надо было поддерживать форму. Когда с формальностями покончили, я отправился в Торонто и на чемпионат мира приехал уже из Канады.

— Как относились за океаном к первой-второй волне наших легионеров?
— Что касается меня, в целом — доброжелательно, было уважение. Я был игроком сборной, а «Красная машина» была у всех на слуху. Были, конечно, так называемые патриоты. В частности, замечательный Дон Черри (скандально-известный канадский комментатор и хоккейный аналитик. — «Спорт»), который за глаза сказал 13–14-летним паренькам: «Эти русские приехали отбирать у вас работу».

— Так это комплимент…
— Мне, когда перевели его слова, не понравилось. Особенно слово «отбирать». Тут есть люди, считающие, что Канада — родина хоккея и что в эту игру умеют играть только они. Но мы показали, что не только…

— Что в НХЛ пришлось в диковинку?
— Первые два года мне давали мало игрового времени из-за того, что я любил подержать шайбу, обыграть, отдать пас в разрез, остренько сыграть или подключиться. Мне вдалбливали: «Доехал до красной линии — вбрасывай в зону». Я не понимал, зачем бросать, если можно открыться, отдать, комбинацию замутить? Мне отвечают: «Когда вбросишь, мы начнем прессинг». Позже привык, но все равно действовал по-своему, просто гибче: есть момент — отдам, есть возможность — брошу. Всегда нравилось придумать что-то эдакое. Хотя зависело от партнеров. Если попадались игроки третьего-четвертого звена — бойцы, костоломы, бегунки, — сразу вбрасывал: пусть чешут…

— А с чего началась знаменитая потасовка с братом?
— Весь матч против меня грубо играл Кейт Ткачук, и когда у ворот противника случилась стычка, я рванул в кучу. Тогда судили плохо, кто-то мог налететь сзади, поэтому каждый разбирал каждого, чтобы не было перевеса. Борька стоял один, и когда увидел, что я еду в эпицентр, бросился наперерез. Обхватил меня, говорит: «Отойди». Стоим обнявшись, смеемся. А я все-таки хочу Ткачуку накостылять. Говорю: «Боря, отпусти». Он: «Не отпущу». «Дай, хоть раз ему заеду», — говорю. В общем, добраться до Ткачука мне так и не довелось. А жаль…

— До сих пор многие вспоминают нашу сборную в Нагано. Чем для вас сейчас остается та команда?
— Был очень сплоченный коллектив. Это первая Олимпиада, куда пустили энхаэловцев. Канадцы, американцы слабо представляли, что это такое. Думали, приедут и всех шапками закидают. В итоге команда США после поражения в 1/4 от Чехии громила деревню, где они жили. У нас же играть друг за друга — в крови. Нас так учили. Был по­трясающий тренерский состав. Многих они не видели по нескольку лет, и перед турниром на собрании мы решили, что будем, как в старые времена, один за всех и все за одного — показывать хоккей, которым славился СССР. Было дико обидно остаться без золота. Это был звездный час Гашека. У нас были шикарные моменты, но Доминик творил чудеса. В итоге они забили тот нелепый гол. Что поделать — повезло…

— Тогда почему середина 90-х и начало нового века прошли под знаком тотального отказа наших энхаэловцев от чемпионата мира? Сейчас ведь к Быкову приезжают и травмированные, и уставшие.
— Я не вдавался в подробности. Краем уха слышал, что федерация, где на тот момент были люди старого поколения, не в лучших тонах отзывалась, ребятах. К тому же были неуплаты. Обещали одно, потом говорили: «Вы там миллионы гребете, вам еще здесь платить?» В моем случае к концу карьеры накопилась дикая усталость. Звонили, приглашали, но собраться было тяжело. Не зря сейчас в сборную зовут молодежь, у которой лучше физическое состояние. С возрастом все дается сложнее. В сезоне НХЛ 80 игр, часто случается проводить 3 матча за 4 дня. Перерыв только на Матч звезд. Ни праздников, ни выходных. Отыграв на высоком уровне весь чемпионат, тяжело затем выдавать на-гора на чемпионате мира.

После моего броска у Пронгера остановилось сердце

— На свой первый Матч всех звезд вы попали накануне Олимпиады в Нагано. Что в целом представляет собой это мероприятие: хоккей или повод от него отдохнуть?
— Скорее второе: возможность пообщаться с игроками других команд, раскрепоститься, поучаствовать в конкурсах, набраться новых эмоций. Там сразу предупреждают: не проводить силовые приемы! Вылететь на таком мероприятии, допустим, до конца сезона — глупо. Это шоу для зрителей. Для меня тогда все было в диковинку. Хотелось помериться мастерством. Я участвовал в конкурсе на дальность. Мне всегда нравилось бросать с ходу — получилось бы посильней и поточней. А тут надо искать свои хитрости. Может, клюшку по­гнуть… В итоге показал третий результат.

— От вашего броска в одной из игр за Кубок Стэнли неслабо досталось Крису Пронгеру.
— Он боролся с кем-то на пятачке, когда я щелкнул по воротам. Шайба попала в область сердца. Крис постоял секунд пять и рухнул. Аритмия или еще что-то… Я сам перепугался — подъехал, смотрю — не двигается. В хоккее шайба может отрикошетить в горло, в стопу, в лицо, в рот. Случается всякое. Такой вид спорта… Пронгера отвезли в госпиталь, через игру он был в строю.

— Выигрыш Кубка Стэнли наверняка сопровождался у вас двоякими чувствами…
— «Детройтом» руководил один из лучших тренеров в истории хоккея Скотти Боумен. В одном из матчей я ошибся, после чего он посадил меня в запас, в последующем не меняя победный состав. У каждого тренера свои заморочки. Я вкалывал на тренировках и настраивался на каждую встречу. В плей-офф может быть все, и мне следовало быть готовым. Хотелось радоваться голам и победам на льду. Но так получилось, что радовались уже в раздевалке.

— Почему с того сезона ваша результативность пошла на спад? И каково в 35 лет ехать в фарм-клуб?
— После операции на спине я находился не в лучших кондициях. Мы договорились с руководством «Вашингтона», что, пока я буду в «ссылке», они подыщут обмен. Но не срасталось… Буквально через неделю меня вернули в «основу». Послали в фарм — надо играть за фарм, против условий контракта не попрешь. Могильному тоже приходилось побегать по «низам». В этом нет ничего страшного.

— Мыслей, как у нынешних игроков, махнуть рукой и вернуться играть домой, не возникало?
— Тогда не было принято возвращаться. К тому же хотел доказать, что меня рано списали, пахал с двойным рвением. Но только начал набирать кондиции — рецидив грыжи позвоночного диска. Третий случай за два года. Врачи наобещали всяких пакостей: сращивание позвонков, говорили, гнуться еле будешь. Мне же хотелось жить полноценной жизнью, воспитывать детей. Рисковать не стал — решил закончить. Два года вообще не мог видеть хоккей. Было неинтересно. Появилась апатия. Не знал, куда себя деть. Но раз пришло время — значит, пришло. Не вечность же на коньках кататься. Подрастал сын Егор. Я пошел вторым тренером в его команду, и если честно — не понравилось. У кого-то есть тренерская жилка, у кого-то нет. Коле Борщевскому, который сейчас работает во второй команде Ярославля, очень нравится. Недавно виделись, говорит: «Буду продолжать, стремиться в первую». А я только нервы трепал! Говорю этим детям одно — делают другое. Хочешь повторить, что было на прошлом занятии, они все забывают — выходят, блин, делают все через не самое приглядное место. Хотя их тоже винить не стоит. В Канаде хватает неквалифицированных тренеров, которые не сыграли ни одного матча на высоком уровне. Или работают в каких-то бизнес-структурах, еще каких-то организациях. Начитаются книжек и думают, что все знают. А как дело касается ведения игры, тактики — пустота. К тому же родители постоянно напрягали: «Почему мой сын хуже? Почему мало играет?»

— Кстати, как сейчас успехи Егора?
— Он играет в американской университетской лиге MCAA. Прошлый сезон закончил вторым по результативности в своей команде. С каждым сезоном прогрессирует: больше забивает, отдает. Благодаря хоккею он бесплатно учится. В Северной Америке это престижно. В начале июля Егор отправится в лагерь «Торонто». Я попросил генерального менеджера Клиффа Флетчера понаблюдать за ним. Он сказал: «Я помогу».

Профессионалы забили места

— А как дела с субботним рыбацким шоу «Братья Мироновы», которое вы хотели вести с братом по завершении карьеры?
— Профессиональные рыболовы, что называется, забили все места. Правда, на пару шоу меня приглашали в качестве гостя. А так — выбираемся со знакомыми по мере возможности. Раньше рыбачил с Антроповым, но он перебрался в Нью-Йорк. Лет пять назад ездили с Игорем Королевым, который живет в 15 минутах от меня. Мы дружим семьями, наши девочки вместе ходят на танцы. С Кулеминым виделись раз восемь, ужинали вместе. Порыбачить он пока не изъявлял желания (смеется).

— Чем сейчас занимаетесь вы?
­— Десять лет назад познакомился с одним канадским предпринимателем — очень толковый мужик. Он помог мне открыть бизнес в сфере кредитования — выдаю деньги под определенный процент. Хотя «занимаюсь» — громко сказано. Основной груз лежит на наемных работниках.

— Ощущаете себя в своей тарелке?
­­— Если честно, не особо.

— А в хоккей поигрываете?
— В Торонто есть команда «Кремлинс», где собраны выходцы из бывшего СССР, за нее и играю. У итальянцев свои команды, много канадских. «Советских» — уже шесть. Идея заинтересовала многих. Кто-то раньше футболом занимался, кто-то баскетболом… Играем раз в неделю. Сезон рассчитан на 20 матчей. Перед его стартом скидываемся на определенную сумму, которая достается победителю.

— В России давно не были?
— Лет пять назад в последний раз. Но я в курсе всех событий. У меня есть почти все российские каналы — смотрю новости, наблюдаю за изменениями. Прошлым летом мама приезжала, зимой родители жены гостили, рассказывали, как меняется жизнь на родине.

— Ларионов сейчас спортивный директор СКА. Жамнов — генеральный менеджер «Витязя». Вам поступали какие-нибудь предложения из КХЛ?
— Нет, ничего такого не было. «Торонто» предлагал побыть скаутом. По условиям я должен был постоянно летать. А я в тот момент хотел довести до ума Егора, вот и отказался.

— Глядя с высоты прожитых лет на свою карьеру, что ярче всего бросается в глаза?
— (Не задумываясь.) Золото Альбервилля!