Перебороть страх

На вопросы корреспондента «Спорта» ответил Михаил Стрелков, известный в прошлом защитник СКА, за свою долгую карьеру успевший поиграть не только в составе армейцев, но и в Северной Америке. «Вы меня, наверное, не узнаете, – сказал Михаил по телефону, когда мы договаривались о встрече. – Я буду в красной рубахе». Но даже если вам никогда раньше не доводилось видеть хоккейного «полицейского», при взгляде на добродушного гиганта со шрамами на лице ошибиться невозможно.

В основном играет серая масса

– Михаил, почему вы закончили карьеру?
– Из-за травмы и ее последствий – артроза тазобедренного сустава. Пять лет назад заболела одна нога, потом другая.

– Обычно парень в детстве хочет забивать голы, а вы выбрали себе такое странное амплуа – тафгай...
– Для кого-то драться сложно, для кого-то – наоборот. Может быть, это более легкий путь к успеху. К такому делу нужно иметь определенную предрасположенность. Возможно, для того чтобы парень стал бойцом, у него до этого должна быть непростая жизнь. В то время, когда я играл, особых денег не платили, у всех были и дворовые стычки, и все остальное…

– То есть вы были хулиганом?
– В какой-то степени так и есть. Страха перед физической силой у меня не было с детства. Видимо, был притуплен болевой порог. Может, мне в этом плане даже повезло – нашел свою нишу. Ведь как хоккеист не мог показать каких-то сног­сшибательных результатов.

– Детство было как в фильме «Однажды в Америке»?
– Оно было не трудное, но тогда легко не было никому. Тем более мои родители очень интеллигентные люди. Мама – врач, отец – инженер. Он всю жизнь проработал за заводе «Большевик», где я начал играть в хоккей.

– Может, из вас получился бы хороший боксер?
– Попробовать себя в этом плане у меня не получилось. Родители отдали в хоккей, и мне не хотелось бросать этот вид спорта. Многое зависит от случая, обстоятельств. Кому-то кто-то протягивает руку, приглашает в хороший клуб, и его карьера начинает двигаться вверх. В этом плане мне не повезло: в основном болтался по не слишком авторитетным клубам. Если бы в свое время подфартило… Но кое-кто меня, наоборот, потопил. У нас в жизни зачастую людей ценят не по тому, как они выполняют свою работу, а исходя из личных пристрастий.

– Легко человеку испортить карьеру?
– Талантливому сложно. Но в основном у нас играет серая масса. Знаю многих ребят, которые закончили карьеру, хотя могли бы играть не хуже тех, кто сейчас выступает.

Обгон по разрешению

– Карьера в России у вас складывалась неважно, и вы решили попробовать свои силы в Америке. Попытали счастья в низших лигах. Почему и там не вышло?
– Поехал в Америку совершенно необученным. В России и подраться было особо не с кем, а там ребята – профессионалы своего дела: дерутся часто. На самом деле тафгаю пробиться в НХЛ почти нереально. Людей, которые умеют драться, там гораздо больше, чем тех, кто играет в хоккей. Однажды мне пришлось за один матч подраться три раза с одним и тем же соперником.

– Кто это был?
– Уже не помню, как его звали. Здоровенный индеец. Там ведь можно подраться несколько раз: удалят с поля, только когда ты схватился с кем-то в третий раз. Помню, меня взяли в новый клуб, а до этого я зарекомендовал себя как боец. Обычно там в команде по два тафгая. А в нашей ни одного не было, и я еще «сырой», только приехал. В общем, подрался я с одним парнем – вроде выиграл. Только пять минут отдохнул, на меня второй налетел. Он мне очень сильно сломал нос, так что лицо опухло и я почти ничего не видел. Тренер мне говорит: мол, уходи в раздевалку, с такой травмой нельзя дальше играть. Но я снова вышел на поле и снова с тем парнем сцепился. Все были в восторге. Меня тут же зауважали в команде. Американцы любят людей, способных постоять за себя и команду.

– Нам тафгаи почему-то не нужны…
– Потому что у нас совершенно другой хоккей. Не в чести спортивный принцип, имеют значение только деньги. Причем неважно, как команда играет – на доход руководителей клубов это не влияет. Никто не хочет вникать в саму игру. Никого не интересует, придут люди на хоккей или нет, получится ли «шоу».

– По-моему, по дракам никто из хоккеистов не скучает...
– В Америке бои организованы четко. Если тафгай одной команды подъехал и ударил кого-то, к нему тут же подъезжает точно такой же боец из другой команды. У нас обычно тоже есть по два-три силовика, но они почему-то неагрессивные. А порой еще и первыми верещать начинают, что их бьют! Потому что никому не хочется получить травму, выбыть из игры и потерять в деньгах. Откуда тут возьмется «шоу»? Сейчас вообще какой-то бардак творится. Хоккеисты начинают пытаться влиять на руководителей команд. Или советовать, какую команду пускать в лигу, а какую нет. Суммы контрактов ужасно завышены. Человек спустя пару лет превращается в миллионера, которому уже ничего не надо. За границей хоккей – шоу и бизнес, у нас – нет. Поэтому у нас все и происходит не так, как во всем цивилизованном мире. А эти новые правила? В чемпионате нет никакой силовой борьбы, я уже не говорю про драки. Так только губится зрелищность. Скоро дойдет до того, что хоккеист будет подъезжать к другому и спрашивать разрешения, чтобы его обогнать.

Деньги мои. Ум – супруги

– В ваше время больших денег в хоккее не было. Бизнесом обзавелись?
– Конечно, мы не получали таких денег, чтобы можно было пол Санкт-Петербурга скупить. Так что мы с супругой вложили ее ум и остатки моего капитала и открыли в Москве аудиторскую контору. Что касается зар­платы, то человек должен получать за свой труд деньги. Когда раньше нас толкали на амбразуру за идею – это было неправильно.

– Вы с Юдиным ушли из спорта, недавно последнего тафгая из «Витязя» Рида Симпсона дисквалифицировали…
– И правильно сделали. То, как ему позволяли себя вести, – издерж­ки нашего хоккея. В Америке ему за такие вещи уже давно голову бы оторвали. Это грязный игрок, он ломал людей. Если бы сейчас в суперлиге играли я или Саня Юдин, ему бы жизнь медом не показалась. А так он гастролировал по России и безнаказанно хулиганил.

– Он не соблюдал кодекс чести тафгая?
– Задача тафгая запугать лидеров команды, чтобы они не бегали так быстро по площадке и забыли дорогу к твоим воротам. Но драться нужно честно, по правилам: скинули перчатки, встали так, чтобы друг друга видеть… А не подбегать сзади с клюшкой наперевес.

– Вы когда-нибудь применяли военную хитрость в потасовках?
– Было дело: рукава на хоккейном свитере разрезал по шву, а чтобы было незаметно, «сажал» шов на тонкую нитку.

– Зачем?
– Обычно во время поединка соперник хватает тебя за майку, чтобы не дать шевельнуть руками. Когда майка по шву разрезана, во время захвата руки высвобождаются, и можно нанести неожиданный удар. Этот хитрый прием однажды был проведен мной против Срюбко, так он даже не успел понять, что случилось. Но это, конечно, не очень честный приемчик.

– Часто дрались вне хоккея?
– Всякое бывало. Сейчас, правда, уже остепенился – стал поспокойнее. Видимо, потому что появилась семья, да и возраст не тот. В спорте намного все проще, чем в жизни. Когда дерешься на улице, тебя могут убить, ранить… Время у нас неспокойное. В меня, кстати, однажды стреляли из пистолета «оса», резиновыми пулями. Это было в девяностых, когда я еще в «Электростали» играл. У меня было много свободного времени, делать нечего, и вот попал в какую-то разборку. В общем, мне попали в бороду, в спину…

– Этот случай вас чему-то научил?
– Порой у человека уверенность переходит в самоуверенность. Ему кажется, что он сильный и с ним ничего не может произойти. Понял, что однажды все может очень плохо кончиться. В жизни, как и в спорте, нельзя недооценивать противника.

Воспринимал хоккей несерьезно

– С Юдиным сейчас вы дружите. А было время, когда все было наоборот…
– До того как он поехал играть за подмосковский «Витязь», мы особо не общались. Там мы вместе год поиграли, потренировались. До этого мы просто пару раз подрались, но никогда не враждовали. Всегда здоровались, правда, не общались. Он оказался добрым, открытым человеком. Теперь мы уже оба не играем, но порой встречаемся. Можем сходить пивка попить вместе.

– Кто был сильнее в ваших схватках?
– Не знаю, судить не нам, а тем, кто видел эти бои. С кем мне было еще драться, как не с Юдиным? А кто побеждал, уже и не сосчитаешь. Это же не бокс, где тебе восемь секунд над лежащим в нокауте отсчитали и определили победителя. Или синяки и ссадины считать?

– Интересовались единоборствами, чтобы улучшить технику боя?
– Можно читать любые книжки, накачать бицепсы, но к драке нужно быть готовым прежде всего психологически. К тому же книжек по ледовым дракам не пишут, знания могут прийти только с опытом. Вот построим потом с Саней Юдиным первую в России школу тафгаев и тогда начнем книги писать – учебно-методическую литературу.

– Как складывались ваши отношения с Михайловым?
– Да никак не складывались. Он мне играть не давал и не отпускал никуда. В свое время так мне и подпортил карьеру.

– Что сейчас изменили бы, получи вы такую возможность?
– Стал бы более серьезно относиться к своей работе. Тогда не видел цели, перспектив… Воспринимал хоккей скорее как увлечение. Сейчас люди получают неплохие деньги, и ради этого имеет смысл трудиться.

Едва не убили Малкина

– Как вам мода на иностранных тренеров?
– Не понимаю, почему у нас любят приглашать в суперлигу иностранцев. В этом нет никакой логики. У нас совершенно разный менталитет. В НХЛ играют профессионалы, сливки хоккейного мира. В суперлиге с игроками надо находиться с утра до вечера, контролировать их. Иностранцы не могут и не будут возиться, они даже не понимают этого. Может, сейчас все поменяется, потому что в хоккей пришли другие деньги…

Например, многие говорят, что Петр Воробьев – настоящий деспот. Да, он такой, но результат налицо. Потому что с утра до вечера все дер­жит под контролем: тренировки с утра до ночи. Кстати, когда в «Ладе» грянул кризис, они с мальчишками такого шороху наделали!

– Иностранцы привносят в наш хоккей что-то новое?
– Ничего они не привносят. Велосипед здесь изобретать не надо, все уже давно известно. У нас в России сейчас нет никакого спортивного отбора. В хоккей идут те, у кого есть деньги. Приводишь парня в секцию, и начинаются поборы. В итоге многим талант­ливым ребятишкам этот вид спорта недоступен. Приходят дети богатых, которым телохранитель коньки будет завязывать и уговаривать потренироваться. Раньше при каждом заводе была хоккейная команда. Нужно, чтобы мэры городов заставляли крупные предприятия отчислять деньги на развитие дет­ского спорта. Так, как было, допустим, в Барнауле, где мне довелось играть.

– В свое время вы тренировали тольяттинскую «Ладу»…
– Эта идея пришла в голову Воробьеву. Он вытащил меня из Барнаула, куда я уехал из «Витязя». Меня спросили: «Не хотите поиграть в Ладе?» Я чуть не упал от удивления. Очень благодарен тренеру за это. Тогда в «Ладе» грянул финансовый кризис, и в команде остались только молодые ребята – масочники, которых все били. Надо было придать им уверенности на поле, научить перебарывать страх. В итоге мы все оставались после тренировок, надевали боксерские перчатки и совершенно реально дрались. Помню, потом один из моих ребят в Магнитогорске едва не убил Малкина.

– Натренировали, называется, на свою голову…
– (Смеется.) Приехали на плей-офф в Магнитогорск, а Малкин там что-то сказал – в общем, удалили обоих. Нам потом звонили и говорили: «Дети, вы что, с ума там у себя в Тольятти посходили?» На самом деле у нас была очень лихая команда: молодежь, у всех глаза горят, искры летят…

Я добрый

– Вы считаете себя агрессивным человеком?
– Мои друзья говорят, что я добрый. Просто очень не люблю хамства в публичных местах. Поэтому раньше почти каждый мой поход куда-то заканчивался дракой.

– Вы из интеллигентной семьи, наверное, читать любите?
– Честно говоря, не очень. Больше люблю смотреть детективы. Например, очень понравился «Турецкий гамбит». Даже не знаю, как людям удалось снять такой классный фильм. Редко смотрю фильмы по два раза, но этот с удовольствием. В детстве отец научил меня делать чеканку и вырезать из цельного куска дерева фигурки. У меня дома есть пара картин: войны, рыцари с мечами, девушки раздетые…

– В вас пропал художник…
– Кстати, всегда хорошо рисовал. Видимо, это в крови, ведь мой дедушка был главным оформителем Нев­ского проспекта – рисовал афиши. К сожалению, от его работ ничего не осталось. Из меня же художник получился бы вряд ли. Терпения не хватает, мне нужно, чтобы результат работы был виден сразу.

– У вас есть семья?
– Да, мы поженились в прошлом году. Повезло, что встретил такого человека, как моя супруга. Мое мировоззрение поменялось, жизнь приобрела смысл. Это здорово, когда дома тебя ждут, любят. Раньше ко всему относился наплевательски, в том числе и к своему здоровью. Сыну Арсению уже четыре года. Но хоккеистом он не будет – не спортсмен: худенький, много говорит, любит слушать сказки. У меня нет таких амбиций, что ребенок должен продолжать дело отца.