Почему Спивак забивал пенальти, Петржела конфликтовал с Быстровым, а Спаллетти сидел в пруду

Когда я добирался в Казань на финал Кубка России по футболу, прочитал в дорожном журнале материал о том, как великие русские и советские писатели черпали сюжеты для некоторых своих произведений, кто им «подкидывал» идею. Ну, например, историю про человека, никчемного, в общем-то, «финтифлюшечку», которого приняли за ревизора, Николаю Васильевичу Гоголю, как известно, рассказал Александр Сергеевич Пушкин. А сюжет про двенадцать стульев Илье Ильфу и Евгению Петрову посоветовал знаменитый советский писатель Валентин Катаев, который сам разленился писать и хотел, чтобы у него были «литературные негры», которых он бы правил, и в этом заключалась бы его работа. Что ж, логично.

Я тоже хочу рассказать вам несколько историй об игроках и тренерах «Зенита», бывших - до нынешних время еще, может, дойдет. С той лишь разницей, что я не совсем писатель и никого обессмертить при всем желании не могу, включая себя. К тому же истории эти рассказал их мне интереснейший человек, встретившийся ночью в дороге, который долгое время работал в «Зените» и хорошо, скажем так, знает этих игроков и тренеров не совсем с той стороны, с какой знаем их мы. То есть, с житейской. Сложность заключалась в том, что истории эти, как я уже сказал, добрый человек (он же игемон, за которым я все неверно записывал), рассказывал мне глубокой ночью, когда я ждал транспорта на Казань, и сквозь дрему не совсем даже понимал, не сон ли все это и насколько этим историям можно верить.

По характеру разговора эти рассказы напоминают элемент пушкинской и лермонтовской прозы, когда будущий автор произведения, писатель или тот, кто скрывался под ним, ночевал где-нибудь на станции или крепости и слушал задушевные речи ее хозяина. А по форме-то, кто знает, что они напоминают, — может, одно из произведений Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, в котором герои мелькают один за другим, занимая важный пост, удивляя теми меткими характеристиками, которые дает им писатель, и необычайными свойствами, которыми он их наделяют, в чем заслуга опять-таки больше рассказчика, встретившегося по пути, нежели автора произведения.

Утки Чадиковски и пень Малетича

Так вот, закругляясь на этой мысли во вступлении и боясь вообще забыть все, что мне было рассказано, я так прямо с бухты-барахты, чтобы не расплескать все из своей непрочной головы, хочу задавать вам неожиданный вопрос: помните ли вы такого игрока, как Драган Чадиковски? Выступал при Властимиле Петржеле. На базе «Зенита» в Удельном парке он стал рекордсменом по сломанным теннисным ракеткам, которые тут же в ярости крушил об стол, когда его кто-нибудь обыгрывал в пинг-понг. Или, что еще чаще случалось, кидал в соседний пруд. А в пруду, сами понимаете, плавают утки, дело это не самое благовидное. Выбегает из здания человек — и швыряет в пруд со всей мочи ракетку.

А еще из его краев примерно был Дарко Малетич, тоже игравший в «Зените». Правда, редко и мало, так как Петржела, если мне не изменяет память, говорил про этого Малетича, что он «слишком хороший человек для того, чтобы пробиваться в состав такой команды, как «Зенит». Но Малетич этот, как выяснилось, был не только хороший, но и, скажем так, со странностями. Вечно попадал в истории. Не мог сделать порой элементарного действия. Однажды, например, на базе, сидя за рулем автомобиля, наехал на пень.

Собака Хагена 

Все помнят умилительную историю о том, как норвежец Эрик Хаген любил собаку Джерри, проживавшую на базе. Так до нее там жила другая собака. И такая небезопасная, что, когда она у ворот встречала автобус с игроками «Зенита», некоторые даже боялись из него выходить, глядя на нее. А эта Джерри был привязана к Хагену. Тот, к слову, слыл настоящим русофобом. Если что-то случалось в мире, говорил, что в этом виновата Россия. Многое ему тут не нравилось. Не хотел даже идти на Пискаревское кладбище в преддверии 9 мая, как делают зенитовцы каждый год. Говорил: «Я не воевал».

Но вот к собаке прикипел душой. Она его все время ждала после тренировки, сидя у машины. Он хотел забрать ее с собой в Норвегию, собирал справки, документы, проделал просто чумовую работу. Говорят, легче эмигрировать в Норвегию, нежели добиться разрешения на вывоз туда животного (не знаю, не возил, но идея!). И, когда уже все было почти готово, собака выпрыгнула из его или чьей-то машины и попала под внедорожник. Вот судьба…

Потом горько шутили, что, мол, такая патриотичная была собака, что решилась на такой поступок, только бы не уезжать в Норвегию. Жаль псину, очень жаль, ласковая была, хотя и хитрая.

Мороженое Пюигренье и щедрость Риксена

Не только же Хаген играл в «Зените» без волос на позиции центрального защитника. Еще были Мартин Шкртел, Себастьян Пюигренье. Француз был очень веселый компанейский парень. Все время хотел быстрее влиться в коллектив, для чего учил русские слова. Но его фамилию выговорить никто в «Зените» так и не смог (если бы только в «Зените»). Поэтому с чьей-то легкой руки звать его решили просто: Крем-брюле (на этом месте я, помню, громко рассмеялся и проснулся даже). И Себастьяну нравилось, и другим.

Еще надо сказать, пока не забыл, про одного лысого. Фернандо Риксен. Душа-парень, вообще бессребреник. Кутил так, что никто сравниться не мог. По-ноздревски. Угощал порой всех посетителей ресторана. Но на поле при этом никого не жалел, включая себя. Как-то дал сотрудникам «Зенита» карту магазина спортивной одежды, предоставлявшую большие скидки. На эту карту удалось одеть несколько хороших людей в несколько хороших вещей. Стали думать: как возмещать Риксену ущерб, подошли к нему советоваться по этому поводу. Тот выслушал, достал из кармана еще одну карту, такую же, говорит: ну, идите, мол, теперь тратьте эту, не жалко. Очень Риксена многие уважали за доброту, видно было Дядю Степу за версту.

Яблоки Текке и пиджак Адвоката

А Фатих Текке, турецкий форвард, с которым он играл в одной команде, проявлял нетерпение по отношению к яблокам, росшим на базе. Они должны были вот-вот поспеть и тогда были бы вкусные, наливные, но Фатих почему-то срывал их раньше времени, зелеными, и так вышло, что все съел. Видимо, думал, тут все так же быстро растет, как в Турции. И вообще булки на деревьях, как у того же писателя. При этом очень был набожный. Пожертвовал большую сумму на возведение мечети, которую построили неподалеку от зенитовской резиденции.

Не до яблок было корейскому легионеру «Зенита» Хен Ен Мину. Он, в отличие от своих соотечественников Ким Дон Джина (все время первым поздравлял того, кто забил гол) и Ли Хо (редко выходил на поле), не понимал никаких языков, кроме корейского. И ребята в команде, как могли, учили его русскому. Тем более он сидел за столом во время завтраков, обедов и ужинов с самыми большими авторитетами той поры. Однажды один из вратарей «Зенита» пришел вместе с Мином, держит его за руку. Говорит: «Привет, ребята! А теперь — цирк». Поворачивается к Хен Ен Мину, произносит слово: «Судья». Тот, подняв вверх сжатую в кулак руку, скороговоркой: «С…, б…, п…!» В общем, главное он понимал.

Корнелиус Пот, помощник Дика Адвоката, наоборот, всегда следил за собой, одет был с иголочки. Потому что, говорят, неравнодушен был к женскому полу («был столь охочь до женского пола, что увеличил народонаселение города вдвое. Оставил полезное по сему предмету руководство» — это, впрочем, не про него). Мог прийти на мероприятие с такой «фря», на которую все смотрели. У Дика Адвоката чуть ли не один пиджак был на все случаи жизни, после тренировки или матча он сразу велел везти себя в гостиницу, а Кор Пот был не прочь еще поработать.

Выбор Погребняка и роль Тимощука

Итальянские тренеры «Зенита», наоборот, любили посидеть за столом, что-то обсуждать, потом, может, пойти в тренажерку, еще чем-то заняться. «Что с них взять — итальянцы». Лучано Спаллетти, действительно, хлебом не корми, дай подержать в руках грабли или что-нибудь из крестьянского арсенала. Даже в переустройстве пруда на базе «Зенита» он участие принимал, стоя по пояс в воде, командовал рабочими, чем вызывал удивление прохожих, как чеховский герой, ловивший с приятелями налима. Мог пойти собирать граблями скошенную траву. Может, это помогало ему сосредотачиваться. Говорил: «Я все-таки сельский житель». Ну, это он пускай Франческо Тотти говорит.

В общем, много чего интересного было в «Зените» за эти годы.  Много интересных людей, историй с них связанных. Попади все это на нужное перо, может, вышел бы целый роман. А так небольшая «стряпня» про людей, занимающихся футболом. Для развлечения.

Кстати, как-то раз футболистов «Зенита» по какой-то надобности попросили заполнить служебный документ, где надо было указать род занятий. Все написали «Профессиональный футболист». А Павел Погребняк, поразмыслив, вывел нетвердой рукой: «Футбик». Вот уж веселый парень, говорят, никогда не унывал, в отличие от Саши Кержакова, всегда был в хорошем настроении. Чем-то Артема Дзюбу напоминает. А найти себя в «Зените», приносить пользу помог ему Анатолий Тимощук, буквально заставлявший Белого, как звали Погребняка, после тренировок отрабатывать удары по воротам. Потом все это помогло «Зениту» в Кубке УЕФА. И Погребняку помогло тоже. Может, ему сейчас махнуть из московского «Динамо» в алма-атинский «Кайрат», где Тимощук и Андрей Аршавин. Вспомнили бы старое. Им есть что вспомнить.

Засим заканчиваю, ибо и так уже вышел за рамки. Заклинаю вас -не ходите на наши питерские болота и не путешествуйте в эти дни без разбора, ибо силы воспоминаний, желание ворошить былое — как свое, так и чужое — по ночам властвуют безраздельно.