Праздник в декорациях разрухи

Крепкий темнокожий мужчина с пистолетом в руке был не слишком вежлив. Он подошел и сказал примерно следующее: «Если вы сейчас не уберетесь отсюда, можете остаться здесь навсегда. Никто ничего не узнает. То, что происходит в фавелах, остается в фавелах».

Съемочная бригада приехала сюда снимать сюжет о футбольном поле, которое соорудили для детей из самого неблагополучного района Рио-де-Жанейро. «Вы приезжаете и наводите на нас камеры, будто в зоопарке, мне это не нравится», — возмущался бугай. Журналист и оператор испугались, прыгнули в машину и уехали прочь. До выезда из фавел их сопровождало разбитое авто темнокожего гражданина.

Все это произошло не со мной, а с другом-журналистом, приехавшим снимать в Рио сюжеты о культурной и социальной жизни Бразилии во время Олимпиады. Благодаря этой истории я наконец нашел подходящий ответ на самый популярный олимпийский вопрос, звучащий из России: как к нам относятся на главном спортивном форуме планеты? Все довольно просто: в фавелах относятся убийственно, равно как и к другим нациям, в остальных местах — по-разному. Лучший способ забить голову нелепыми стереотипами — начать обобщать. Я прилетел освещать Олимпиаду не за этим, а чтобы собрать совершенно конкретные истории о том, как проходят Игры и какое место в них отведено России. Речь, конечно, идет не о медальном зачете.

Григорий и Фредерик

Волонтер Григорий — мужчина пенсионного возраста, прибыл в Рио из Хьюстона, чтобы работать в медиацентре. Он давно живет в Америке, куда эмигрировал из России, знает восемь языков.

— Я здесь уже со всеми журналистами перезнакомился, они относятся ко мне очень доброжелательно. Есть, правда, один странный тип по фамилии Евреец.

— Евреец? — не понял я. — Такого не существует.
— Он приходит ко мне каждый день и жалуется, что Олимпиада проходит здесь, а не на Брайтон-Бич в Нью-Йорке. Утверждает, что там все было бы в шоколаде. В Рио ему не нравится.

— Бред какой-то.
— Вот и я говорю — бред. У меня тут совсем другие задачи — хочу формировать образ России, у меня есть свое мнение и взгляд со стороны, так сказать.

— Так вы же не живете в России.

Дальнейший разговор не имел никакого смысла.

С Фредериком из Люксембурга, для которого эта Олимпиада оказалась шестнадцатой (включая зимние Игры), мы познакомились возле вонючей речки, огибающей парк со спортивными объектами. Мы оба застыли и направили камеры, чтобы заснять это безобразие.

 

— Снимаю для жены, но все больше разочаровываюсь — нечего показывать, — посетовал Фредерик. — На других Олимпиадах непременно есть свой колорит, а здесь почти все стадионы построили в одном месте, которое огородили от остального города. И это Рио? Не верю.

Тут я хотел рассказать ему историю про пистолет и фавелы, но он не дал себя перебить.

— Был в Сочи, вот там все классно получилось. Кстати, в Москве-80 мне тоже понравилось. Думаю, и в Токио через четыре года будет отлично, там обещали возвести объекты в разных местах города, чтобы люди могли познакомиться с ним должным образом.

Транспорт и навигация

Честно говоря, не понимаю озвученной выше проблемы. При желании можно поехать и посмотреть в Рио все, что душе угодно: и фавелы, и пляж Копакабана, и статую Христа, и стадион «Маракана». Общественные автобусы ходят исправно, хотя принципы работы транспортной системы все же разительно отличаются от тех, что практиковались в Лондоне-2012 и Сочи-2014. Перед входом нужно было предъявить аккредитацию, затем спецслужбы запечатывали автобус, а по прибытии на место распечатывали. Никто не мог зайти или выйти, пока спецслужбы не сделают свое дело. В Рио все проще — никаких проверок! Автобусы, правда, ходят своеобразно, как будто маршруты рисовал чиновник-бюрократ, начитавшийся Данте и привыкший запускать бумажки по кругам ада. Сначала автобус может доехать от пункта А до Б и развернуться, не высаживая пассажиров, снова добраться до А, крутануть по виадуку и наконец очутиться в точке назначения. Зачем было рисовать выделенные полосы для олимпийского транспорта, если вместо пяти километров по прямой нужно кружить и преодолевать расстояние в три раза больше?

Водители — тоже отдельный разговор. В Лондоне и Сочи это были люди, напоминающие пилотов самолетов, — при полном параде, статные, аккуратные, профессиональные. Не возникало ни малейших сомнений, что они доставят вас в нужную точку, избежав падения в пропасть.

В Рио за баранкой автобуса можно увидеть оборванцев всех мастей — это самые обычные марш­рутчики. Пилотируют они соответствующе. Нет ничего удивительного в том, что в ста метрах от «Мараканы» два автобуса, ехавшие позади моего, превратили «лица» друг друга в лепешки с начинкой из стекла.

Регулировщики движения — такие же «профессионалы». Распределяя потоки по полосам, они делают это с помощью импровизированных жестов. Обычно это выглядит так: регулировщик прыгает с одной полосы на другую, немного приседает и резко выставляет руки вперед, как будто его собираются душить или он пытается остановить несущийся автобус с помощью магии. Удивительно, но это почему-то работает.

С навигацией в Рио большая проблема. Указатели развешаны невпопад, а на одной из арен и вовсе «закруглен» выход — можно бродить кругами целую вечность, если следовать этим табличкам, но так и не выбраться со стадиона.

Казалось бы, в такой ситуации следует обращаться к волонтерам, однако здесь тоже есть загвоздка: большинство из них не знают английского языка, даже элементарные слова вроде entrance и exit вводят их в ступор.

На боксе один из указателей предлагал пройти через стену, чтобы очутиться на трибуне для прессы. Это было бы уместно в Лондоне, где благодаря книге о Гарри Поттере на вокзале Кингс-Кросс есть волшебная платформа, на которой люди проходят сквозь стену. В Рио стены обычно проламывают грабители квартир и складов, а на стадионах ничего подобного сделать нельзя, поскольку повсюду дежурят военные с автоматами наперевес.

Стадионы и болельщики

Если вы думаете, что сейчас будет сделан вывод о том, как ужасно организована Олимпиада в Рио, то сильно ошибаетесь.

Дело в том, что зрителей, особенно бразильских, транспортные и другие проблемы не слишком беспокоят. Местные жители знают город как свои пять пальцев, а на аренах вроде «Мараканы» могут перемещаться с закрытыми глазами. Бразильцы ходят организованными толпами и находят свои места на стадионах с легкостью голодного поросенка, ищущего трюфель.

Архитекторы и инженеры тщательно поработали над олимпийскими аренами. Особенно это заметно в залах для единоборств. На прошлой Олимпиаде в Лондоне увидеть хоть что-то на боксе, борьбе или фехтовании было решительно невозможно. Тесно, душно, непонятно. В Рио все иначе — много места, комфортный температурный режим, а обзор — просто сказка. С теннисом аналогичная ситуация. Центральный корт, вмещающий девять с лишним тысяч зрителей, — идеальная арена для просмотра тенниса. Да простят меня любители традиций, но на Уимблдоне все гораздо хуже.

Жаль, что большинство арен разберут. На это мне пожаловался один из инженеров «Кариоки» — стадиона с тремя головами-аренами, где россияне завоевали большинство золотых наград. Он сказал, что в Олимпийском парке планируется оставить только теннисный центр, так как в Рио ничего подобного нет, а хочется развивать этот вид спорта и попытаться вернуть те времена, когда Густаво Куэртен выигрывал Большие шлемы.

Болельщики на стадионах пришли на праздник и ведут себя соответствующе, поддерживая не только своих, а всех спортс­менов. Здесь тоже можно найти один из ответов на вопрос, как относятся к России на Олимпиаде. Представьте, что вы пришли на детский утренник, где десять ребятишек показывают художественные номера. Кто-то делает это хуже, кто-то лучше, но только ненормальный будет свистеть и кричать, что один из детей воистину ужасен и вообще негодяй, потому что мама добавляет ему в кашу биодобавки.

Бразильцы просто радуются спортивному действу, не делая различий между странами и не вдаваясь в подробности, почему случилось так, а не иначе. Большинство из них думает, что Дарья Клишина выступала за Россию в одиночестве в легкой атлетике, поскольку у нас просто больше нет сильных атлетов.

Отношение к спорту в Бразилии и России легко сравнить, наблюдая за поведением футбольных болельщиков на стадионе «Маракана», вмещающем почти восемьдесят тысяч зрителей. В каком случае у нас люди уходят с полупустого стадиона до финального свистка? Когда команда безнадежно проигрывает или когда случаются беспорядки. В Рио зрители покидают переполненную арену при счете 5:0 в пользу Бразилии, потому что они уже и так уверены в победе сборной, насладились зрелищем и не хотят толпиться на выходе и в транспорте.

Ролевая модель и свист

На прошлых летних Играх офис Олимпийского комитета России был отличным пунктом дозаправки — прохладительные напитки, еда. В Рио спонсоры отказались от ОКР по известным причинам.

По этим же причинам пловчиха Лилли Кинг не здоровалась с Юлией Ефимовой и постоянно нападала на нее в прессе. Опять же — это отдельные случаи своеобразного поведения некоторых компаний или личностей. В основном спортсмены относятся друг к другу с уважением и привыкли решать все вопросы на соревнованиях, а не в кабинетах, как чиновники.

Фехтование должно стать ролевой моделью для российского спорта. Тут вам и победы, и адекватные чемпионы, и разумное руководство, не провоцирующее скандалы. Иное дело — борьба, где президент Федерации спортивной борьбы России назвал Наталью Воробьеву и Валерию Коблову, завоевавших серебряные медали, ничтожествами, а потом попытался отвертеться от своих слов. В боксе тренеры не могут разобраться, справедливо ли их подопечный Евгений Тищенко выиграл золото, делая противоречащие друг другу заявления.

Единственный неприятный случай со свистом в сторону российского спортсмена произошел как раз на боксе все с тем же Тищенко — решением судей остались недовольны казахстанские болельщики. Свист этот, однако, напоминал скорее небольшую ссору любящих друг друга соседей: так искренне ненавидеть можно только людей за соседней стеной, устроивших ночную вечеринку, а вас не позвавших. Назавтра все это забудется и снова установится мир-дружба-жвачка.

Правда и самодостаточность

Каждый пытается найти свою правду. Елена Исинбаева выбрала путь войны и живет под девизом «мы всем докажем», Валерия Коблова, выигравшая серебро в вольной борьбе, скромно заметила, что хочет прославить родной город Егорьевск, Лилли Кинг до краев переполнена гневом, волонтер Григорий решил формировать образ России, фехтовальщица Екатерина Дьяченко завоевала золото, светится от радости и мечтает о детях, а темнокожий мужчина из фавел не желает, чтобы его район превращался в зоопарк.

Разница в том, что некоторые люди самодостаточны и приятно скромны, в то время как другие пытаются навязать свое мнение всему остальному миру.

В Рио-де-Жанейро живут и добродушные люди, и преступники, но первых явно больше, чем вторых. Они улыбаются, болеют за свою сборную, поют песни и ездят на малолитражных бюджетных автомобилях. Пафос — это не про Бразилию, поэтому эти Олимпийские игры отличаются от многих других. Кому-то такое положение вещей нравится, кому-то нет.

На языке скептиков «Рио-2016» переводится как «разруха» — как в клозетах, так и в головах. На бразильском языке оно означает двухнедельный праздник. В этом и заключается суть нынешней Олимпиады.

Рио-де-Жанейро