Serdecznie dzienkuje, Войцех!

Мне представляется несправедливым безразличие, с которым проводили из России Войцеха Ковалевски.

Рядовое событие

Нет, правда, где логика? Справедливость где? Вокруг перехода в «Локомотив» Дмитрия Торбинского, только-только начавшего показывать более или менее приличный футбол, была развернута настоящая информационная война — в печатных изданиях, в Интернете, на телевидении. Отъезд же из России Ковалевски, который тащил (и регулярно вытаскивал) на себе «Спартак» в самые трудные для того годы, почему-то оказался вполне рядовым событием. Притом даже, что Дмитрий никогда и ничем не подтверждал свою духовную принадлежность к красно-белому племени, а Войцех делал это регулярно и убедительно.

Параллель с Торбинским — всего лишь частность, случайный выбор; просто они во времени почти совпали, эти две потери «Спартака».

Как бы то ни было, знаменитые своим влиянием на трансферную политику клуба спартаковские болельщики ограничились эмоциями уровня «Спасибо, Кова, и прощай» на гостевых книгах, а руководство «Спартака» скромно подписалось под индифферентным десятистрочным заявлением на официальном сайте.

И Войцех уехал. В надежде, может быть, на то, что Стипе Плетикоса больше нигде его не нагонит. Стипе уже дважды ломал Ковалевски клубную карьеру (без умысла, конечно же, просто так распорядилась судьба) — в «Шахтере» и в «Спартаке».

Несколько лет тому назад я два часа пил с Войцехом и его супругой кофе в одном ресторанчике в Сокольниках. Я не преминул, конечно же, сообщить ему о своих польских корнях, что, как и предполагалось, сразу же помогло изменить статус нашей встречи, — мы ушли от интервью и приступили к беседе на самые разные темы. Очень хорошо помню ее содержание (Ковалевски, кстати, говорит на чистейшем русском языке; я бы даже уточнил — на литературном русском). Половину этого времени поляк посвятил «Спартаку» — без специальной инициативы с моей стороны. Он переводил на клуб все мои вопросы и проецировал на «Спартак» все свои ответы, был очень убедителен, ни на секунду не позволив усомниться в собственной искренности…

Условный рефлекс

Я, например, спросил его тогда:

«Для каких болельщиков лучше играть: которые выдирают с корнем кресла или которые тихо сидят и смотрят футбол без лишних эмоций?»
«Всегда лучше играть для своих, — ответил он. — Я играю для спартаковских. Конечно, я давно понял, что «Спартак» — особая команда, других таких в России нет. Вся моя концентрация, все желание — здесь, в России, в «Спартаке». А потом придет время и для сборной Польши».

Мне кажется, что именно такие люди, как поляк Войцех Ковалевски, и формируют тот самый спартаков­ский дух (если он и вправду существует), о котором очень любят говорить в красно-белом лагере. Только не словом, а делом. Стремлением пахать до седьмого пота. Острым желанием прибить всякого, кто хочет отнять у «Спартака» драгоценные очки. Может быть, даже готовно­стью умереть на поле, если это будет «Спартаку» очень-очень нужно.

Ковалевски играл за свой россий­ский клуб именно так.

Я вовсе, знаете ли, не уверен в том, что Войцеха нужно было непременно оставлять в команде, дав ему шанс и надежду вернуться в «раму». Плетикоса, пожалуй, и в самом деле вратарь более высокого, чем Ковалевски, уровня. Я немного о другом. О том, в частности, что в судьбе таких людей обязательно нужно принимать человеческое, а не механическое участие.

Статус свободного агента, подаренный вратарю спасенным им некогда клубом, — всего лишь условный рефлекс, но не движение души. Как и небрежное фанатское «Спасибо, Кова».

Serdecznie dzienkuje, Wojciech!

Извини уж, что так вышло…

Дословно

— У меня в «Шахтере» был первый номер. Когда вернулся из отпуска, узнал, что мой номер хотят отдать только что купленному Плетикосе, потому что у вратаря, за которого заплатили такие большие деньги, на спине должен быть только первый номер. Значит, Ковалевски нужно побыстрее выставить на трансфер, чтобы освободить номер. В этой ситуации не было даже самой возможности конкуренции. Как можно определиться, кто сильнее, после двух дней совмест­ных тренировок? Мне было все совершенно ясно.