Серебряный призер Олимпийский игр 2004 года Станислава Комарова: «Трудно найти мужчину...»

После пекинской Олимпиады специалисты и журналисты гадали: останется серебряный призер Игр в Афинах на дистанции 200 м на спине, одна из самых ярких и нестандартных спортсменок России 22-летняя Стася Комарова в плавании или нет? Чтобы пролить свет на этот вопрос, корреспондент «Спорта» встретилась со Станиславой.

Зачем мне гидрокостюм?

— От вас пахнет бассейном…
— Да?! (Смеется.) Вообще-то я кремом пользуюсь после тренировки…

— Все-таки решили остаться?
— Пока сложно сказать. Вот сегодня пошла первый раз. После двухмесячного перерыва, конечно, трудно себя заставить работать. Но бросить тоже тяжело. Потому что всю жизнь в плавании, с семи лет. Привыкла уже: сборы, соревнования, определенный круг общения.

— Каково в победе процентное соотношение таланта, работы и экипировки?
— А при чем тут экипировка? Мне гидрокостюм практически ничего не дает. Он нужен, чтобы поднимать пловца над водой. И помогает в основном в психологическом плане. Думаешь: раз это новая, крутая модель, значит, поплывешь быстрее. В спорте все на таланте. Но любой талант можно загубить, если не будешь работать. А в принципе: порядка 40 процентов — талант, 58 — работа и 2 — экипировка.

— Когда у вас был конфликт с федерацией из-за рекламного контракта, Леонид Тягачев, выступив в вашу защиту, сказал: «Спортсмен всегда прав». Это так?
— Сложный вопрос… Спортсмен всегда прав, но еще более прав тренер. Если не будешь доверять личному тренеру, вообще ничего не достигнешь. У нас с Вячеславом Лукинским полное взаимопонимание. Он всегда прислушивается ко мне. Потому что я уже в зрелом возрасте и хорошо знаю свой организм. Вообще привыкла все делать осознанно. А раньше, когда тренировалась у Алексея Федоровича Красикова, росла как в теплице. Ему было трудно со мной: он застал переходный возраст. Девчонка четырнадцати лет, а уже чемпион Европы. Я, правда, всегда была трудолюбивой. Но когда было тяжело, могла в него шапочкой с очками запустить. А он абсолютно спокойно приносил их мне обратно и говорил: «Ну что, готова? Тогда поплыли». Красиков вообще очень галантный мужчина, из гусар. Был опорой. У меня характер очень сильный. И найти тренера с еще более сильным характером трудно.

Каждый старт — как последний

— Вы говорили, ваша самая большая проблема — психология…
— Не могу перебороть себя: волнуюсь, боюсь. Каждый старт для меня — как первый в жизни. Поэтому на тренировках показываю высокий результат, а на соревнованиях — гораздо ниже. В этом смысле мне очень помог Геннадий Турецкий, у которого тренировалась некоторое время.

— В чем феномен Турецкого?
— Он очень умный, с хорошей энергетикой. Грамотно строит тренировки. Но самое главное — помогает поверить в себя. Можно даже не тренироваться с ним, а просто посидеть, поговорить, и ты уже готова к старту. Я физически уже давно могла двухсотметровку на спине пройти за 2.06. Но из 2.07 выплыть никак не получалось. Переклинило, и все. И мы поехали в 2004-м с Красиковым к Турецкому в Швейцарию. Когда вернулась, была уже совсем другая, оставалось только поработать. Он со мной просто поговорил, и на чемпионате Европы показала 2.04. Только потому, что знала: я лучшая.

— Вы сразу после Афин сказали, что к Пекину должны подойти совсем другой…
— Это мой тренер говорил. Я должна была прибавить пять килограммов. Потому что у меня не хватает сил. Когда была в Швейцарии, жила в одной израильской семье. И они решили меня откормить: ела пять раз в день. Но через месяц… похудела на целый килограмм. Подготовка к Пекину мне стоила очень многого. У меня же не хватает железа в организме. Сейчас стало получше, а раньше были адские боли. Никто, правда, не верил. Газеты писали, что у меня одни мальчики на уме и модельный бизнес. А я сознание теряла и еле до постели доползала после тренировки. Мечта осуществилась: я попала в Пекин. Но лучше бы я туда не ездила.

— Сразу после заплыва вы отвечали на вопросы журналистов. В то время как большинство мужчин после неудачного выступления отказывают в интервью и стараются побыстрее исчезнуть…
— Просто я всегда ставлю себя на место другого человека и думаю: что бы было если бы я, например, была тем журналистом? И мне отказали бы в интервью. Я вообще очень тонко чувствую чужую боль: мурашки даже бегут по телу. Мама говорит: это плохо — пропускать все через себя. Такие долго не живут.

— Говорят, поездку к Турецкому финансировала ваша спортшкола…
— Да, моя родная СДЮШОР № 23. Федерация на тот момент отказалась помочь. А в школе очень хотели, чтобы я поехала. Им, наверное, было жалко: талантливый человек и вот так пропадает. Когда Алексей Федорович приболел, я осталась совсем одна. Была в отчаянии: понимала, что могу плавать, а тренера нет. И если бы не Дима Коморников, вообще, наверное, ушла бы из плавания. Но мою последнюю поезд­ку финансировала уже федерация.

Коморников со мной не разговаривает

— Ваш роман с Дмитрием был у всех на слуху…
— Мы уже год не встречаемся.

— А казались такой красивой парой…
— Да, хорошая была пара у нас (улыбается). Мы начали встречаться, когда мне исполнилось 16, а ему 21. И он меня, можно сказать, вырастил. Всему учил, рассказывал. Был для меня идеалом. Он сам по себе такой — сильный. Такие редко встречаются. Мне вообще трудно найти мужчину, рядом с которым я чувствовала бы себя слабой. Но мы расстались… по моей вине.

— Остались друзьями?
— Нет, он со мной не разговаривает.

— Вы ведете футбольную программу на одном из телеканалов. Говорят: телевидение — злой мир.
— Да, слышала, думала об этом… Может, у меня розовые очки на носу, но люди, с которыми я работаю, — интересные и удивительные. Телевидение — это то, о чем я всегда мечтала. Получаю колоссальное удовольствие. Постоянно совершенствуюсь: читаю вслух, работаю над произношением. Уже замучила всех: все время разговариваю. А по окончании РГУФК хочу поступить на факультет журналистики МГУ.