Серебряный призер Олимпиады‑1996 Николай Кузнецов: У водителя КрАЗа было два варианта: зашибить меня или притормозить

Николай Кузнецов оказался прекрасным собеседником. Серебряный призер Атланты‑96 в командной гонке преследования рассказывал так легко, как будто это происходило с ним вчера.

Собирал колесо за 40 минут

— С чего началось ваше увлечение велоспортом?
— Сначала я учился плавать, потому что все наши объекты находились рядом с водоемами. Затем заболел хоккеем. У меня родители летом были на сборах, я остался с бабушкой. Мы своей компанией пошли записываться в хоккей. Меня спросили: родители не будут против? Я сказал: они уехали на сборы — все равно. Прошел тесты на Ждановской набережной, и меня приняли. До седьмого класса занимался хоккеем у Евгения Тоболкина. Он подготовил многих знаменитых игроков во главе с Алексеем Гусаровым, Евгением Белошейкиным.

— Кем вы были по амплуа?
— Стандартная схема. Кому форму быстрее выдали, тот на такой позиции и играл. Я был вратарем. На первенство города СКА играл среди ребят на год старше, а я признавался лучшим голкипером в городе.

— Почему тогда не остались в хоккее?
— Повлиял отец (известный тренер по велоспорту Александр Кузнецов. — «Спорт День за Днем»). Убеждать он умеет. Так я закончил с хоккеем. В 1991 году выиграл юниорский чемпионат мира. Тогда же ввели в эксплуатацию каток на Ждановской набережной. Приехал к своему тренеру, взял детскую форму, встал в ворота. Как будто не уходил! Евгений Олегович сказал мне: «Может, ну его на фиг, этот велоспорт?»

Александр Кузнецов

— Действительно.
— Отец уже пригласил тренера, отказаться я не мог. Система была настолько отлажена, что у нас все до 18 лет становились мастерами спорта международного класса.

— Здорово!
— На протяжении всего года у нас не было ни одного дня без тренировок.

— Как так?
— Шесть дней по четыре тренировки в день. Только в воскресенье — три. Каждую зиму мы уезжали на нашу базу в Душанбе. Приезжали туда под Новый год. 31 декабря с утра тренировались. Потом нас отпускали по домам. К обеду 1 января мы должны были вернуться. После обеда — уже занятие. Ни дня без тренировок! Однажды мы летели во французскую колонию и что-то у нас не сложилось. Зависли в международном аэропорту имени Шарля де Голля. Так мы прямо там разбирали велосипеды, тренировались, возвращались и мылись в общественном туалете.

— Как вы вообще проводили свой досуг?
— У нас его не было. Мы жили в центре подготовки. 365 дней в году были на полном обеспечении клуба. Бывали дни помимо Нового года, когда нас отпускали домой с ночевкой. Но это было с обеда и до обеда. Ну какой досуг до восемнадцати лет?! Тогда и страна была другая, не принято было… Хотя кто-то, конечно, гулял… В 8.00 у нас был подъем, в 8.15 первая тренировка, потом завтрак, потом чуть-чуть школы, обед. Вторая часовая тренировка. Наши механики занимались только запасными велосипедами. И немного помогали старшим. Поэтому каждый из нас умел собрать и разобрать свой велосипед. За сорок минут я мог полностью собрать колесо.

— С завязанными глазами?
— Ну нет, зачем такие эксперименты? (Улыбается.) Врать не буду. Потом был ужин, далее хозяйственный час. Когда был жив бассейн «Спартак», четвертую тренировку проводили там — плавали полтора километра. Вода расслабляла мышцы.

— Сколько времени в день вы крутили педали?
— На тренировках в Душанбе мы проезжали до трехсот километров. 250 — более горные трассы, 200 — когда собирали все горы. Вообще за свою жизнь я проехал около полумиллиона километров. Но если ты этим занялся, то нечего скулить. Независимо от погоды мы садились на велосипеды и ехали. Даже по снегу. Вспомнил одну историю.

— Интересно.
— У нас был парень Дима Кононов, который перевернул КрАЗ в Душанбе.

— Каким образом?
— Это происходило на моих глазах. Дима ехал на велосипеде, подскользнулся на льду, а у водителя КрАЗа осталась пара вариантов: либо съехать на обочину, зашибив меня, либо попытаться как-то притормозить. Он неудачно остановился, ударился колесами о бордюр и лег на бок. КрАЗ был огромный, пустой, правда, но грохот стоял конкретный.

В Барселоне спал на балконе

— Когда вы перестали ездить на базу в Душанбе?
— Последний раз мы там были, когда распался Союз. Трое суток просидели на балконе, проиграли в домино, пока за нами не приехали военные и не забрали оттуда. В Душанбе тогда уже стреляли.

— Давайте поговорим о более приятном. В 1992 году вы поехали на свою первую Олимпиаду.
— Мы ехали туда только за золотом. К сожалению, этого не получилось (наша мужская команда заняла 6‑е место в гонке преследования. — «Спорт День за Днем»). В Барселону мы приехали как объединенная команда. Не было ни экипировки, ни гимна, ни машин, ни Олимпийского комитета. Ждали по три часа, чтобы нас отвезли в центр экипировки. Ее нам бесплатно предоставлял «Адидас». Бред полнейший.

Николай Кузнецов

— Еще что запомнилось?
— Поразила Олимпийская деревня. Температура была под сорок, а кондиционеров нет. Представляете, вот так вот жить неделю. Ночью я вытаскивал матрас на балкон, где хотя бы обдувал ветерок, и там спал.Когда мы проиграли, то сразу собрались и улетели. После Олимпиады в Сеуле все ехали только за золотом. Считалось, что серебро и бронза — уже поражение.

— Барселонский опыт пригодился в Атланте?
— Конечно. В Атланте мы уже жили не в Олимпийской деревне, а поселились в домике недалеко от велотрека. Еду нам готовил механик. Утром яичницу или мюсли, или хлопья, на обед тарелку макарон, а на ужин кусок мяса с овощами. Больше ничего не надо. Я не был ни на церемонии открытия, ни на церемонии закрытия.

— Почему?
— Во‑первых, велосипедисту нельзя ходить. Ноги забиваются. Когда ты выкатан, мышцы готовы, а здесь надо было три часа стоять в колонне, чтобы сделать зрителям праздник. Хотя ты сюда приехал показывать лучшие результаты, а это очень сильно отвлекает. Почему не попали на закрытие Игр? Мы стали серебрянными и сразу отправились домой. Если бы стали первыми, то еще быстрее захотелось бы домой. Мы всегда сразу улетали после окончания соревнований.

— Как восприняли второе место в Атланте?
— Это было серьезное достижение, потому что на чемпионатах мира мы не были в тройке. И еще один момент. В Атланте мы соревновались на треке 250 метров, а в «Крылатском» он был 333 метра. Было трудно перестроиться на более короткую дистанцию. Я боялся крутить педали в вираже, мне главное было удержаться на этой полосе. А уже под Атланту мы тренировались на нашей базе в Тортосе. Только там виражи короче и перегрузки сильнее. После того трека мы выходили на 250, как в «Крылатском». Уже освоились, и стресса не было.

— Как вас провожали на Олимпиаду?
— Самое красивое напутствие дал начальник Октябрьской железной дороги Анатолий Зайцев: ребята, да не надо нам от вас ни медалей, ничего, просто покажите свой результат, на который вы способны, вы это запомните. Но это было здесь, а когда мы приехали в Атланту — напряженка взяла свое. Мы долетели, потренировались. Перед полуфинальным и финальным заездами я спал два часа.

— Так мало?
— Сон особо не влияет. Я не был сонным на старте. Все равно сказывается нервное напряжение, хочется выиграть. Когда еще будут Игры, дойдешь ли до них?

— Чего не хватило, чтобы стать олимпийскими чемпионами?
— Французы объективно были сильнее. Мы ставим олимпийский рекорд, а они едут следом и его бьют. Так было дважды. Никаких судейских ошибок, только четкие секунды и измерительная линия.

— Как вас премировали за серебро?
— Деньги давали соратники отца. Например, Владимир Иванович Королев вручил каждому из нас по паре тысяч долларов. Всего мы получили сорок тысяч долларов и были очень благодарны. У меня тогда была зарплата сто долларов.

Пиджаки Юдашкина моль не берет

— Как вы выживали после распада СССР?
— Все это время я провел в нашем велосипедном центре. У меня до сих пор нет понимания, что тогда творилось в стране. Да, в те годы пропала красная и черная икорка. До этого ее всегда давали на ужин. Но в остальном… Два наших огромных зиловских холодильника были завалены оригинальным боржоми, в кувшинах всегда стояло молоко. После распада Союза все это чуть-чуть сократилось, но чтобы нам чего-то не хватало, такого не было. Мы все равно сохраняли полное обеспечение 365 дней в году.

— А что было с экипировкой?
— После Олимпиады в Атланте нам дали полупрозрачные пиджаки от Юдашкина. До сих пор висят у меня в шкафу, их даже моль не берет.

— Вот это качество!
— Сложнее всего папе было выбивать финансирование. В 1991 году Октябрьская железная дорога уже не могла нам помогать, поэтому передала нам базу (на Крестовском острове. — «Спорт День за Днем»). Вообще она должна была отойти городу за долги, а мы ее сохранили. Но десять последних лет у нас ее пытаются отнять, несмотря на суды, которые полностью на нашей стороне. Папа реконструировал там один дом, его сдавали в аренду. Помогал один немецкий банк, а вот одна итальянская фирма нам много задолжала. Мы у них за долги получили фанеру шатарского комбината. Один из гаражей нашей базы в Тортосе (200 километров от Барселоны. — «Спорт День за Днем») был обшит этой фанерой. Когда мы вернулись из Атланты, там была полная разруха. Нам обещали, что мы отдохнем после Олимпиады, поедем на пляж, но вместо этого пришлось наводить порядок. Где-то что-то штукатурить, что-то прибивать. Володя Карпец, например, был плиточником. У меня есть фото, где я в халате везу тележку с цементом.

— Как на вас реагировали испанцы?
— У меня было впечатление, что мы приехали как к себе домой. В Испании очень любят велоспорт. Второе-третье место по популярности после футбола. Когда моя жена приехала в Тортос, ее узнавали на рынке. Когда мы приехали туда после Олимпиады в Атланте, нас чествовали лучше, чем в Санкт-Петербурге. Здесь нас собирали в «Олимпии» на Литейном, где выступали Илья Олейников с Юрием Стояновым (многолетние ведущие популярной юмористической программы «Городок». — «Спорт День за Днем»). В Тортосе даже мэр присутствовал на чествовании. Нам дарили статуэтки как лучшим спортсменам этого испанского города. Все было очень ненавязчиво, добродушно и тепло.

Отец всегда за нас бился

— Во время тренировок вы забывали, что вами руководит отец?
— Ну как забудешь? Это вообще невозможно. И я не вижу в этом никакого смысла. У моего отца есть обостренное чувство справедливости. Оно и мне передалось. Все давалось по результату. К сожалению, с моим размером ноги было очень много спортсменов. И всего одна пара туфель. Отец меня позвал и сказал: «Извини, не могу тебе их дать, завтра у нас старт — первенство России среди юношей». Мое место было четвертое, а туфли одни. Он об этом и на совещании объявил: туфли достанутся победителю заезда. Но так случилось, что я выиграл у всех. Ни у кого не было такого восприятия, что ко мне по-другому относятся. Меня наказывали так же, как всех. Опоздал — получи. Самое главное ведь не в строгости наказания, а в его неотвратимости. Когда становились старше, все было поспокойнее. Потом вообще вчетвером жили. Какие там поблажки?! Все друг у друга на виду. Если что-то покупали, то на четверых.

— Расскажите о вашем отце как о мотиваторе.
— Отец всегда за нас бился. Сам мог не поесть, на чемоданах поспать, а спортсмен должен быть сытым, хорошо поспать, получить инвентарь. Один момент на всю жизнь запомнил. В 1991 году, когда мы выиграли юниорский чемпионат мира, у нас упал Саша Иванкин. Тренер австралийцев подошел с регламентом и говорит: никакого перезаезда, команда должна стартовать втроем. Это заведомое поражение. Я, Рома Сапрыкин и Антон Шантырь встали в заезд. Отец подошел к нам и спокойно сказал: «Ребята, спокойно, едем по кругу, у Николая это последний чемпионат мира, а у вас еще будет шанс». Мы поехали по кругу — и выиграли. Хотя австралийцы были очень сильны. Когда после победы играл наш гимн, поднимался флаг СССР, меня аж до дрожи пробирало. Это было большей наградой, чем любые деньги.

— Вашему центру подготовки исполняется 50 лет. Как считаете, благодаря кому вы отмечаете эту дату?
— Думаю, что основная заслуга принадлежит тренерскому штабу. Мой отец, Сергей Афанасьев, Владимир Колосов. Они были рядом несмотря ни на что. Спортсмены, конечно, очень много вложили. Тут вопросов нет. Но без этого тренерского коллектива ничего бы не получилось. Тренером быть очень тяжело. Все судьбы через тебя проходят. И предают, и уходят, потом приходят — извиняются.