• Шамиль Тарпищев. Корт и балет

    Интервью из еженедельника «Спорт»

    16.01.10 19:36

    Шамиль Тарпищев. Корт и балет - фото

    Фото: EPA / VOSTOCK-Photo

    Шамиль Тарпищев — президент Федерации тенниса России, капитан мужской и женской сборных, член МОК.

    Он частый гость на страницах газет и журналов. Но рассказывает, как правило, только о своем виде спорта и практически ничего — о себе...

    Для еженедельника «Спорт день за днем» Шамиль Анвярович сделал исключение и рассказал, почему у теннисистов широкий кругозор, как ломают индивидуальность у наших футболистов, и зачем он ходил на балет.

    «Добро пожаловать» по-американски

    — Шамиль Анвярович, в октябре состоялась сессия МОК, где была выбрана страна проведения Олимпиады 2016 года. Вы за кого голосовали?
    — Не могу сказать, это секретная информация (улыбается).

    — Наверняка, не за Чикаго, потому что вам не дают визу в Америку…
    — Эта проблема не столь важна, чтобы влиять на такой важный выбор. Визу дают, не могут не давать. Но с такими препонами… Я с 94 года десять раз выезжал в Америку, но это — чисто пытка. На Игры в Солт-Лейк-Сити впустили только на вторую неделю. Один раз на турнир в Майями дали визу только на три последних дня. На Кубок Федерации — за день до финала. Издевательство просто. Хотя у меня с посольством очень хорошие отношения. Когда на Кубок Федерации делали визу, американский консул сам сидел ночью и ждал решения из Америки. Позвонил в полтретьего, говорит: «Виза есть, пришлите кого-нибудь забрать». А мне в десять утра надо было уже улетать. Я сам поехал, мы с ним спокойно поговорили, он напечатал документы, и я улетел. Ну, нормально? Когда незадолго до сессии МОК сюда приезжал представитель от Чикаго, меня пригласили на встречу с ним. Я говорю: «А что мне с ним встречаться? Пусть сначала решат вопрос с визой, обещают с 94 года». И не пошел. У меня нет личного неприятия. Просто есть позиция, связанная с этой проблемой. Я же не гулять туда езжу, а работать. Мне предлагают подать в суд, там в Америке. Но мне что, больше делать нечего?

    — Мы добились широкого представительства России в МОКе. А нельзя его увеличить?
    — У нас и так три представителя. У США — два, у Италии  — пять. Но теоретически это возможно. Есть резерв — два представительства на каждый НОК. Но, во-первых, на них претендуют порядка 150 стран. Во-вторых, в нашем НОКе на эти места много претендентов. А даже президент НОКа США — не член МОКа. Нам надо бороться за утерянные позиции президентов международных федераций по видам спорта, тогда будет легче попасть в МОК.

    — В прессе прошла информация, что Марат Сафин вошел в комиссию по поддержке олимпийского движения при НОКе…
    — Эта должность по статусу близка к президенту НОК. Думаю, для Марата это будет хорошей стартовой площадкой. Он умный, творческий человек, контактный, с хорошей энергетикой. На корте всегда был «художником». Поэтому на него любили ходить. На турнирах, если Марат играл на десятом корте, а Сампрас на центральном, публика шла на десятый.

     

    — Раньше существовало такое понятие — «женский теннис». Имелась в виду большая, по сравнению с мужчинами, подвижность психики. Любой пустяк мог выбить теннисистку из колеи. А есть это понятие сейчас?
    — Оно и сейчас сохранилось. Выхожу с Леной Дементьевой в Германии — я это никому еще не рассказывал — она говорит: все в порядке, готова. А потом поговорила с мамой по телефону и провалила матч. Или с другой девочкой был случай. С трибуны кто-то крикнул ей грубое слово, и она сломалась. Но все равно женщин тренировать легче, чем мужчин.

    — А Леонид Тягачев говорил, что с женщинами труднее, они непредсказуемые…
    — Зато умеют прощать. С парнем поругался, например, он упрется, и месяцами может не разговаривать. Женщины более управляемы, у них много «дыр» в нервной системе, которые можно использовать для достижения результата. Плюс — разница в подготовке. У парня — взрослого — интенсивность игры на уровне 25–26 ударов в минуту. У девочки: 23–24 удара. Это значит, что для любой девочки парень — хороший спарринг-партнер. А для парня надо держать двух таких спаррингов, чтобы интенсивность работы была на уровне. Но сотый мужчина в рейтинге обыгрывает «первую» женщину легко. Был такой теннисист — Бобби Рикс. Он в 56 лет заключал пари с сильнейшими женщинами: Ивон Гулагонг, Маргарет Смит-Корт, Билли-Джин Кинг, давал им фору 30:0 и легко обыгрывал. А проиграл однажды — Кинг, потому что его перед игрой «накачали» алкоголем.

    — А сила воли у кого больше? В волейболе, например, у женщин. Наши мужчины уже давно ничего не выигрывают…
    — Это не показатель. Если сравнить, например, с теннисом, у нас больше возможностей повлиять на ход поединка. Во-первых, матч может длиться несколько часов. Даже с тем же мандражом легче справиться, есть время. Во-вторых, особенности хитросплетений психики, «физики» и параметров внимания позволяют «склеивать» состояние игрока. По длительности поединка и количеству различных качеств, комплексно влияющих на результат, теннис на первом месте среди всех видов… А вообще-то, женщины считаются более волевыми, чем мужчины. А наши — исторически сильнейшие в мире. У них психология такая. Видимо, Советский Союз еще в действии. Ни в одной стране женщины столько не занимаются спортом и не трудятся, как в нашей. И, естественно, у нас талантливых больше.

    Много «я» не значит «мы»

    — Мария Шарапова вернулась в элиту мирового тенниса. Как вы думаете — какая ей нужна мотивация, чтобы снова стать первой?
    — А ей она не нужна. В спорте существует такое понятие — мобилизация нервной системы. Есть спортсмены, которые лучше играют на соревнованиях, чем на тренировке. Это значит — у них спортивный характер. У Маши он от природы. Если сравнить с Анной Курниковой, например, для Маши деньги и контракты не важны. Для нее главное — результат. Она хочет быть первой. Есть только одна проблема: она высокая, поэтому перемещается небыстро. И ей сложно играть на медленных покрытиях. Главное ее оружие — подача. На быстрых кортах, если подача идет, никаких проблем. И еще важно, чтобы травма плеча не стала хронической.

    — Как обстоят дела с запретом на крик во время матчей? Мартина Навратилова сказала, что крики достигли запредельного уровня…
    — А запрета и не будет. Дело в том, что есть две техники игры при исполнении ударов: на задержке дыхания и на выдохе. Западные теннисисты играют и так, и так. И те, кто на выдохе — кричат. А мы — играем на задержке, поэтому никто не кричит. Если уж на то пошло, то надо всему миру запрещать. А это вообще вмешательство в личную жизнь. Она же не специально кричит, ее так научили.

    — Михаэль Штих считает, что это несексуально…
    — Ну, это для него… (улыбается).

    — Наши теннисистки покоряют сердца многих мужчин. Где-то писали, что один арабский шейх предлагал менеджерам Анны Курниковой 10 миллионов долларов за один день на борту его яхты. А Марии Шараповой Дубайский принц Саид за одну ночь — шестнадцать…
    — Я такого не слышал вообще. Но, думаю, для Маши — это просто глупость. И в моральном плане, и в финансовом. Она зарабатывает не меньше 35 миллионов в год. А что касается Анны, были случаи, когда платили сумасшедшие суммы, чтобы посидеть с ней за одним столом. В тот период, когда ходили слухи о ее романе с Павлом Буре, они вместе за деньги несколько раз ходили с кем-то обедать.

    — В индивидуальных видах часто случаются романы между тренером и ученицей…
    — В принципе, само чувство — любовь — для женщин больший плюс, чем для мужчин. Так же как и секс. У женщин это стимулирующий фактор в достижении спортивного результата. А мужчина становится слабее. Все остальное индивидуально. Здесь сложно определить, где грань между хорошими и идеальными отношениями. Как, например, было у Насти Мыскиной с ее тренером немцем Герлахом. Она его посылала, он за ней бегал. Но вообще такой роман — это естественно. Потому что тренеры в теннисе — как родители. Почему Россия уже много лет сильнейшая в мире? На Западе «надевают» схему на ребенка, а у нас тренеры идут от личности.

    — В спорте большие нагрузки и многим не хватает ни сил, ни времени на получение образования. А если и оканчивают ВУЗ, то, как правило, экстерном или преподаватели делают поблажки. В итоге к тридцати годам успешные спортсмены — состоятельные люди, но по кругозору и менталитету на подростковом уровне.
    — О теннисистах я бы этого не сказал. У нас плотный календарь, и до восьми месяцев в году они могут проводить за рубежом. А значит, видят разные страны, познают мир, знакомятся и общаются с новыми людьми. Их кругозор расширяется. Они не закрыты на сборах. Четыре часа проводят на корте, а в остальное время просто вынуждены найти себе занятие. Как правило, это сфера искусства. А сколько времени проводят в самолетах? Что там делать? Книги читать, кино смотреть. Я, например, все свои книги написал в самолетах.
    В командных видах, может быть, и по-другому. Там коллектив и есть на кого опереться. А здесь ты один, нужно рассчитывать только на себя. Поэтому даже не знаю, кто у нас в этом плане был ущербным… Нет таких, кто закончив школу, прекратил свое образование. Вот Вера Звонарева учится в дипломатической академии, Лена Дементьева окончила школу с французским уклоном.

    Танцы с ракеткой

    — Вас часто видели на спектаклях знаменитого танцовщика Мариса Лиепы…
    — Я вообще ходил на балет учиться. Все время поражался: какая у Годунова (Александр Годунов, советский танцовщик, эмигрировал в США в 1979 году — «Спорт») при его крупных группах мышц, великолепная пластика движений. Сочетание «физики» и пластики — очень тонкая вещь в теннисе. Если игрок «деревянный», не сможет импровизировать на корте, быть творцом. В балете соотношение хореографии к «физике» три к одному. То есть три часа — хореографии, час «физики». Я многое оттуда почерпнул и перенес в теннис. И танцовщики играли у меня в ЦСКА. И Лиепа тоже.

    — Некоторые иностранные специалисты, в том числе бывший наставник футбольного ЦСКА — Зико, говорят, что российские игроки избегают импровизации. Как вы думаете, почему?
    — Ну, в футболе, это понятно. Если техника слабая, импровизировать невозможно. Игроков «ломают» еще в детских спортивных школах. Тренеров меняют, если их воспитанники не показывают результат. Поэтому они не дают игроку «водиться», заставляют отдавать пас. Говорят: если потеряешь мяч, нам забьют. А что означает, если игрок «водится»? Значит он индивидуально сильный. И этот элемент игры — проявление его характера. А раз ему не дают водиться, значит, убивают его индивидуальность. Правильно? В теннисе американцы, например, учат игроков рисковать. Наилучшего результата спортсмен добивается проявлением характера. Если он агрессор — он сеточник, и его надо тренировать на быстром покрытии. Тогда он проявит себя наилучшим образом. Атака — его кредо. А если агрессора послали тренироваться в Испанию, он «пропал». Его заставят держать заднюю линию и терпеть, как Рафаэль Надаль. А человек с подвижной нервной системой — сангвиник — не может так долго терпеть. Это угнетает нервную систему. Она лопнет и все, завтра он придет никакой. У нас многих так испанцы загубили. Игорь Андреев, например, играл бы лучше, если бы не Испания. Вообще, любой человек достигнет наилучшего результата, если все, что делается, соответствует его характеру.

    — А Светлана Кузнецова? Вы как-то сказали: ей нужны тренировки «от характера», а ее испанские тренеры не могли ей этого дать…
    — Света не может играть монотонно, ее в Испании заставили. А если бы попала в другую страну, наверняка играла бы лучше. Мы до сих пор ее переключаем, «отпускаем», чтобы действовала разнообразнее. Хотя тут спорный вопрос: уезжали наши игроки в 14–15 лет, во время развала Союза, чтобы сохранить себя. Если бы остались, вообще бы пропали. Но попади они в идеальные для себя условия, результаты были бы выше. У Светы есть еще один момент: она не умеет играть на 100 %, больше семидесяти не показывает. А если бы выдавала девяносто, давно стала бы первой в мире. В минувшем году впервые была третья, раньше никогда ровно не выступала. И это заслуга ее нынешнего тренера, моей бывшей воспитанницы Ларисы Савченко. Почему? Все тренеры, которые работали раньше со Светой, не только тренировали, но и вмешивались в ее жизнь. А этого делать категорически нельзя. Света любит свободу, погулять… А все хотели ее непременно загнать в какие-то рамки. На воспитанников вообще нельзя давить, а на нее особенно. Чуть передавил — все, можно считать, работа закончена.

    — А психолог в сборной есть?
    — Эта тема очень тяжелая. В нашей стране психологов мало. Это направление — психология, и особенно спортивная  — совершенно не развито. Мы теннисисты — эгоцентристы, с сильным «я». Ребенок постоянно в работе, все время «должен», «обязан». С каждым ударом по мячу он формирует себя, свою жизнь. Поэтому после окончания спортивной карьеры не пропадает, научился бороться за свою жизнь. Но это и плохо: раз сильное «я», значит, тяжело сходится с людьми. Все время только: «Я! Я! Я!». А многие психологи работают не от человека, а от себя: я считаю, что так надо и ты должен меня слушаться. Навязывают свое мнение. Это не выглядит явно, но спортсмен это чувствует. Говорит: «Он еще меня не выслушал, а уже хочет, чтобы я что-то сделал». И естественно между ними вырастает стена. Редчайший случай, когда психолог сходится со спортсменом. Западные специалисты работают по-другому: они больше слушают, чем говорят. И я, например, когда разговариваю с человеком, сначала его «отпускаю», даю выговориться. Ведь если он ко мне пришел сам, значит, ему что-то от меня нужно. А если он от тебя бегает, что ни делай, он все равно не будет выполнять.

    — Правда, что вы можете по манере игры теннисиста составить его психологический портрет?
    — Так я этим всю жизнь и занимаюсь. Наиболее показателен и информативен упорный матч. Позволяет помимо физических данных, увидеть характер. Человек же не может играть ровно от начала до конца. Время от времени, по мере усталости, у него происходит спад. Таких стрессовых ситуаций много. Его начинает лихорадить по всему матчу, и соответственно проявляется характер: он себя задавил, обижен на себя, стал наглым, появилась спортивная злость… Целый комплекс нюансов. И вот здесь видно все, что он из себя представляет. Одни плачут, рыдают и бьются. А другие уходят с корта свежими, не смогли из себя выжать максимум. Есть люди, которые не умеют играть, а выжимают из себя все сто и обыгрывают талантливых — таких как Света Кузнецова, например. И я смотрю, какая у человека нервная система: подвижная, неподвижная. Тип характера — холерик, сангвиник, со смешанным темпераментом… Это очень важно в теннисе. Потому что если у соперника наступил спад, это нужно уметь использовать.

    Из Кремля все видится иначе

    — Почему в теннисе мало тренеров — бывших великих игроков?
    — Это проблема адаптации игрока-лидера к жизненной среде. Чтобы он стал тренером, должно пройти после окончания его спортивной карьеры минимум пять лет. Вот допустим Евгений Кафельников, да? Когда он закончил играть, я ему говорю: «Помоги Андрееву, потренируй его». Он два дня позанимался с ним, а на третий не пришел. Я спрашиваю: почему? Женя говорит: «Он меня не слушается». Я ему: «А ты слушался?» Он: «Я — всегда!». Тут в чем проблема? У ведущих теннисистов и «сборников» очень сильное «я». И если даже игрока тренирует человек с именем, и он его обожает, преклоняется перед ним, все равно одно «я» сталкивается с другим. Поэтому бывшему великому игроку, прежде чем стать тренером, надо абстрагироваться от собственного «я» и понять — что он должен сделать. Тренер в великом игроке заканчивается, когда он говорит: «Вот я играл…».

    — А как было у вас?
    — А у меня что? Я же не был лидером, я считал себя таким… гадким  утенком. В школе до десятого класса был ниже всех ростом. Но был юркий, поэтому все игровые виды хорошо давались. А потом погиб мой тренер — Виктор Лундышев. И с двенадцати лет я стал сам себя тренировать. Поначалу не входил по рейтингу даже в 250 лучших теннисистов страны. А потом стал 64-ым, двадцатым, восьмым, прошел в сборную. Но я уже был изгоем в теннисе, никому не нужным. Руководство было против меня: не так играл, не то делал. А постоять за меня некому. И выезды — одиночные. Почему уже в 25 лет я закончил играть? Меня вызвал начальник Управления международных спортивных связей Дмитрий Прохоров, отец олигарха Михаила Прохорова, и предложил пост старшего тренера сборной. Я говорю: «У меня лучшие результаты, я хочу играть». Он отвечает: «А кто ж тебе даст?» Так я стал тренером.

    — Никогда не видела вас на корте сердитым или раздраженным…
    — Я терпеливый. Когда учился в лаборатории Гиссена (Леонид Гиссен, известный спортивный психолог — «Спорт») проверял себя на смену процесса возбуждения и торможения нервной системы. Чтобы понять — гожусь на тренера или нет? Считается, что если параметры «пять — к четырем», значит человек полностью уравновешенный. А у меня было где-то 15 к 13-ти. То есть, меня вывести из себя было невозможно. Значит, могу слушать. Ну, действительно, мне допустим что-то грубое сказали — в спорте всякое бывает — а мне как-то до лампочки. А когда не реагируешь, а просто анализируешь спокойно, то и решения правильные принимаешь. Не вспылил, отошел, подумал и уже микшируешь многие вещи. Наверное, потому и получалось в тренерстве, что умею терпеть и молчать. И потом я был брошен в никуда, сам до всего доходил. Вся сборная  — старше меня, и ею надо было управлять. В принципе, это было не так уж сложно, я привык сам за себя отвечать. Просто круг расширился, за других стал нести ответственность.

    — Я слышала, вы хотели поступать на биологический факультет МГУ?
    — Да, мне это интересно было: травы, лечение ими. Но на первом экзамене получил четверку, а было 28 человек на место. Понял, что не пройду, и меня уговорили поступать в физкультурный институт. Потом даже писал диссертацию по теме: «питание спортсменов», под руководством директора института питания — Покровского. Но он умер и я бросил, не нашел научного руководителя, которому мог бы доверять.

    — В годы президентства Бориса Ельцина вы были трижды министром в одном лице. И однажды сказали: в Кремле учишься смотреть на вещи по-другому. Что вы имели в виду?
    — Первая команда, которая пришла в Кремль вместе с Ельциным, была наиболее чистой. Никто не знал, что будет завтра: убьют, расстреляют… Поэтому все работали как бы на идее.
    А потом начались подставы, интриги. Меня реально подставляли семь раз. Когда Борис Николаевич назначил меня советником, я не хотел. Согласился только на одном условии: иметь доступ к нему везде и всегда. Он согласился. И когда меня подставляли, я к нему приходил и говорил: «Это подстава». Он спрашивал: «Кто?» Я называл этого человека, он тут же при мне нажимал кнопку селектора и спрашивал: «Было такое?» Там тишина. Он говорил: «Все ясно». И я так зашел к нему пять раз подряд и от меня отстали. То есть, выжить в этом мире очень сложно. Хорошо, я с самого начала себя автономно поставил. И не вмешивался ни в какие государственные дела, если они не касались спорта. И Ельцин до конца своих дней считал меня своим другом. Это, конечно, было очень приятно.

    Галстуков много не бывает

    — Вас можно назвать успешным человеком. А чем вы заплатили за свой успех?
    — Семейной жизнью, наверное… Но я счастлив, что дети живут со мной.

    — Вы говорили, что все теннисисты — эгоцентристы. Вы тоже?
    — Не знаю… Я считаю, что — нет. Хотя, многие считают, что — да.

    — А кто считает, что «да»? Женщины?
    — Нет, ну… Я считаю, что все-таки — нет. У меня жизнь складывалась так, что просто не мог им быть: все время какие-то жизненные проблемы, приходилось выкарабкиваться. А в 25 лет я всем уже должен был помогать, жил не для себя. И вроде бы особых конфликтов не было.

    — Как вы считаете, вы прошли испытание деньгами?
    — Деньги никогда не были для меня главным. Наверное, я больше потерял, чем приобрел. Но не концентрировался на них, поэтому для меня это не столь болезненно.

    — Я слышала, вы подарили русскому дворянину из Австрии деньги на строительство дома…
    — …А, да было такое. Михаилу Стаховичу, он из династии теннисистов, из белой эмиграции. Ему надо было достроить дом, это небольшие деньги. Тех, кто делал историю тенниса, обижать нельзя.

    — Мне рассказывали, что вам совершенно не свойственна зависть…
    — Да, мне абсолютно все равно, на каком автомобиле ездит мой сосед. Ни в детстве не испытывал этого чувства, ни сейчас. Еще ребенком мне пытались объяснить, что чувствует при этом человек, но я так и не понял. Может, отчасти поэтому и удалось пережить все несправедливости.

    — Говорят, ваш прадед играл на скрипке?
    — Да, это правда.

    — Правда, что ваши предки — долгожители?
    — Особенно по материнской линии. Прабабушка 115 или 120 лет прожила. А бабушка даже не знала, сколько ей лет по паспорту. Я в детстве часто жил у нее в деревне. Она боярыней была, никогда не работала (улыбается).

    — Я где-то читала, что у вас целая коллекция галстуков — 600 штук…
    (Смеется). Я их не считаю, но, наверное, уже больше.

    — А правда, что вы умеете закидывать ногу за голову?
    — Сейчас уже вряд ли. Хотя, я давно не пробовал…

    — Я знаю, что у вас большая коллекция анекдотов. Расскажите, пожалуйста, какой-нибудь…

    — Во времена Советского Союза был на слуху такой вопрос: почему советские теннисисты играют слева лучше, чем справа? Потому что чаще приходится раздавать… В то время многие наши теннисисты, как это ни странно, очень хорошо играли в преферанс....

    Пророк в своем отечестве

    Шамиль Тарпищев стал самым молодым в истории спорта главным тренером сборной. В отличие от многих коллег по цеху, обращал внимание не только на «физику», «технику» и тактику, но и на личность спортсмена. Тарпищев умеет «растворяться» в ученике. Преподносит свои идеи так, что подопечному кажется, будто важные мысли родились у него самого.

    Никто лучше Тарпищева не читает теннис. За ним прочно закрепилась репутация пророка. Он редко ошибается в прогнозах и у него невероятная интуиция. Бывали случаи, когда он давал установку, даже не видя игры, по телефону. Однажды, с турнира из Австралии ночью, в перерыве между геймами неудачно складывающегося матча, ему позвонила Лариса Савченко и спросила, как ей играть? Тарпищев попросил рассказать в двух словах: с кем она играет и ход встречи, дал несколько советов. И Савченко выиграла.

    Экс-президент Франции Жак Ширак говорит: «Тарпищев — лучший теннисный тренер в мире». Сам Тарпищев считает себя по натуре детским тренером. Дети идут к нему. В 1976 году, когда он ездил на турнир четырех сильнейших теннисисток мира в американский Амелия–Айленд, остановился в частном доме. В семье хозяев было два сына — десяти и тринадцати лет. Они не отходили от Тарпищева ни на шаг.

    Как хорошо быть капитаном

    В конце 90-х годов женской теннисной сборной понадобился капитан. Желающих работать в женском коллективе с его спецификой не нашлось. В то время одной из сильнейших наших теннисисток была Анна Курникова, которая жила в Америке и из-за сложных отношений с некоторыми российскими теннисистками и тренерами, не хотела играть за сборную. Тарпищев позвонил ей и спросил: «Если я буду капитаном, согласишься?»  Курникова согласилась. Так Тарпищев стал капитаном женской сборной — уже во второй раз. Он пригласил к себе в помощники Ларису Савченко. Она пришла на одном условии — если ее непосредственным начальником будет он один. «Тарпищев добрый, внимательный, хорошо разруливает конфликты» — скажет она, спустя несколько лет. Только он может соединить несоединимое: собрать в сборную ярких личностей, миллионеров, звезд мирового уровня и сделать их командой. Популярность Тарпищева в России огромна. Во время Кубка Кремля, по стометровому коридору спорткомплекса «Олимпийский», он не может пройти быстрее, чем за полчаса. Болельщики хотят взять автограф, поговорить с ним, сфотографироваться. Тарпищева узнают даже бомжи на улице. Однажды он ехал на машине в Подольск, на открытие теннисной академии. Не знал дорогу, а спросить было не у кого. Увидел на остановке какого-то человека. Подъехал, узнать: не заблудился ли?

    А перед ним — бомж. Пришлось спрашивать у него. Бомж задумчиво посмотрел, потом говорит: «Ого, Тарпищев!» Но еще более популярен Тарпищев — во Франции. После того, как наша сборная шесть раз подряд обыграла французов в Кубке Дэвиса и Кубке Федерации, парижская пресса назвала его «русским колдуном» и «ужасным брендом национального позора Франции». Его стали узнавать на улице и всюду пускали без билета.

    «Семейный» тренер

    Шамиль Тарпищев был личным тренером и одним из самых близких друзей первого президента России Бориса Ельцина. Они познакомились в августе 1988 года, когда Ельцина — первого секретаря Московского горкома КПСС — исключили из кандидатов в члены Политбюро и перевели в зампреды Госстроя. Ровно через год Тарпищев приехал со  сборной в Юрмалу на матч Кубка Дэвиса. Играл на пляже в футбол, мяч укатился, он побежал за ним и увидел Ельцина. Это была их третья по счету случайная встреча. Тарпищев предложил поиграть в теннис. Ельцин долго отказывался, ссылаясь на свой небольшой опыт, но все-таки согласился. Тогда же Тарпищев подарил Ельцину свою книгу и надписал: «… Не расстраивайтесь, все меняется. Вы еще будете президентом». Ельцин очень увлекся теннисом. Они с Тарпищевым, в основном, играли пару. Ельцину — в прошлом неплохому волейболисту — удавалась подача, а Тарпищев контролировал две трети корта. Много разговаривали о спорте. Тарпищев рассказывал, как нужно развивать спорт в нашей стране, какие реформы провести. И когда в 1991 году Ельцин стал президентом России, назначил Тарпищева своим советником по спорту. Постепенно привязался к нему. В ближайшем окружении говорили: «Тарпищев у Ельцина — для души». Внук Ельцина — Борис тоже немного тренировался у Тарпищева, выиграл детский турнир в Америке. И даже супруга — Наина Иосифовна взяла у него несколько уроков. Усвоила их, по словам наставника, хорошо. Кабинет Тарпищева в Кремле находился в 14‑м корпусе, прямо под кабинетом Ельцина. Тарпищев и его команда, изучив законы о спорте сорока стран мира, разработали новое законодательство для России. Не хватило всего нескольких месяцев «соседства» с президентом, чтобы их все утвердить. В этот период Тарпищеву удалось добиться самого большого за всю историю страны бюджета на спорт: $120 000 000. При Тарпищеве наша сборная выиграла летние Игры 92-го в Барселоне и зимние Игры 94-го в Лиллехамере.

    Худеть лучше сидя

    С тех пор, как Борис Ельцин стал все чаще выходить на корт, теннис  — когда-то камерный  вид спорта, игра дипломатов, космонавтов и высших руководителей — вошел в моду и стал массовым. Первый президент России, по сути, заново открыл этот вид спорта. Эстафету подхватил мэр Москвы Юрий Лужков. Во второй половине 90-х все бремя ответственности взял на себя, решал вопрос финансирования. А победы 2000–2008 годов были завоеваны под патронажем второго Президента России Владимира Путина. Тем самым проявилась преемственность поддержки тенниса со стороны власти. Последние пятнадцать лет наши теннисисты стабильно входят в мировую «десятку» или возглавляют ее. На некоторых зарубежных турнирах пресс-релизы уже пишут на русском языке. Российская детская методика тренировки — лучшая в мире. А по числу занимающихся, теннис перегнал хоккей. В России уже так привыкли к победам наших теннисистов, что после очередного успеха Тарпищеву мало кто звонит с поздравлениями. Но каких усилий ему — президенту федерации и капитану сборной — стоят эти победы! Однажды в Париже, перед решающим матчем на Кубок Дэвиса, он чуть ли не всю ночь просидел на стуле перед номером одного нашего теннисиста — охранял от соблазнов ночной парижской жизни. А сидя на «электрическом стуле» во время матча, он теряет до трех килограммов веса.

    Интервью из еженедельника «Спорт день за днем» №1 (13-19 января 2010)


    При цитировании гиперссылка на интервью (а не на главную страницу) обязательна.

    Просим не перепечатывать без разрешения редакции.


    Читайте Спорт день за днём в
    Подпишитесь на рассылку лучших материалов «Спорт день за днём»