Тогда он еще не был сэром

Сэр Алекс Фергюсон готовится отметить 70-летие. «Спорт день за днем» с помощью самого юбиляра постарался вспомнить некоторые любопытные моменты его футбольной карьеры.

Удачная проделка

Клуб «Сент-Джонстон», за резервную команду которого выступал молодой Алекс Фергюсон, в 1963 году переживал нелегкие времена. Вернувшись в элитную группу после года, проведенного в низшем дивизионе, команда старалась удержаться на плаву. Резервистов тоже лихорадило, а в начале октября в изобиловавшем жесткими противоборствами матче с «Эйдри» Фергюсону едва не снесли голову в борьбе за верховой мяч. Нападающий отделался сломанной скулой и перебитым носом. После шести недель, проведенных дома, и нескольких разгромных поражений по возвращении на поле у паренька сдали нервы. Накануне матча с «Рейнджерс» он решил вообще не возвращаться в состав, поэтому попросил подругу своего брата Мартина позвонить тренеру Бобби Брауну и, представившись матерью футболиста, сообщить, что Алекс заболел гриппом.

Казалось, проделка удалась, но неожиданно разразилась гроза. Родители устроили будущему сэру Алексу настоящую выволочку. Причиной стала полученная телеграмма от тренера, которая гласила: «Позвони немедленно!» В доме Фергюсонов телефона не было, поэтому юноше пришлось добраться до телефонной будки, установленной неподалеку.

«Я и сейчас помню этот номер: Стэнли 267, – пишет Фергюсон в своих мемуарах My Way. – Стэнли – маленькая деревенька на окраине Перта, где жил Бобби Браун. Пока я запихивал в автомат монету и набирал номер, желудок свела судорога.

– Стэнли, 267.

– Босс, – мой голос прозвучал довольно невинно, – это Алекс.

– А, это ты. Как ты смел просить кого-то позвонить мне и сообщить, что болен!? Я знаю, что то была не твоя мать! Пять игроков основного состава по-настоящему разболелись, и если ты не появишься в оте­ле “Бучанен” завтра в полдень, то получишь массу проблем.

В трубке зазвучали гудки.

На следующий день Алекс отправился за деньгами в банк: по столь радостному поводу он решил выкупить сшитый на заказ костюм. Затем приехал в отель, где тренер сообщил, что он в основе и, более того, выйдет на поле с первых минут. Вместе с радостным известием Фергюсону вручили два билета на предстоящий матч, которыми ему нужно было распорядиться. Выйдя из автобуса перед стадионом, он заметил отца и его приятеля, банковского клерка, которые и стали свидетелями сверхъяркого дебюта будущей знаменитости в профессиональном футболе.

«То, что произошло со мной на поле “Айброкса” тем вечером, относится к разряду чудес, – вспоминал Фергюсон. – Я сотворил хет-трик, став первым футболистом, кому это удалось на поле “Рейнджерс”. Да и вообще “Сент-Джонсон” ни разу там не побеждал. Местный парнишка, родившийся и живший в 180 метрах от стадиона, забил три мяча в ворота могущественного “Рейнджерс”, болельщиком которого он был всю свою жизнь, – такое невозможно выразить словами! Честно говоря, я верю, что какие-то сверхъ­естественные силы устроили это, подав сигнал – тебе нужно изо всех сил уцепиться за представившуюся возможность. Не раз и не два в своих мыслях я возвращался к этим событиям. Размышления не сделали меня мудрее, зато я утвердился во мнении о существовании неких сил, определяющих наше бытие…»

За стойкой бара

Было время, когда Алекс Фергюсон владел баром «Фергиз» в Глазго. Усилиями нового хозяина и его помощника Джорджа Хоупа заведение начало процветать: его полюбили игроки в дартс и домино, а также азартные поклонники криббиджа из близлежащих доков. Для интеллектуалов в подвальчике, оборудованном с помощью одной из пивных компаний, играла живая музыка, время от времени выступали группы или солисты.

Неожиданно бар оказался в самом центре разборок двух местных бандитских группировок, специализировавшихся на торговле спиртными напитками. «Одним из моих постоянных посетителей был мощный мужчина со следами множества боев на лице, полученными на боксерском ринге и улице, – писал в своих воспоминаниях тренер. – За бокалом вина однажды выяснилось, что он приложил руку к довольно дерзкому ограблению, которое и вызвало эти криминальные разборки.

После тренировки в клубе “Эр Юнайтед”, где близилась к завершению моя футбольная карьера, тренер Элли Маклеод сказал, что по телефону меня разыскивал Джордж Хоуп. Поскольку мой дом располагался всего в получасе езды от тренировочного поля, то я решил перезвонить ему по возвращении с занятий. Его заикание было гораздо сильнее, чем обычно, но смысл сказанного я разобрал почти сразу – в баре находился вооруженный человек. “Тебе просто необходимо сюда приехать”, – умоляющим тоном сказал Джордж. “А что я смогу сделать с вооруженным человеком?” – возразил я довольно неубедительно.

Я постарался его успокоить и сказал, что вскоре у него будут сотрудники полиции. Когда они приехали, то человек уже ушел, но Джордж дал им довольно точное описание этого субъекта. Ранним утром следующего дня мне позвонили из полиции и сообщили, что благодаря информации, полученной от бармена, им удалось идентифицировать особо опасного преступника из восточного Глазго. Днем я рассказал Джорджу о случившемся, и перспектива стать единственным свидетелем обвинения повергла его в ужас. Естественно, что с тех пор я его ни разу не видел. Мне кажется, что он подался в Уэльс. Я бы на его месте забрался на остров Три­стан-да-Кунья (наряду с островом Пасхи является одним из самых удаленных населенных мест на Земле. – С.)».

Как признает сам Фергюсон, жизнь владельца бара трудно назвать скучной, поскольку докеры отличались разнообразием жизненных типов. Приток посетителей увеличился благодаря нововведению хозяина, решившему отпускать выпивку в долг – таким путем Фергюсон попытался перехватить публику у соседних пабов, расположенных едва ли не в пятидесяти метрах друг от друга. Занятые на неделе деньги возвращались в пятницу лишь для того, чтобы в субботу вечером быть опять розданными постоянным клиентам. «Утренние часы в субботу были особенно веселыми, – пишет в своих воспоминаниях сэр Алекс, – поскольку это был день, когда докеры выводили в свет своих женушек. Но как только утро плавно перетекало в день, я начинал получать тайные сигналы, свидетельствующие о полном истощении средств. Движение глазами, кивок головы, поднятые несколько пальцев, тщательно скрываемые от своих жен, говорили о размере и срочности финансовой помощи. Конфиденциальность тонкой книжки, где записывались все расчеты, соблюдалась неукоснительно, но жен было не так уж просто обвести вокруг пальца. “Если подтвердятся мои подозрения в том, что имя мужа значится в твоей книге,  то я отрежу тебе яйца, Алекс!” – заметила как-то Энн Арбор. “Неужели ты думаешь, что я так просто тебе это позволю?” – отшутился я, оценив всю вероятность угрозы. Они прекрасно понимали, что происходит, но ничуть не меньше ценили тот факт, что я никогда не позволю их мужьям влипнуть в какую-нибудь историю или накачаться до чертиков. Эти мужики были солью земли и неизменно предупреждали меня о субъектах, кочующих из бара в бар и повсюду оставляющих долги».

В конце концов это занятие приелось Фергюсону, получившему первую серьезную тренерскую работу в «Сент-Миррене». И он с легкой душой распрощался с питейным заведением, откуда по выходным нередко возвращался домой с подбитым глазом или вывихнутой челюстью – травмами, полученными во время умиротворения наиболее буйных посетителей.

Пьяные игры

Придя в «Манчестер Юнайтед», Фергюсон столкнулся с проблемой: некоторые ведущие игроки коман­ды любили проводить вечера в барах. Особенно отличалась этим парочка ирландцев – Норман Уайтсайд и Пол Макграт. Первый постоянно страдал от травм, на другого не действовали никакие уговоры. Даже великий Мэтт Басби не смог достучаться до сознания защитника, вынужденного по окончании футбольной карьеры лечиться от алкоголизма. Оказавшись один на один с тренером или кем-то из руководства клуба Макграт, казалось, был готов бросить свою пагубную привычку, молчаливо соглашался со всеми замечаниями в свой адрес, но затем как ни в чем не бывало шел в паб.

«Но самое дурное случалось, когда Макграт объединял усилия с Уайтсайдом, – вспоминал Фергюсон в мемуарах. – После того как он, здорово набравшись в отеле Four Seasons, получил повреждения, врубившись на машине в ограду чьего-то дома, мое беспокойство только усилилось, поскольку его срок выписки из больницы совпадал с появлением в команде Уайтсайда, залечивавшего ахилл. Чем менее действенны они были на поле, тем более лихорадочно наверстывали упущенное вечерами…

В январе 1989 года парочка ирландцев побила все рекорды безответственности во время подготовки к матчу на Кубок Англии с “Куинз Парком”. Меня охватило беспокойство после того, как я начал получать многочисленные звонки от возмущенных болельщиков, наблюдавших за хаотичными перемещениями парочки по пабам во вторник… В среду на тренировке я объявил, что штрафую обоих на максимально возможную сумму, предусмотренную соглашением с Ассоциацией профессиональных футболистов. С учетом средних зарплат игроков в то время они заслуживали более серьезных взысканий. Футболисты показали свое отношение к наказанию, совершив в тот же вечер еще более впечатляющее турне по забегаловкам. На следующей тренировке Макграт не мог даже бегать по прямой. Мне пришлось выгнать его с поля. Шокировало то, что игроки настолько неуважительно относились к себе и клубу, что презирали любые рамки нормального поведения. Однако перед кубковой встречей я настолько нуждался в здоровых игроках, что был вынужден держать их в команде. Вечером в пятницу на телеканале “Гранада” прошло интервью с футболистами, явно находившимися на планете Зигзаг. Увиденное вызывало отвращение не только к ним, но и телевизионщикам, которым не стоило вообще общаться с игроками. Они ведь хорошо знали, впрочем, как и их аудитория, что у Макграта и Уайтсайда большие проблемы с выпивкой… Днем в субботу количество игроков, имевшихся у меня в распоряжении перед игрой, сократилось на одного, внезапно подхватившего простуду. Оставалось 13 человек, и тут Макграт дополнил картину последним унизительным мазком, объявив тренеру по физподготовке, что не готов к игре. Я был в бешенстве. Я принес в жертву свои принципы, включив его в состав на этот матч, и никак не ожидал такого ответного удара. Совесть должна была заставить его постоять за клуб. Вместо этого он в который раз подвел меня и своих товарищей».

Вскоре, воспользовавшись случаем, Фергюсон избавился от обоих футболистов: Макграт отправился в «Астон Виллу», а Уайтсайд пополнил «Эвертон».

Каратист Кантона

25 января – особая дата для шотландца Фергюсона, поскольку вся страна отмечает день рождения поэта Роберта Бернса. Но в 1995 году это событие прошло незамеченным, поскольку его вытеснил инцидент на стадионе «Сэлхерст Парк» в Лондоне, где «Кристал Пэлас» принимал МЮ. Незадолго до этого успешно завершились переговоры о подписании нового контракта с «семеркой» клуба французом Эриком Кантона.

«Я не знаком с Аланом Уилки, но полагаю, что он порядочный человек, хотя, на мой взгляд, никудышний судья, – заметил Фергюсон в своих мемуарах. – Его неспособность пресечь грубую игру центральных защитников “Пэласа” Ричарда Шоу и Криса Коулмена сделала случившееся неизбежным. Я не верю, что в арсенале Шоу больше грязных приемов, чем у других, но он хватает игроков за футболки с раздражающей форвардов частотой. В тот вечер он разнообразил свой репертуар ужасающими подкатами под Энди Коула и Кантона… Все они остались незамеченными мистером Уилки. Я уверен, что, будучи игроком, вряд ли бы вынес подобное отношение и сам что-нибудь да сделал, но мнение тренера разительно отличается от видения ситуации футболистами, поэтому, на мой взгляд, мщение совершенно неоправданно… Перед началом второго тайма я подошел к арбитру и пожаловался на грязную игру соперника. Мистер Уилки посмотрел на меня так, словно на моей голове росли рога. Похоже, он не оценил всю серьезность происходящего».

На четвертой минуте второго тайма нервы Кантона дрогнули, и он ответил своему обидчику. И тут же увидел в руке судьи красную карточку. «Я был в ярости, – продолжает Фергюсон. – Взрывной темперамент Кантона подводил клуб не в первый раз, нанося серьезный ущерб его репутации превосходного футболиста. Это было пятое удаление француза за время его выступлений в “Манчестере”, и, несмотря на все провокации в его адрес, вновь оказалось печальным следствием безрассудства. Его нарушения не были расчетливыми или преднамеренными, а просто являлись результатом полной утраты контроля над собой… Но в тот вечер никто даже не мог предположить, какими странными и ужасающими последствиями обернется его удаление. Я попросил одного из своих помощников Нормана Дэвиса проводить Кантона до тоннеля, находившегося на другом конце поля. Я был занят решением задачи по перестройке состава, сократившегося на одного игрока, стараясь одновременно не упустить из внимания происходившее на поле, и прозевал развитие событий у центральной трибуны». Там Кантона, разгневанный оскорблениями в свой адрес, в прыжке нанес удар ногой в грудь одному из болельщиков. Как утверждает Фергюсон, сам он не понимал масштабы произошедшего вплоть до возвращения домой. Там к нему пристал сын Джейсон.

«Ты видел это по телевизору? – спросил он.

– Нет, – коротко ответил я и начал подниматься по лестнице в спальню. Джейсон не отставал.

– Это было ужасно.

– Джейсон, я не хочу ничего об этом слышать! – раздраженно сказал я. – С меня достаточно.

Обычно я засыпаю мгновенно, но та ночь была редким исключением. В четыре утра я поднялся и стал смотреть запись игры. Увиденное потрясло меня. Впоследствии я так и не смог получить четкого объяснения случившегося от самого Эрика, но, полагаю, что эту вспышку спровоцировало раздражение на себя за удаление в сочетании с недовольством решениями арбитра, до поры до времени не вмешивавшегося в ход событий».

На следующий день руководство «Манчестер Юнайтед», обсудив случившееся, отстранило Кантона от игр на четыре месяца. Футбольная ассоциация ужесточила это решение, добавив столько же. Дальнейшей карьере француза был нанесен смертельный удар. Но на карьере Алекса Фергюсона это не сказалось. Ему еще только предстояло получить титул рыцаря за свои достижения…