Валерий Покровский. Хоккеист с большим сердцем

Бывшего оборонца первой пары СКА теперь нечасто встретишь с клюшкой в руках. Мы встретили его сразу с двумя. Во Дворце спорта на Ждановке только что завершился матч, где любителей разбавляли экс-профессионалы. Среди них — ветеран десяти сезонов СКА Валерий Покровский.

— Вот, набираю форму, — Валерий, как всегда, улыбчив.

— После того как услышали, что СКА платит защитникам по 90 млн рублей? — смеемся мы.
— Всех денег не заработаешь, — ухмыляется он в ответ. — С профессиональным спортом я точно завязал.

Карьеру хоккеиста Покровский завершил в 34 года. Со здоровьем был порядок, просто тогда, в декабре 2012-го, так решил.

Куда чаще, чем с клюшкой, его нынче можно видеть с портфелем, набитым бумагами. Покровский фактиче­ски живет на три страны. Ведет бизнес в Турции и Германии. В родном Екатеринбурге занимается логистикой. В Петербурге тренирует любительскую команду. Мог стать тренером, но не решился.

Садясь за стол, Валерий вспоминает былое:

— Когда в наше время с кем-то из ребят в газете выходило интервью — читали всей командой. На стыке веков СКА немного внимания уделялось. Это сейчас болельщики половину состава знают в лицо. Вокруг клуба потрясающий ажиотаж. А тогда мало кто даже фамилии игроков мог воспроизвести. Каждое интервью было вовсе событием!

Близлежащее кафе манило запахом жареной картошки. Клюшки нашли опору у стены, а диктофон прилег на стол. Мы начали издалека. Когда Покровского еще не было на свете…

Спортсмен широкого профиля

— Правда, что вас в честь Валерия Васильева назвали?
— Да. Отцу нравилось, как он играет — жесткий, крепкий защитник, канадцы его боялись. В 1978 году папа оказался в одном самолете со сборной СССР. Увидел Васильева, познакомился. Говорит: «В мае у меня должен ребенок родиться. Будет сын — назову Валера». В детстве я в основном под шестым номером выходил.

— Хотя игровой стиль у вас разный. Так часто людей на бедро вы не ловили…
— В СКА, кстати, по первости регулярно встречал «в тело». На бедро мог любого поймать. Отец надрессировал. Потом стиль стал меняться — с годами он эволюционирует. К тому же вводились правила против жестких приемов. Раньше и на «вилы» можно было зацепить, и в спину не жестко толкнуть. Сейчас это запрещено. Хоккей стал более чистым и скоростным.

 

— Многие вас считают воспитанником питерского хоккея. Но мы-то знаем, что вы родом из Екатеринбурга.
— Мой первый и единственный тренер в Свердловске — отец. Главное воспоминание детства — я на коньках с клюшкой. С утра до вечера тренировался. Не обязательно на льду. То плавал, то в футбол играл. Занимался боксом, карате, борьбой и даже в бенди играл…

— Разве что шашек в этом списке не хватает.
— Ими тоже занимался. Первое место брал среди шестых классов.

— Ха — удачно мы пошутили.
— Отец стремился, чтобы я всесторонне развивался. Он и сейчас не перестает с детьми работать. В прошлом году случился инфаркт, так папа даже не понял, что произошло. Положили в больницу, а на следующий день ушел тренировать.

— Неугомонный!
— Когда стало хуже — вернулся. Выяснилось — инфаркт. Сделали шунтирование, а через три-четыре дня он выписался.

— Смело…
— Папа не может без дела. Сейчас у него дворовая команда детей. Без высшего соответствующего образования стал заслуженным тренером России. Для него, впрочем, это не самоцель.

Позитивный Михайлов

— Вас Борис Михайлов для СКА подметил во время финала чемпионата России среди молодежи. С легендой хоккея тяжело работать?
— Борис Петрович, конечно, суперзвезда. Таких у нас единицы. Сколько всего понавыигрывал. Без уважения к нему относиться невозможно. У Михайлова ко всему прочему отличное чувство юмора.

— Когда видит лысых хоккеистов, спрашивает: «Так быстро бежал, что волосы за тобой не успели?»
— Мы нередко встречались в «Сокольниках» в пору моего выступления за «Спартак». Борис Петрович всегда находил повод для шутки. У него, кажется, не бывает плохого настроения.

— Даже после разгромов 0:5 или 0:7, что в те годы редко, но случалось?
— Конечно, был серьезный разговор. Но даже из таких ситуаций Михайлов выходил достойно. Многие у него могут этому поучиться. Бывает, человек, ничего не добившись как игрок, вещает с тренерского мостика о том, чего сам не понимает.

— А рекорды Михайлова до сих пор не побиты.
— Борис Петрович — величайший спортсмен. Он отдавал себе отчет, что можно требовать, а что не нужно. У нас поэтому всегда были хорошие отношения. Каждый наставник имеет свой подход к хоккеисту. Но какой бы ни был игрок, он тоже должен подстраиваться под тренера.

— Как же в таком случае мнение, что большие игроки не становятся великими тренерами?
— Не можешь технически соответ­ствовать, доказывай свою нужность за счет другой работы. Звено — оно ведь как мозаика: один обыгрывает хорошо, другой бросает хлестко, третий в обороне подчищает. У каждого свои плюсы. Тренер должен расставить их так, чтобы получился красивый рисунок.

«Отбегав, не знали, куда ползти»

— Добавим в нашу зарисовку о тех временах финских красок. С «предсезонки» Николая Маслова…
— О, эти две недели в Паюлахти были незабываемы. Льда не было, и тренеры решили заложить так называемый фундамент.

— Иными словами — физически подготовить команду к сезону.
— Да. От этой «подготовки» мы более или менее отошли к Новому году. Сказать, что было тяжело, — ничего не сказать. Люди сознание теряли. Наш доктор Владимир Николаевич Орлов выискивал ребят по кустам, обливал холодной водой, чтоб те пришли в себя.

— Жестко!
— У одного парня глаза закатились, губы посинели. Еле откачали… Молодые игроки, в числе которых был я, первые пять дней бегали с улыбкой.

— Потом и эти мышцы заболели?
— Стало действительно не до смеха. Хотя я, например, один из немногих, кто нормально все это перенес. Но я скорее исключение… У кого-то через неделю давление начало скакать. Другой начертил календарь на стене, где ножом протыкал завершившийся день сборов.

— Благо не портрет тренера.
— Мы уставали настолько, что после занятий не могли дойти до столовой. Был выбор: 80 метров до водоема либо 60 до гостиницы. Ребята, совещаясь со своим телом, думали, куда ползти…

— …и засыпали там, где стояли.
— Многие очень серьезно тогда здоровье подорвали. Обидно, что беготня, на которую сделали ставку тренеры, дивидендов не принесла. Помимо ног в хоккее важна голова. А когда человек выходил на лед, она ничего не соображала. В итоге чемпионат завершили в переходном турнире…

— Тогда лига была открытой.
— Да, две худшие команды по итогам «регулярки» доказывали свое право остаться среди сильнейших в мини-турнире с двумя лучшими командами Высшей лиги. В «Вышку» мы не провалились. Пришел Михайлов, встряхнул нас немножко и сохранил на плаву.

Удовольствие от нагрузок

— Ваш первый североамериканский тренер — Барри Смит. О нем игроки чаще всего вспоминают с улыбкой.
— Я тоже улыбнусь. Рад, что поработал с Барри и его помощниками. В первую очень благодарен Эдуарду Занковцу. Он отвечал в СКА за оборону. Такого эффекта и удовольствия от нагрузок никогда не получал.

— «Удовольствие от нагрузок» — сомнительное словосочетание.
— Так сверхъестественных нагрузок и не было! Тренировки были легкими. Брат Барри, Дейв, проводил с нами работу на земле. Под его руковод­ством я сильно прибавил в физическом и игровом плане. Перед сезоном, когда у нас замеряли жировую прослойку, во мне обнаружились три лишних килограмма.

— Неплохо отдохнули.
— Сбросил их за месяц, и такая легкость пришла. Не уставал, получал заряд энергии, эмоциональный подъем…

— Вы тогда за весь сентябрь лишь два раза проиграли.
— Игроки у нас были не звездные, но добротные. Я получал много игрового времени. Смит немало интересного и нового привнес в СКА. Лично мне работа с ним и Занковцом многое дала.

Контракт и контакт

— Занковец последние три года — ассистент главного тренера «Авангарда». Вы за омский клуб тоже играли — с 2001 по 2002 год.
— Еще Ивана Глинку, царствие ему небесное, и Геннадия Цыгурова застал. Моим напарником по обороне был Сергей Тертышный. Поиграл с Мартином Прохазкой, Павлом Патерой. Взаимодействовать с такими мастерами — одно удовольствие. Колоссальный опыт почерпнул. В СКА после такой школы вышел на ведущие роли.

— Почему, кстати, вернулись? «Авангард» был одним из флагманов тех лет, а сдвинуть СКА с 13-го места было подвигом…
— Был в руководстве омского клуба один человек. Вы его знаете — он то исчезал, то возвращался, то потом снова исчезал.

— Догадываемся, о ком речь.
— Так вот вышел у меня с ним конфликт.

— На почве?..
— Контракта. Он меня пытался, так сказать, немножко обмануть. Мне это не понравилось. Звоню, зову на разговор. Отвечает: «Хорошо, через полчаса буду в офисе». Жду… Звонит второй тренер. «Руководителя, — говорит, — нет в городе. Он улетел».

— Но обещал вернуться…
— Тренер продолжает: «Мы хотим тебя видеть в команде, ты очень важен для нас…» И так далее… Я уперся: «Мне нужен руководитель. С вами мне разговаривать не о чем. Контрактные вопросы вы не решаете».

— Анатолий Федорович в итоге появился?
— Нет. На контакт он так и не пошел. Обиделся, видимо. Отношения, в общем, не сложились в дальнейшем. И когда в скором времени на меня вышел ЦСКА, долго над этим вариантом не раздумывал. Москвичи к тому же предложили улучшенные условия.

— Своего рода подарок к Новому году.
— Можно и так сказать. Я же в конце декабря перебрался к ним. Прилетаю, помню, в шесть утра с женой в Москву. Всю ночь не спал. С сумками — в ЛДС ЦСКА. В холле — Василий Тихонов, царствие ему небесное.

— Отец Вити Тихонова из СКА.
— Спрашивает: «Готов выйти на лед?» Вернее, как спрашивает… Скорее констатирует. «Супруга, — говорит, — пусть поспит на диване, в холле. А ты переодевайся».

— С воздушного корабля на ледовый бал.
— Я на тот момент две недели не катался. Паузу на Кубок «Балтики» мы с «Авангардом» коротали на восстановительном сборе в Эмиратах, а ЦСКА пахал в Финляндии. Все вернулась натренированные, а я «восстановленный».

— Смешно.
— Только мне вскоре стало невесело. Получил новые коньки, меня поставили на лицевую линию. В ЦСКА было такое правило: на разминке бежишь пять раз от ворот до ворот. Я пробежал, и как-то совсем мне поплохело после бессонной ночи. Голова кругом, не понимал, куда попал.

Мозякин по одаренности — как Дацюк

— Но вы все равно счастливчик: пропустили знаменитую «предсезонку» Виктора Тихонова…
— А я сам готовился не хуже. Был привычен. Тренировочный процесс всегда переносил лучше всех. В «Спартаке», помню, молодые ребята уже плакали, а я первым был везде: кросс, нагрузки, штанга, бег на льду…

— «Я как Терминатор», — вспомнилась песня.
— Просто привычка легко переносить нагрузку. Без постоянных тренировок не могу даже сейчас. Виктор Васильевич меня другим поразил — своей сумасшедшей работоспособностью. Бывало, первым придешь во дворец, а он уже два часа что-то пишет в своем кабинете. Через час бросишь взгляд — снова пишет. На его столе всегда лежала стопка бумаг. Он с головой уходил в хоккей.

— Но в команде вы не задержались…
— 19 матчей только отыграл. В одном из первых травмировал кисть. Рука не шевелилась, но ЦСКА бился за плей-офф, надо было чем-то жертвовать. Кисть пережимали железным лонгетом, сверху скотч. Рука синела до того, что клюшку не мог держать. Выходил с дикой болью, но все это оказалось зря.

— В плей-офф не попали?
— Стали девятыми… Тем не менее работа с Тихоновыми стала очень познавательной. Да и команда у нас интересная подобралась. Молодые Сергей Мозякин, Николай Жердев, Алексей Шкотов, Саша Дроздецкий, Вадим Хомицкий. Все играющие. С Мозякой близко тогда общались.

— Его же в то время как раз «Коламбус» звал…
— Он не рассказывал. Сергей вообще молчаливый. В тот момент к тому же без зубов ходил. А в такой ситуации вообще не шибко хочется разговаривать.

— Можно заплевать, например.
— Мозякин — уникальный спортсмен. По одаренности, на мой взгляд, — как Паша Дацюк.

— У них и рост одинаковый (180 см) и вес (87 кг), если статистика не врет.
— Серега пониже, кажется. Но при, мягко говоря, скромных физических данных Мозякин обладает отменным пониманием игры, чутьем, катанием, видением площадки и броском. Я смотрел на него и поражался: как у него все это получается?..

Ларек на Витебском

— Когда после восьми кряду сезонов в Москве и Петербурге хоккейная судьба забросила вас в Хабаровск, семья, наверное, в шоке была…
— В шоке скорее я оказался. И весь сезон с этим шоком не расставался. Домашние-то так часто не летали. У меня был вариант с «Трактором», но предложение «Амура» было выгоднее. Сезон можно и потерпеть… А вот второй на Дальнем Востоке едва ли бы выдержал.

— Перелеты?
— Они самые. Весь чемпионат — сплошной перелет. Я еще умудрялся в Питер мотаться, когда два дня выходных выпадало. Так что больше всех миль в команде намотал.

— В начале 1990-х хоккеисты получали не многим больше рабочих. Кто-то выкручивался тем, что приторговывал привезенным из-за рубежа. Кто-то, как Максим Сушинский, таксовал. А у вас подработки были?
— Нет. Я шампанское не пил, жил на Звенигородской — там база СКА располагалась. В месяц получал где-то 5–6 тысяч рублей. Хватало и на себя, и чтобы родителям отослать.

— Экономно.
— Был холостой, жизнь проходила на базе. Тренажерный зал, баня — все имелось. Спортивную форму выдавали, кормили. Только по выходным, когда не было ужина, бегали в ларек на Витебский вокзал — купить покушать.

— А в ТЮЗ бегали?
— Было дело. И театр посещали, и дискотеку. Молодость… Но я чаще сторонился ночной жизни. Понимал, что она чревата неприятностями. От греха подальше держался.

— Хотя соседствовал с вами Александр Юдин. С таким сам грех вас будет сторониться.
— С Сашей мы делили номер на протяжении одного сезона. Он интересный человек, с бурной фантазией. Много забавных эпизодов с ним связано.

— Например?
— В раздевалке на Ждановке у него была своя розетка, свой вентилятор. С собой всегда — борсетка… В ней — ежедневник, нож, маленький вентилятор и еще много всякой всячины. До сих пор не понимаю, как все это туда умещалось.

— От страха уменьшалось.
— На сборах в Финляндии как-то бежали три километра на время. Кто с утра не уложился — вечером перебегал. Одним из опоздавших был Юдин. Вечер. Саша бежит снова. До финиша — полтора круга. И тут на его беговую дорожку ложится собака…

— Не лучшее место отдыха выбрала.
— В Финляндии собаки обычно по улицам не бродят. А тут занесло каким-то ветром…

— Нам уже страшно за животное.
— Саша честно кричал на бегу: «Пошла! Пошла! Брысь!» Она не шелохнулась. По-русски, видимо, не понимала. Финка… Пришлось Юдину на нее наступить. Бедняга так жалобно заскулила…

— Еще бы — почти полтора центнера…
— Собаку ту больше никто не видел. А Юдин уложился в норматив.

Подрались, а затем обнялись

— Юдин часто калечил не только друзей человека, но и своих. С Владиславом Бульиным, например, нередко дрался. У вас подобное случалось?
— Я тоже с Владом бился, хотя мы дружим. Во время локаута-2004/05 приезжаем в «Лужники» к «Динамо». За них Павел Дацюк выступал. Я встретил жестко земляка. Он в ответ въехал мне в челюсть. Смотрю на судью. «Почему, — спрашиваю, — не свистите?»

— Ответил: «Свистеть — примета дурная»?
— Может, там, конечно, не было нарушения и Паша случайно попал… Но я завелся… Говорю арбитру: «Ждите!» Вбрасывание в нашей зоне. Шайба отскочила в угол. За ней помчался Любош Бартечко. Я — следом. На скорости втыкаюсь и ломаю словаку нос.

— Мило.
— Подъезжает Бульин: «Будем драться». Скинули перчатки, достойно побились, пока судьи на нас не упали. Выписали обоим «до конца игры». Вослед кричат: «Только по пути не деритесь» — мы одновременно уходили с площадки.

— Послушались?
— Шаг со льда — сразу обнялись. Мы с Владом несколько лет жили на базе СКА. После игры подхожу к Дацюку. «Друг, — говорю. — Из-за тебя все началось!» Он смеется: «Я ни при чем! Это все Бульин».

— В Суперлиге сложно было драться. Только начнешь — на каждом по лайнсмену и судья где-то посередине болтается.
— Причем арбитры могли непосредственно влиять на исход. Например, когда твой соперник находится на грани падения, кто-то из них мог вцепиться в руку, и уже оппонент начинает тебя валить.

— Обидно.
— Бывало хуже. На одного «вешались» двое судей, создавая раздолье другому. Тот от души окучивал противника, который даже увернуться не мог.

— Это называется «фарт».
— Благо сейчас правила изменились. А то, что было раньше, — просто безобразие.

— С североамериканцами приходилось биться?
— В Миннесоте как-то играли товарищеские матчи с местными командами. Я сцепился с парнем, победил. Обоих удалили до конца игры. Я помылся, пошел на трибуну досматривать. Вижу, неподалеку он сидит. Увидел бы до игры — драться, скорее всего, не стал.

— Чем удивил?
— Здоровый. Весь в наколках. Накачанный, словно надутый. Как я его избил — сам не понимаю.

Выход на лед стал обыденностью

— Но самый грозный соперник — Денис Голубев?
— Это он в прессе грозный…

— После матча «Ак Барс» — «Спартак» приветы вам передавал. Говорил: «Еще два матча в ’’регулярке’’ есть, обязательно встретимся».
— Он сейчас такой же, как я в молодости, — никому спуску не дает. Втыкается во всех, подраться может с каждым. Но мы так и не схлестнулись. Точки над i — кто кого — не расставили…

— В том числе потому, что спустя пять месяцев вы завершили карьеру.
— Мне было 34 года. По хоккейным меркам возраст небольшой. Но после того декабрьского матча с «Авангардом» что-то щелкнуло в голове. Понял: все, пора…

— С чего вдруг?
— Ощутил, что былой азарт и адреналин ушли. Выход на лед стал обыденностью. К тому же семья нуждалась во мне. Детишки подрастали, жена устала от постоянных разъездов.

— Но и мимо льда не проходите.
— Минимум три раза в неделю катаюсь. Во-первых, у меня большое спортивное сердце. Ему нельзя давать отдыхать. Необходимо постоянное серьезное кровообращение. Иначе быстро в старичка превращусь. Во-вторых, не позволяет остановиться привычка находиться в работе. Должен выделяться адреналин. Столько лет в хоккее все же… Когда нет долгих поездок, обязательно бегаю кроссы, катаюсь.

— С кем?
— Компания у нас многоликая. С одними уже 14 лет выхожу на лед. Есть дядечки, которым далеко за сорок, за пятьдесят. Иногда к нам присоединяются Кирилл Сафронов, братья Гимбатовы, братья Радуловы.

— Солидная банда.
— Кто не знает меня как хоккеиста, всегда спрашивает: «Наверное, всю жизнь в нападении играл?» Когда говорю, что защитник, — удивляются.

— Много забрасываете?
— На одном международном турнире стал лучшим бомбардиром. Я ведь до 13 лет действовал в атаке. У отца был план на меня. Хотел, чтобы я во всех компонентах был развит.