Врач «Зенита»-1984 Александр Хвостов: «Всем командам необходим психолог»

Александр Александрович Хвостов работал врачом «Зенита» в 80-е годы, в том числе и в год чемпионский. Повезло? Если и да, то обеим сторонам — доктору и команде. У нас в «Спорте День за Днем» принцип: с героями наших интервью мы всегда на вы, каковы бы отношения ни были в действительности. За исключением бесед с журналистами, то есть коллегами. Но ведь мы с Александром Александровичем коллеги! Пусть и медики в прошлом, зато повязанные «Зенитом», так что...

Так что, как все последние 30 лет, на ты!

У меня зазвонил телефон

— Все начиналось в субботу, — начинает беседу Хвостов. — У меня зазвонил телефон. То был Павел Федорович Садырин, пригласивший меня поработать в «Зените».
Так ведь тогда, как, впрочем, и теперь, многие медики, да и не только медики, мечтали поработать в «Зените». Во-первых, безумно интересно и престижно, а во-вторых, врач в те замечательные годы зарабатывал 120 рублей в месяц, на которые не то что не разгуляешься — прожить-то проблема, а в «Зените» совсем иная цифирь.

— Садырин не был специалистом по подбору врачебных кадров, вероятно, кто-то ему порекомендовал тебя?
— Был доктор, работавший в физкультурном диспансере, хорошо знавший и меня, и Садырина. Вот Федорович и позвонил, предложил в ближайшие дни подъехать к нему в Удельную поговорить. Я как раз приступил к субботнему обеду, когда раздался звонок. Не стал откладывать. Через 7 минут я на велосипеде уже подъезжал к базе. Благо жил неподалеку.

— Судя по всему, подобная спортивная подготовка доктора пришлась тренеру по душе.
— Да. И оперативность тоже.

— Футбольная команда атмосферой совсем не напоминает медучреждение. Как адаптация протекала?
— Просто. Я ведь плавал врачом на судах Балтийского морского пароходства. Закрытый коллектив, состоящий в основном из молодых людей, — привычная для меня ситуация. Я привык в одиночку отвечать за здоровье большого коллектива, самостоятельно принимать решения.

— И пресловутые сборы, с полной изоляцией команды. Так похоже на уход в дальнее плавание. Теперь уж нет этих сборов. Я ни от кого не слышал о них ни одного доброго слова. А на докторский взгляд?
— Я ведь доктор прежде всего. Нарушали там ребята, не нарушали — не моя компетенция. А атмосфера в «Зените» была хорошая, дружелюбная. Все старались как-то ее поддержать. Я использовал для этой цели весь опыт, что накопил при работе с закрытыми коллективами в БМП. У нас не было конфликтов.

Сливали однажды над Будапештом

— Бесконечные перелеты, не столь комфортабельные, как сегодня, гостиницы, не столь уютные, как сегодня... Все это утомляло?
— Практически нет. Но вот однажды мы вылетели в Уругвай из Будапешта на Ил-62 и два часа сливали топливо на столицу Венгрии. Все спали, и только мы с Димой Баранником тихо дискутировали меж собой, дескать, к чему бы этот крен на одну сторону и откуда эта зеленая полоса в небе. Лишь когда мы с большим опозданием приземлились в Монтевидео, узнали, что были очень серьезные проблемы. Вот это немного нервировало в частых полетах.

— Как в те годы осуществлялся контроль за работой врачей в командах? В городах ведь привыкли к тому, что лечебный процесс — дело коллективное. А ты в «Зените» — один.
— Контроля хватало. Была клиника, нас курирующая. И Комплекс­но-научная группа, созданная при Институте физкультуры им. П. Ф. Лесгафта.

Садырин был чудесным человеком

— Под руководством Дмитрия Рыбакова — талантливого специалиста, поклон ему. Но, Саша, КНГ — это не контроль за твоими действиями, как мы оба знаем, это скорее помощь тренеру.
— Тут, бесспорно, надо в очередной раз отдать должное Павлу Федоровичу, его динамичной натуре. Дело-то было для него новое, и он не сразу приучился пользоваться рекомендациями КНГ. Он в первое время вообще иногда в штыки воспринимал рекомендации врачей. Особенно если нужно было футболиста освобождать от тренировочного процесса на какое-то время, тем более — от игры.

— Помню любимую его поговорку: «В окопах было труднее»…
— Бывало такое, не раз. Но, кроме того, что был он человеком добрым и порядочным, он и все новое воспринимал быстро. А перелом в его сознании произошел после игры с «Днепром».

— Ты о матче 32-го тура чемпионата СССР — 84 в Днепропетровске?
— Да. О почти «золотом» матче с действующим на тот момент чемпионом на его поле, рвавшимся сохранить титул и имевшим на это шансы. Тогда Рыбаков настоял на том, чтобы психологически разгрузить команду, увезя ее в Сочи. А там — никакого футбола, в волейбол играли, в бадминтон (для быстроты восприятия). Вот когда обыграли «Днепр» на пятиградусном морозе, доверие Садырина к КНГ стало полнейшим.

— Жду твоей оценки личности Павла Федоровича.
— Прежде всего чудесный был человек! Любознательный, восприимчивый к новинкам. Не мне судить о нем как о тренере, я ведь не профессионал в этой области, но жизнь-то наглядно все продемонстрировала, в том числе и его высочайший уровень.

— Мне в этой ситуации не избежать вопроса о том злополучном письме. Уже и игроки давно признали свою ошибку, но ведь было письмо и были его последствия. На твой взгляд, почему? Ну где-то что-то копилось, но неужели нельзя было избежать?
— Ответа на этот вопрос, насколько я знаю, никто из участников той истории не давал, я могу сказать лишь то, что у меня своего взгляда нет. Я вообще узнал о письме одним из последних.

Чемпионы угодили в яму

— Ты, разумеется, помнишь провал 85-го. Сегодня каждый болельщик знает: загуляли ребята на радостях. Действительно это так или скорее угодили в психологиче­скую яму, поняв, что в те времена, в тех условиях, в которых существовал «Зенит», достигли своего потолка?
— Ну, конечно, не загуляли. Конечно, это именно психологическая проблема, которую ты обозначил. Если кто-то и снизил требовательность к себе, то по этой причине.

— Врач — всегда психолог. Судьбы ребят из той «золотой» команды тебе известны. Что-то удивило? Вот Толя Давыдов стал великолепным тренером, тот же Слава Мельников, Миша Бирюков много лет трудится в «Зените», там теперь и Дима Баранник...
— Ничуть. Именно они и должны были стать тренерами. Эти люди всегда аналитично относились к тренировочному процессу, это — личности. Их хватало в «Зените», но в этих угадывалось именно тренерское начало. Но уж коль скоро мы заговорили о психологии, меня удивляет, что в клубах нет такой штатной единицы.

— А надо, чтобы были?
— Тут ведь широкий спектр мнений. Кто-то считает, что психолог команде необходим, а кто-то, что если команде необходим психолог, то нужно срочно тренера изгнать. То есть тренер обязан быть еще и психологом сам.

— В олимпийской команде Китая на каждого спортсмена по психологу. Аргумент?
— Наверное. Хоть мы и не китайцы.

Допинг — это тупик

— Психолог раскрывает весь потенциал спортсмена. Это даже не допинг. Гораздо сильнее. И легально ведь, заметь.
— Я заметил, что ты произнес слово «допинг». Я противник допинга. Это — тупик. Он выхолащивает спортсмена. А потенциал человека бесконечен. О законности я даже не говорю. Мы же с тобой беседуем как два частных лица. Так что я — за психолога.

— Тогда поговорим о наркотиках. Футбол — это наркотик? Даже для человека, который сам не выходил на поле, но пожил жизнью команды?
— Что ж, очень похоже. Тянет. Я однажды чуть было не вернулся с подачи Миши Бирюкова. Он беседовал со мной по поручению Юрия Андреевича. Но тот вскоре слег, и все сорвалось.

— Ты же следишь за «Зенитом»?
— Естественно.

— Проблемы команды прошлого сезона — твоя любимая психология?
— Психология, конечно. Не в моей любви к этой науке дело. Объективная реальность.

— Чемпионская команда навсегда в сердце?
— Бесспорно.

— А ты в годы работы в «Зените» пользовался статусом?
— Это как?

— Ну, например, знакомясь с девушкой, небрежно бросить: с Юрой, дескать, Желудковым на короткой ноге. Это ж какой козырь был!
— Нет (смеется). На короткой ноге — да, а метод — не мой.