Вратарь «Сатурна» Антонин Кински: На экзамене выбрал Пушкина

Вратарская позиция — единственная, в которой подмосковный «Сатурн» может быть уверен даже после провального старта. Антонин Кински хорош, хотя его команда уже трижды уходила с поля битой, и по-прежнему считается одним из лучших голкиперов России. Накануне встречи подмосковного клуба с чемпионом страны «Спорт» поговорил с Антонином о детских страхах, семейных традициях и несбыточных мечтах.

Больше всего боюсь уколов

— Недавно узнал, что конец прошлого сезона, когда «Сатурн» принимал весьма активное участие в определении чемпиона, вы провели на уколах.
— Все так. Для нас чемпионат заканчивался очень хорошо: шла серия отличных результатов, своей игрой я тоже был доволен. Одна проблема — ахилл. Я не из тех футболистов, которые, как только у них начинает что-то болеть, сразу же бегут к врачам. Наверное, это моя проблема. Я до последнего откладывал и не говорил ни о чем врачам, пока нога не стала нестерпимо болеть. Врачи осмотрели меня и сказали, что хорошо бы сделать в игре паузу.

— Вы ее не сделали. Могу представить, что думают сейчас болельщики «Спартака». Скажем, если бы не травма, смогли бы дотянуться до мяча в матче, который сделал чемпионом «Зенит»?
— Нет, там дело было не в травме. Она не чувствовалась в игре. Только когда выходил на поле — да и то после разминки все приходило в норму. Я не взял больничный, потому что хотел доиграть этот успешный сезон до конца. После чемпионата у нас был большой перерыв, и я договорился с Гаджиевым, что не поеду на первый сбор команды в Кисловодск. Ну и уколы приходилось колоть перед матчами. Если честно, их я очень боюсь. Но что поделать — надо было соглашаться.

— Уколов боитесь с детства?
— Угу. Причем это касается только уколов в мягкое место, во все остальные места — без проблем. Вот (показывает палец левой руки) мне как-то делали операцию под местным наркозом и вкололи в кисть сразу шесть уколов. Так я совершенно спокойно наблюдал за ходом всей операции. Она длилась минут 50, в процессе я видел и мясо, и кость. Но все было нормально из-за врачей — они оказались очень хорошими ребятами, без конца шутили со мной и смеялись, пока оперировали.

— Сломанный палец — самая тяжелая травма в вашей карьере?
— Да. Был двойной перелом. Я тогда играл в Чехии за «Слован». Шла последняя минута последнего матча на последнем предсезонном сборе. Я выскочил под ноги сопернику, и он вместо мяча попал мне по руке. Палец сдвинулся на 90 градусов в противоположную сторону — страшное зрелище. Но мне кое-как его вправили, и мы поехали домой — на выходные. Только после трех дней отдыха я пошел на рентген. Думал, что там только связки повреждены, а оказалось — сложный двойной перелом. В футбол после этого целых полгода не мог играть.

Звали «Локомотив» и «Спартак»

— Ваш одноклубник Дмитрий Кириченко убежден: чтобы быть в тонусе, футболист должен через несколько лет менять команды. Вы, кажется, другого мнения?
— Не буду говорить, что другого. Во-первых, полевой игрок и вратарь — это разные истории. Во-вторых, все знают, что у меня были две возможности уйти из «Сатурна», но я этого не сделал. В этой команде меня устраивает все. База — она прекрасна. Друзья-словаки — мы живем с ними рядом, общаемся, наши дети играют вместе. Если бы я перешел в другую команду, мне надо было бы переехать в другой район Москвы и лишиться этого общения. А я всегда смотрю на свою семью: ей было нужно, чтобы я остался. Будь я один, наверное, принял бы другое решение. Что касается тонуса, то в «Сатурне» у меня никогда не было проблем с настроем на игру и на тренировки. Я пятый год в этой команде, за это время в ней сменилось шесть или семь тренеров. Так что я постоянно получаю новые эмоции.

— Первое предложение, о котором вы говорили, — это, как я понимаю, «Локомотив»?
— Да. Они вышли на меня перед чемпионатом мира 2006 года. В «Сатурне» я пообещал, что по возвращении из Германии еще раз переговорю с ними. Хотя думал, что им будет неинтересно продлевать со мной контракт, потому что «Локомотив» предлагал совершенно другие условия. Первый матч после чемпионата мира мы как раз играли против «Локомотива», и я сыграл очень неплохо. Еду домой со стадиона — звонит тогдашний гендиректор Воронцов и приглашает на следующий день на базу. Приезжаю в Кратово — и мне устраивают телефонный разговор с губернатором Подмосковья Борисом Громовым. Он говорит, мол, «Сатурн» во мне заинтересован. Отвечаю: «Я бы остался, но там совершенно другие условия…» — «Условия? Нет проблем!» Вот так и остался.

— В 2006-м «Локомотив» долгое время претендовал на чемпионство и упустил его в последний момент. Не без участия вратарей, проваливших тот сезон…
— Я следил за результатами «Локо», но ни о чем не жалел. Если вы делаете какой-то шаг и потом о нем жалеете, это большая ошибка. Забивать голову плохими мыслями вредно для психики. А вратарь 70 процентов своего результата делает благодаря психике. Так что у меня голова должна всегда быть чистой.

— Что за вторая возможность покинуть «Сатурн»?
— Были какие-то контакты со «Спартаком». Но у меня действовал контракт с «Сатурном», и «Спартак» вскоре остановил свой выбор на Плетикосе.

— Мог ли Антонин Кински когда-нибудь уехать в Европу?
— После Евро-2004 мне говорили, что есть предложение из Германии. Но я на тот момент всего один сезон отыграл в «Сатурне» — уходить из команды не было никакого смысла.

Большие стадионы не нужны

— Соперников по чемпионату России хорошо изучили?
— Моя самая удобная команда — «Рубин». Мы четыре раза играли в Казани — все четыре матча я отыграл «на ноль». Наши массажисты говорят, что в Казани колдуют, но на меня, видимо, их колдовство не действует. Выхожу на поле и сразу чувствую, что сегодня хорошо сыграю. Хотя после того как рассказал вам об этом, в следующий раз, наверное, пропущу там три гола… Еще всегда нравится играть против «Локомотива».

— Это почему же?
— Потому что стадион у них отличный. Вот о «Лужниках» этого не могу сказать. И дело не в искусственном поле — с этим как раз особенных проблем нет. Дело в трибунах и их размерах. Даже когда играешь со «Спартаком» или ЦСКА, стадион полупустой. По-моему, лучше строить маленькие стадионы — пусть на 16, пусть даже на 10 тысяч — но чтобы они всегда были полными. Футбол в таких случаях всегда получается лучше, и этому есть простое объяснение. Когда на тебя смотрит много зрителей, ты не позволишь себе выключиться из игры даже на минуту. Знаю, какие замечательные болельщики у ЦСКА и «Спартака», и не понимаю, как у них может не быть своего стадиона. Это несправедливо.

— Слышал, на тренировках вы не только отбиваете, но и забиваете с 11-метровой отметки?
— Да, когда есть время, бью по воротам. Моя мечта — забить гол в чемпионате России. Я еще в Чехии хотел это сделать, но не удалось. Ведь для того чтобы мне дали пробить пенальти, судьба матча должна быть решена, да и до конца игры должно оставаться совсем чуть-чуть. В «Сатурне» такого пока не бывало. Но когда будет, я молча возьму мяч и пойду выполнять удар (смеется). Тренер пока не в курсе, так что сюрприз будет.

В школе — только четыре и пять

— Кто ваш лучший друг в мире футбола?
— Наверное, Давид Розегнал. Он выступал за ПСЖ, потом за «Ньюкасл», сейчас играет в аренде в «Лацио». Познакомились в сборной Чехии. Он по характеру такой же, как я, — спокойный семейный человек. Постоянно созваниваемся, рассказываем о делах, планируем со временем открыть общий бизнес. Что именно — пока не знаем, но, когда закончим карьеру, очень хочется сделать что-то свое. Давид из Оломоуца и говорит, что дела надо делать там. Я говорю, что бизнес откроем в Праге — там возможностей больше.

— Вратарь «Челси» Петер Чех — тоже ваш хороший знакомый?
— Да. Постоянно держали с ним связь после той травмы головы, которую он получил в чемпионате Англии. Когда видишь такое со стороны — страшно. Когда ты знаешь этого человека и видишь, как он любит футбол, — страшно вдвойне.

— Многие удивляются, как Чех после этого не боится играть в футбол. Вы бы смогли?
— Не буду говорить, что смог бы. Но в Чехе я был уверен: он слишком сильно любит футбол, поэтому делал все, чтобы вернуться как можно раньше. Когда еще не было известно, сможет ли он продолжить карьеру, он говорил мне: «Я знаю, что восстановлюсь. Я обязательно вернусь». И вернулся! Да в какой форме! Еще лучше, чем перед травмой.

— Он до сих пор играет в шлемофоне…
— Это требование врачей. Без него опасно. Да и уверенности добавляет. Петр сам говорит, что шлем ему совсем не мешает — уже привык.

— В том числе из-за столкновений с противниками, штангами и перекладинами вратарей считают очень странными людьми…
— Так говорят те, кто нас не понимает. На самом деле про вратарей говорят, что они умные люди. Если бы полевые игроки лучше учились в школе, они могли бы стать вратарями. Но они учились плохо, поэтому вынуждены полтора часа бегать по полю, пока вратарь отдыхает.

— Вы хорошо учились?
— Только на четверки и пятерки, никаких троек. Папа мне всегда говорил: «Спорт спортом, но образованным человеком быть необходимо». Кстати, когда получал аттестат зрелости, на экзамене по русскому языку выбрал вопрос о Пушкине. Рассказал все, что о нем знаю. Но все равно получил четыре.

Расизм в России есть

— Форвард «Сатурна» Баффур Гьян играл с вами еще в Чехии и, по вашим же словам, был любимцем фанатов «Слована». Чем он их очаровал?
— Он очень красиво забивал. Те моменты, которые он не использовал, искупал шикарными голами. Особенно здорово Баффуру удавались удары головой — у него отличный прыжок. Самый красивый мяч, который он забил за «Слован», думаю, отлично помнит нынешний вратарь «Зенита» Камил Чонтофальски. Он тогда играл за «Богемианс», а Баффур забил ему головой метров с 13. Ох, он еще и ножницами забивал — раза три как минимум. И после всех голов делал свою гимнастику — фанаты от этого были просто без ума.

— После матча со «Спартаком» осенью 2006-го, когда Гьян показал трибунам средний палец и был удален, он в самом деле плакал в раздевалке?
— Да. Успокаивали его всей командой. Баффур хороший и скромный парень и понимал, что ошибся. С ним такое бывает: заведется в игре и ведет себя слишком жестко.

— Жест Гьяна был ответом на обезьяньи улюлюканья. Как человек, который стоит в воротах и лучше других слышит трибуны, скажите: в России есть расизм?
— Думаю, что есть. И не только на стадионах. Я лично не встречался, но слышал. Например, слышал, что в «Зените» не может быть черного игрока. Это уже о многом говорит.

— Виталий Мутко предложил снимать очки с команд, болельщики которых будут оскорблять темнокожих игроков. Это правильно?
— Правильно. Клуб должен отвечать за своих болельщиков.

Все мужчины в нашей семье — Антонины

— Спартаковцы Радо Ковач и Мартин Йиранек — ваши друзья?
— Конечно, мы живем в одном городе и много общаемся. С Йиранеком вместе играли еще в «Словане». Потом он уехал в «Реджину» и там получил предложение от «Спартака». Когда на него вышли, он позвонил мне и стал подробно расспрашивать о команде и городе. Рассказал ему все, что знал.

— Чешские москвичи могут пить русское пиво?
— Как ни удивительно, я не очень люблю пиво. Мой напиток — красное вино. Из русского пробовал «Сибирскую корону» — ничего. А так ходим в ресторан «Пилзнер Урквел» — хорошее место с чешской едой, напитками и музыкой.

— Вы умеете готовить?
— Нет, но очень хочу научиться. После тренировок приходишь домой — и уже ничего не хочется готовить, особенно когда с хозяйством прекрасно управляется любимая жена. Сейчас могу пожарить яичницу и сварить кашу. А вот когда закончу с футболом, планирую серьезно заняться кулинарией.

— Первой вашей машиной в России была «девятка». Сейчас даже не верится, что игроки премьер-лиги когда-то рассекали на таких машинах…
— А я ездил на ней почти год — получил ее от клуба, когда приехал в Россию. Сначала мне было все равно. Потом увидел, какое в Москве движение, и стал волноваться за детей. Мне выдали более безопасную машину — «форд». Хотя проблема с «девяткой» была только одна — уже перед тем как я получил новое авто, у нее отвалились зеркала. Не знаю, почему это произошло — они просто упали на землю. В остальном все было о'кей. Я не из тех людей, кто будет переживать, разъезжая на такой машине. Даже если в меня будут тыкать пальцем и говорить, что это несолидно, мне абсолютно все равно.

— Вашего сына тоже зовут Антонин. Семейная традиция?
— Да, причем очень давняя — она длится пять поколений. Прадед, дед, отец, я и мой сын — все Антонины. Когда у нас с женой появился на свет мальчик, даже вопросов не возникло, как мы его назовем. Зато у моих родителей была проблема. Они хотели назвать меня Михалом, но их родители сказали: «Если не назовете ребенка Антонином — не будем с вами разговаривать». Они решили не спорить. А Михалом назвали уже моего младшего брата.

— Подписывая контракт с «Сатурном» два года назад, вы планировали играть в России до 2009 года. Тогда ваши дети пойдут в школу, и вам придется уехать домой. Получается, следующий сезон будет для вас последним в чемпионате России?
— Мы недавно обсудили этот вопрос с супругой. Я сказал, что совсем не чувствую себя старым, поэтому хочу играть. Если по истечении контракта во мне все еще будут заинтересованы в России, я останусь. При этом жена вместе с детьми переедет в Чехию — там дети пойдут в школу. Жить вдали друг от друга, конечно, тяжело, но что поделать — работа такая…