Вячеслав Колосков. Камбэк Доктора

В период долгого царствования Вячеслава Ивановича иначе как непотопляемым не называли. А если и называли, то всего лишь для разнообразия. Причем вариантов было немного. Вечный, например. В любом случае тогда, энное количество лет назад, набор банальных эпитетов, раз и навсегда приданных Колоскову, оттенял в массовом сознании легкий такой негатив, раздражение, по определению адресованное высокому начальству. Но и значительная доля уважения в этом признании непотопляемости присутствовала, конечно.

Сейчас начинаешь понимать, что народное творчество, как всегда, верно ухватывает саму суть. Потому что прошло время – и выяснилось вдруг, что отечественный футбол не может обойтись без непотопляемого Доктора. Сегодня Доктор нужен футболу России для того, чтобы в оптимальном режиме решались задачи глобального масштаба. А с мелкими он теперь дела не имеет. Для мелких есть специально обученные им люди.

Возвращение в РФС

 Очевидно, что между Вячеславом Ивановичем Колосковым четырехгодичной, скажем, давности и сегодняшним существует очень серьезная разница. Вы не просто вышли из изоляции, но и снова играете заметные роли. В другом, чем прежде, качестве, но тем не менее. Внешне ситуация изменилась 2 декабря 2010-го: страна-то вспомнила о вас именно в этот день…

Ситуация действительно изменилась. Я пережил пять лет изоляции, когда меня старательно игнорировали, а все попытки каким-то образом быть полезным футболу встречали сопротивление. Вплоть до того, что меня, почетного президента РФС, не приглашали на заседания исполкома, что является грубым нарушением устава. Да бог с ним, с уставом, – нарушением простых правил приличия. Сегодня все несколько иначе. С Сергеем Александровичем Фурсенко у меня достаточно тесные деловые взаимоотношения, мы встречаемся на более или менее регулярной основе, он порой спрашивает совета, я приглашаюсь на заседания исполкома. Я вижу свою роль в том, чтобы донести до руководства свое личное восприятие того или иного процесса и предложить способы решения проблемы.

С: Чувствуете, что к вам прислушиваются?
Пока не особенно. Но и период-то, когда я бы мог это почувствовать, очень короткий. Если раньше мы ежемесячно проводили исполкомы, то теперь они назначаются раз в три месяца. За это время накапливается очень много вопросов, которые трудно, да просто нереально по ходу одного заседания проработать в нужном объеме. Иногда их даже в памяти удержать нереально. Это, к слову, одна из тем, по которой я обязательно буду говорить с Фурсенко.

С: Раз в месяц – правильный алгоритм?
Хотя бы раз в два месяца. Хотя бы так.

С:  А в чем тогда, скажите, изменился ваш статус?
Изменились отношения с властью. У меня появилась возможность встречаться с руководителями государства, с их заместителями. Я приобрел новые знакомства – в лице Александра Жукова, Игоря Шувалова, Аркадия Дворковича, например. Появилась, словом, прямая возможность не только ставить серьезные вопросы, но и решать их. Знаю, что Сергей Александрович хочет, чтобы у меня в РФС появилось постоянное рабочее место.

С:  Готовы занять кабинет?
Понятно, что в любом случае я нахожусь за штатом РФС и с девяти ноль-ноль до восемнадцати сидеть на Таганке не стану. Тридцать лет посидел, этого вполне достаточно. Но, находясь ближе к месту событий, легче адекватно реагировать на какие-то процессы, которые могут потребовать моего участия.

С:  Знаете, вот на вашем примере хорошо видно, что в поговорке «Все новое есть хорошо забытое старое» очень много правды.
Вопрос достаточно философский. Но мы действительно очень часто пытаемся изобрести велосипед там, где этого совсем не требуется. Есть вещи апробированные, много раз подтвердившие свою жизнеспособность.

Обоснуй!

 С: Мы непременно должны подписать Кодекс чести, стать чемпионами мира, перейти на «осень-весну» и так далее: нынешний президент РФС склонен к резким заявлениям и действиям. Я не говорю сейчас о том, хорошо это или плохо. Просто ваш стиль руководства был совершенно иным. Однако ваши комментарии, связанные с деятельностью РФС, в последнее время ощутимо смягчились. В чем причина?
Мне трудно судить о реальном уровне заданной Фурсенко энергетики, потому что бываю я в РФС пока достаточно редко. Я вижу, что по коридорам всегда перемещаются толпы народа, и я не очень хорошо понимаю, почему это происходит. Что же касается стиля работы Сергея Александровича и его манеры делать яркие заявления, то давайте будем понимать, что прежнее место работы президента РФС прямо связано с медиабизнесом. Вот берем заявление о том, что в 2018 году Россия должна стать чемпионом мира. Казалось бы, нереальная задача. Однако вокруг нее возникла огромная волна, последовало большое количество комментариев, возникли противоречия, диспуты. Наверное, это хорошо.

С:  Станем, значит?
Я сразу сказал: поддерживаю, конечно, потому что кто же не хочет стать чемпионом мира. Но, как у нас говорят, – обоснуй. Вот прежде чем его делать, это заявление, – обоснуй. И тогда у всех будет меньше проблем и вопросов. Этого не последовало. Сергей Александрович, знаю, на меня немножко обиделся за то, что я отнесся к его заявлению именно таким образом, но тут уж я ничего изменить не могу. Дальше. Кодекс чести – опять все шикарно, само по себе начинание замечательное. Но такого рода идея будет иметь практический смысл только в том случае, если вывести ее на уровень абсолютной системности. Если, например, комитет РФС по этике будет контролировать ситуацию на постоянной основе, в ежедневном режиме, а не от случая к случаю. Переход на «осень-весну». И эту идею я поддержал, но с оговоркой. Мое мнение состоит в том, что нужно было подождать хотя бы до 2014 года, а к этому времени обязать тех, кто хочет остаться в профессиональном футболе, подтянуть инфраструктуру. Студенческая лига – очень правильное решение, нет вопросов, но кто о ней сегодня знает толком? Как раз здесь нужно больше пропаганды, пиара. Нужно, чтобы люди знали, что лига даст, какую конкретно пользу принесет, кто ее будет финансировать, кто играть в ней будет.
Словом, наши с Фурсенко разногласия носят не принципиальный, а тактический характер. Они связаны с технологиями принятия решений и с методами реализации интересных идей. Но я вижу при этом, что динамика в действиях РФС, безусловно, есть. Вижу, что есть желание модернизировать наш футбол. В частности, научить различные футбольные институты зарабатывать деньги. Это очень важно.

Возможность продавить

С:  Вот именно в этой связи, в связи с коммерциализацией футбола, легче стало им руководить или тяжелее, как полагаете? Имея в виду, что деньги – мощный инструмент влияния, но ведь и очень опасный.
У нас раньше профессионального футбола не было. В советское время все клубы состояли при спортивных обществах и базировались, как правило, на серьезных предприятиях. Жива крылатая фраза, принадлежащая Виктору Александровичу Маслову: «Держись трубы, тогда не пропадешь». В то время было много очень специфических нюансов, связанных с финансированием футбола, и я сам не раз страдал от этого, в том числе по партийной линии. Но футбол – это было всегда солидно. Никто себе и представить не мог, что посреди сезона кто-то вдруг возьмет и снимется с чемпионата. А когда развалился Союз и все трубы потухли, стало ясно, что вместе с трубами потух футбол. Его не стало. Футбол пришлось восстанавливать с помощью жестких, часто диктаторских мер, а это многим не нравилось. Вполне естественно, что в процессе этой вот реинкарнации практически полностью поменялась структура финансирования. И сегодня, когда деньги играют доминирующую роль, изменился характер мотивации всех участников процесса. Деньги вышли на первое место, они управляют футболом.

С:  Не много ли их денег в нашем футболе? В ваше время, помнится, бюджет РФС был что-то около 5 миллионов долларов, а теперь – около 50.
Неприлично считать деньги, лежащие в чужом кошельке.

С:  Я немножко о другом. Вы, например, в свое время выступали с идеей ограничения зарплат. Считаете, это реально сделать в наших условиях?
Уверен. Не случайно сейчас Мишель Платини именно этим и занимается в масштабах Европы. Игрокам платят все больше и больше, трансферы растут как на дрожжах, команд, которые живут в долг, не счесть. Когда-то, к  сожалению, наступит момент коллапса и футбол воткнется в стену. Платини, как уже сложившийся функционер, видит эту проблему и не хочет довести дело до кризиса. Тут нужно четко понимать, в рамках каких полномочий ты имеешь право и возможность действовать. Россия, как принято думать, живет в условиях рынка. Тогда и в футболе должно быть так: давайте жить по законам рынка, а не по понятиям. Это, кстати говоря, тоже имеет отношение к стратегии РФС. Да, рынок. Но любой рынок регулируется правилами ведения бизнеса, на рынке работают антимонопольные комитеты, контролеры, служба безопасности, правильно? Сложившийся рынок подвержен влиянию объективных сдерживающих факторов. В нашей стране у рынка есть особенности, которыми нужно уметь пользоваться. Вот собрал недавно Путин нефтяников и говорит: «Ребята, что же вы делаете? Вы берете лишнего. Цены на бензин объективно завышены, это непорядок». Бензин тут же подешевел. Мобильная связь, жилищно-хозяйственный комп­лекс – примеры из этого же ряда.

С:  Осталось премьер-министру на общем собрании клубов РФПЛ выступить.
Просто нужно понять, сколько реально стоит продукт, которым мы торгуем на рынке. Есть умные люди, которые готовы сделать такие расчеты. И когда придет понимание, следует, на мой взгляд, принять юридически обоснованное решение о введении потолка зарплаты. Точнее, потолка фонда зарплаты – по примеру коммерчески успешных заокеанских лиг. Я эту тему поднимал, помню, лет семь-восемь назад. Время тогда было немножко другое, президенты клубов выступили категорически против, а рычаги влияния на них еще не сформировались, потому что мы находились в автономном плавании и в исполкоме не заседали государственные топ-менеджеры. Сейчас рычаги есть. Такое вот волевое оздоровление футбольного рынка – дело вполне посильное. Для этого и существует административный ресурс. С листа эти вопросы не решить, конечно, потому что требуется очень глубокий, всесторонний анализ, но сделать это нужно обязательно.

С:  Может быть, в таком случае правильнее дождаться, пока Платини продавит свой проект?
Не думаю. Действуя в рамках наших реалий и нашего законодательства, можно добиться более серьезных результатов. Платини сложнее. Платини связан с Евросоюзом, ему нужно договариваться, а продавить он не может ничего. Мы с Евросоюзом не связаны никак. И у нас есть возможность решать вопросы в директивном порядке.

 С: Мы в этом смысле в более выгодном, считаете, положении?
Конечно.

 С: А как вы относитесь к идее Платини попытаться перевести европейские чемпионаты на систему «весна-осень»?
Никак не отношусь, потому что такой идеи не существует. По крайней мере она не связана с именем Платини. Это нежизнеспособное начинание. Давайте поймем, что помимо столетних традиций, которые крайне важны сами по себе, есть еще и бизнес. Исторически футбольный бизнес базируется на трех китах – телевизионные контракты, работа со спонсорами и программы продаж. Любой системно мыслящий человек поймет, что на сегодня система финансирования видов спорта достаточно четко структурирована, а их интересы практически не пересекаются. У всех есть свои ниши – у футбола и у хоккея, у зимних видов и у летних, у чемпионатов мира и у Олимпийских игр. Поэтому серьезные подвижки неизбежно вызовут потрясения на рынках, а это, поверьте, никому не интересно.

Логический ряд

С:  Ваш опыт и то обстоятельство, что вы человек системный, позволяют, мне кажется, продолжить тему и выстроить ряд приоритетов. Как думаете, Вячеслав Иванович: мы в России сейчас именно за то схватились, за что нужно?
В такой стране, как наша, приоритеты очень трудно ранжировать. Да и ни к чему это – присваивать проблемам номера. Хорошо известно, что есть группа вопросов, которые имеют равное значение с точки зрения прогресса игры. Но если вы хотите, чтобы я с чего-то начал, – начну с тренерских кадров. У нас здесь очень серьезные трудности, и доказывать это даже не нужно, потому что во многих клубах премьер-лиги работают иностранные специалисты.

С:  В шести из шестнадцати.
И в национальной сборной. И главный методист у нас иностранец. Это яркий показатель того, что футбольная Россия испытывает острый дефицит тренеров с авторитетом, опытом и нужным багажом знаний. Такая же проблема в детско-юношеском звене. В течение последних пяти лет – с той поры, как Колыванов выиграл Европу в мае 2006 года, – практически все юношеские сборные выбывают в первых отборочных раундах. Совершенно понятно, что нужно полностью менять подход к подготовке тренеров, возрождать кафедры футбола в институтах физкультуры – причем на новом, современном уровне. Мне представляется, что назрела реформа Высшей школы тренеров. Формально она существует и дает отдачу: каждый год через школу проходит большое количество людей. Но есть ощущение, что знания, которые они там получают, несовременны.
В этом же логическом ряду – институт тренеров сборных, который не имеет единой методической направленности в работе. Все, что у нас есть на сегодня по заданной теме, – декларация господина ван Лингена о том, что сборные должны играть по схеме 4–3–3. Все. Но понятно ведь, что дело не в схеме, правильно? Я вспоминаю свои дискуссии с Лобановским, который тоже был сторонником того, чтобы вся пирамида работала так, как работает киевское «Динамо». Игроки, считал Валерий Васильевич, есть просто рабочие единицы, которые должны в нужное время оказаться в нужной точке поля, а творческий, мыслительный процесс – прерогатива тренера. Я был категорически против и не допустил этого.
Вообще же мы утеряли, к сожалению, одну из самых главных спортивных ценностей – согласились с понижением роли и значения тренеров. Это началось достаточно давно, еще в те времена, когда поколение Шалимова, Мостового, Кирьякова, Колыванова начало в массовом порядке уезжать за рубеж. С их возвращением пошли разговоры о том, что у нас все неправильно, что главное лицо в клубной системе – менеджер, а не тренер. Потом приехал из-за океана Вячеслав Александрович Фетисов, который еще глубже развил идею: тренер – фигура наемная, а стратегия, тактика, кадровый состав и уровень оплаты труда зависят от менеджера. В результате спорт­смены, которые раньше в рот смотрели тренеру, перестали его воспринимать всерьез. Для того чтобы решить животрепещущие вопросы, можно пойти напрямую к менеджеру, правильно? А он уже разберется, что к чему и почему. Я не буду называть фамилии, но некоторые тренеры команд премьер-лиги этого не скрывают: «Мы не управляем ситуацией, не владеем ею, – говорят они. – Мы не можем заставить футболистов работать, потому что рычагов воздействия в руках нет». Я их понимаю. Чуть что, человек бежит к спортивному директору, к директору по связям с общественностью, к финансовому директору, к генеральному директору, к президенту. Немного осталось у нас, к сожалению, тренеров, которым удается сохранять свои изначально заявленные функции.
Но сейчас ситуация, к счастью, меняется в обратную сторону. В том числе потому, что наблюдается достаточно большой приток иностранных тренеров. Они, как правило, хотят быть полноправными хозяевами в той части, что касается футбола.

С:  Мы у них, значит, учимся?

Как бы то ни было, я вижу, что мы возвращаемся к тому, что главное действующее лицо в спорте – все-таки тренер... Дальше, возвращаясь к вашему вопросу, берем во внимание проблемы инфраструктуры – современные учебно-тре­ни­ро­вочные центры, базы, хорошие поля, правильно устроенные стадионы. Потом вспоминаем о системе финансирования клубного футбола и понимаем, что пришло время четко обозначить организационно-правовую форму, в рамках которой должны работать клубы. Разнобой в этом вопросе как раз и приводит к тому, что ликвидируется «Москва», умирает «Сатурн», кувыркаются Томск с Самарой. Я полагаю, что пришло время ставить вопрос так: условно говоря, в 2015 году все профессиональные клубы должны стать акционерными компаниями. В них может участвовать и государственный капитал, и частный – это уже второй вопрос, но так построен футбол практически во всех развитых странах…
Вот по этим вопросам, на мой взгляд, нужно принимать продуманные, однако достаточно оперативные решения. Это вопросы стратегии. Остальные носят более или менее текущий характер. Такие, например, как повышение качества судейства, стабильность календаря, борьба с негативными явлениями.

Двенадцать друзей Доктора

 С: Мне вот что любопытно, Вячеслав Иванович. Когда вы считали голоса, которые будут отданы России 2 декабря 2010-го, – рисовали, как Штирлиц, портреты? «Этот годится, этот точно не наш» – что-то в этом роде?
Совершенно верно. Рисовал портреты. Вот они, до сих пор лежат тут у меня в форме досье. С каждым из тех, кто голосовал 2 декабря в Цюрихе, я проработал бок о бок от десяти до тридцати лет. Я вхож в семьи членов исполкома ФИФА, я в курсе их увлечений, интересов. А самое главное, что со всеми без исключения у меня великолепные отношения. Просто великолепные! На примере Сочи, куда мне удалось, слава богу, по нашим общим подсчетам, привлечь семь голосов, – благодаря Авеланжу, кстати говоря, потому что только один Авеланж пять голосов России обеспечил по моей просьбе, – так вот, на примере Сочи я знал, что Чернышенко летал на встречи с каждым из членов МОК по нескольку раз. Я эту тактику принял на вооружение. Понятно, что летал не один, состав групп был разный, но ядро сохранялось неизменным: Колосков, Алексей Сорокин, Александр Чернов. Иногда Виталий Леонтьевич к нам присоединялся, в редких случаях. Несколько раз Фурсенко выезжал. Ну а по мере того, как накапливался практический материал, я получал совершенно мотивированную возможность заявлять, сколько Россия на данный конкретный момент имеет голосов. В сентябре 2010 года я дал большое интервью и сказал, что у нас будет двенадцать «за».

 С: Рисковали.
Ничуть. Я четко понимал, кто они, эти двенадцать. За тринадцатого, чью фамилию я называть не буду, шла борьба. Я трижды с ним встречался. В первом туре он голосовал за Англию. Во втором – за нас. В итоге мы, как известно, набрали тринадцать.

 С: Кто будет против, тоже знали четко?
Разумеется. Это и называется доверительными отношениями. Аргентина мне сразу, например, сказала, Хулио Грондона: «Слава, я тебя люблю, я тебя уважаю, но я буду голосовать за Испанию». Вопросов нет. Примерно то же самое мне сказала Бразилия, Рикарду Тейшейра: «Доктор, только Испания. Но если вылетит Испания – я весь твой». И так по каждому. Поэтому у меня было полное представление о процессе, я ничем не рисковал, делая прогнозы, в том числе публичные.

С:  А это вообще с точки зрения этики ФИФА нормально – предавать гласности расклады? У Тейшейры, например, есть право заявить в прессе, что он встречался с доктором Колосковым и отказал ему в просьбе?
Разумеется, процесс такого рода общения жестко регламентирован. В самой полной мере соблюдаются не только этические нормы, но и законы. Обо всех встречах мы ставим в известность ФИФА. Мы свято чтим этический кодекс, в рамках которого, скажем, цена подарка твоему визави не может превышать 300 долларов. Конечно, иногда в 300 ты не укладываешься, потому что, например, палехская шкатулка стоит чуть-чуть побольше. Но на такое превышение никто строго не посмотрит. Шкатулка – это не «Лексус» и не яхта. Но и матрешек мы уже не во­зим давно. Икру нам возить запретили. Да и неактуально это: народ в исполкоме большей частью пожилой, выпить и закусить может, конечно, но водка с икрой стали все-таки символами прошлого.

 С: Хотите, значит, сказать, что в таком глобальном, невероятной стоимости вопросе огромное значение имеют простые вещи – такие, как добрые отношения двух людей?
Конечно. Скажу вам больше: эти самые простые вещи обеспечивают процентов 75 успеха.

С:  Это про вас, выходит, Владимир Путин сказал на пресс-конференции в Цюрихе: «Нужно чаще встречаться. С людьми нужно уметь работать»?
Прежде всего он имел в виду себя, наверное. Премьер-министр принял семь членов исполкома, если не ошибаюсь. Здесь нужно отдать должное Виталию Мутко, потому что посредником, договаривающимся о такого рода встречах, выступал именно он. Из этих семи трое дали премьеру Путину понять, что у них другие приоритеты и ничем они России помочь не могут. Четверо, соответственно, выступили на нашей стороне. Так что у Владимира Владимировича есть все основания полагать, что он умеет работать с людьми.

 С: Я не буду использовать слово «амбиции», но точно знаю, что желание поучаствовать в организации чемпионата мира – 2018 у вас есть. В каком качестве, если не секрет? Были какие-то предложения?
Нет. Их просто некому делать. К моему огорчению. Огорчение не связано с моими, как вы говорите, амбициями. Здесь другое. Я не скрываю своего отношения к темпам решения важнейших организационных вопросов. Я не раз говорил и в Белом доме, и в администрации президента о том, что это не дело: четвертый месяц подходит к концу, а пока еще ни одного заседания оргкомитета не проведено. Ничего, в сущности, не происходит.

 С: Почему?
Не готов сказать определенно. Я, во-первых, не всегда могу достучаться до тех людей, которые решают вопросы. А во-вторых, мне совершенно не хочется быть назойливым, не хочется, чтобы люди подумали, будто я ищу себе работу. Работа в качестве советника президента ОКР вполне меня, поверьте, устраивает. А на ваш вопрос отвечу так. Моя роль и круг обязанностей в заявочном процессе были понятны: я знаю людей, я с ними встречаюсь и разговариваю. Наверное, если Колосков нужен, было бы логично ему и дальше работать в этой сфере, в сфере взаимодействия с ФИФА. Потому что ни в дорогах, ни в отелях, ни в коммуникациях я не разбираюсь.

Ближний круг

 С: Грядущий 70-летний юбилей – серьезное для вас событие? Готовитесь, ждете подарков?
Событие, конечно. Но только потому, что это очень хороший повод собрать настоящих друзей. Этой философии я не изменял никогда, вне зависимости от того, круг­лая отмечается дата или не очень. Я уже составил список тех, кого я хочу видеть рядом 15 июня. Тех, с кем я иду по жизни, с кем реально дружу. В списке пока порядка 75 человек. Будет ужин, никакой помпы, никаких спектаклей и цирковых номеров. Но чтобы не было скучно, чтобы ужин не превратился в кавказское застолье с тостами от тамады и по поручению тамады, мы что-нибудь интересное придумаем.

С:  Мне кажется, вы счастливый человек уже потому хотя бы, что 70-летний юбилей не является поводом для подведения итогов.
Итоги подводить рано, вы правы.

С:  Любопытно узнать: остались для вас тайны в футболе, Вячеслав Иванович? Есть связанные с футболом вопросы, которые могли бы поставить вас в тупик?
Едва ли.

 С: Хорошо, а такие истории, как, например, та, что случилась недавно в Краснодаре с Никезичем, удивляют?
Знаете, у меня нет убежденности в том, что все было на самом деле так, как представляется пострадавшей стороной. Мне трудно составить предметное мнение по кубанскому делу. По внешним признакам – дикость какая-то, конечно. В 90-е годы мы через похожие вещи прошли, глупо это скрывать: братва принимала участие в футбольных делах, и дай бог ей здоровья в этом смысле. В моей книге написано: за счет братвы мы несколько команд для футбола сохранили. Но с той поры прошло двадцать лет уже, мы живем в другом веке. Поэтому я что-то не очень верю во всю эту историю. Но пусть с ней разбираются компетентные органы.

 С: Мы уже говорили с вами о том, что полезно и правильно возвращать все то хорошее, что у нас было. Как считаете: имеет в этой связи смысл говорить об объединении чемпионатов СНГ? Вот вообще, в принципе, хотя бы на уровне фантастической идеи?
С моей точки зрения она совершенно мертвая, эта идея. Она не нова, мы ее даже в свое время обсуждали, помнится. Но я всегда был против. Россия – во всех отношениях самодостаточное государство, нам в первую очередь нужно развивать свой футбол, а не думать о том, как помочь соседям. Я и Абрамовичу об этом говорил, потому что были некоторые попытки решить вопросы с его помощью.

С:  Господин Абрамович предметно работал над этим проектом или просто выслушивал мнения?
Группа близких ему людей инициировала вопрос и занималась его проработкой.

С:  Тем не менее хочу попросить вас немного пофантазировать. Мы в редакции задались рядом вопросов, связанных с прошлым отечественного футбола, и в этой связи интересно: существуй сейчас сборная СССР, кого бы видели вы главным тренером этой команды?
Вряд ли я дам вам оригинальный ответ на оригинальный вопрос. Из новой волны, пожалуй, не назову никого. Олег Протасов, полагаю, может вырасти в хорошего тренера, но у него еще все впереди. А на сегодняшний день у меня для сборной СССР только две кандидатуры – Валерий Газзаев и Юрий Семин.

С:  А президентом объединенной федерации кто мог бы стать?
Дело в том, что тренера назначают, а президента федерации выбирают. Я в этом процессе участвовать не стал бы точно. Сегодня президентом РФС избран Сергей Фурсенко, и я хочу пожелать ему поработать хотя бы два срока. За один он не успеет ничего. Пожелал бы еще, чтобы энергия не кончалась и поддержки было столько, сколько требуется. Одним словом, стабильности. Нам всем нужна стабильность.