Юбилейный рубеж

Чистый лист обычно пугает возможностями будущих предложений и предположений. А на этот раз – вдвойне.

Написать о Толстых – чрезвычайно сложное занятие. Особенно сейчас, в вечер после его юбилея. После первого его дня рождения, наступившего после отставки.

Юбилей отмечали тридцатого января. А в понедельник он должен был освободить кабинет. В первый день февраля у ПФЛ истекал срок аренды. Срок полномочий истек раньше.

Ресторан «Яр» Профессиональная футбольная лига любила всегда, как и ее руководитель. Тут были вечера ПФЛ – подведение итогов очередного сезона. Тут Толстых пять лет назад отмечал свое пятидесятилетие. Было это все бурно, официально и… однородно, наверное. Взрослые мужчины, чаще всего в немодных костюмах, чокались и поздравляли, поздравляли и чокались. Правда, не было такого, чтобы кто-то напился – хотя бы один раз.

Глядя на те мероприятия, казалось: Советский Союз еще цел. И не в загадочном и далеком Урюпинске, а здесь – в самом центре Москвы. Старинный зал, где сиживал Брежнев, бывала Тэтчер и дорогим гостем захаживал Высоцкий, всем своим обликом навевал мысль о неизменности СССР. Те же портьеры, те же официанты, то же меню – с безальтернативными при советском строе оливье, жюльеном, селедочкой под луком.

Толстых, по сути, был таким же СССР в нашем футболе. Его внешний вид, имидж, педантичность и работоспособность, служебная «Волга» и проездной билет на метро – все эти несовременные черты его портрета привели к тому, что над Николаем Александровичем посмеивались. Даже те, кого он отлавливал и пытался направить на путь истинный. Перечислять противников, даже на первый взгляд совершенно непримиримых, – пустое занятие. Они и так общеизвестны. Найденов, Овчинников, Колосков… Это только первая волна.

Те смешки утихли быстро. Разумеется, я сейчас говорю исключительно о своей точки зрения – о том, как воспринималась интонации, с которыми произносилась его фамилия. Он уже не смешил. Просто незаметно переставал быть своим в российском футболе, постепенно превратившемся для Толстых из образа жизни в саму жизнь.

Высокопарно звучит? Возможно. Но абсолютно отражает действительность.

Кабинет Толстых представлял одновременно архив, испове­дальню и стратегический штаб. К нему приходили каяться, обсуждать, советоваться, просить о помощи. Там часто получали нагоняй. Да, чуть не забыл! Этот кабинет был еще и полигоном для испытаний. Едва ли не любой собеседник, зашедший в кабинет или просто встреченный где-то на ходу, получал после стартового «Здрасьте!» объемы информации, которые было невозможно усвоить. Самые стойкие редко выдерживали первый час разговора – системное мышление Николая Александровича вынуждало его превращать беседу практически в модель Вселенной. Ну или как минимум Галактики.

Подозреваю, иногда это было продуманным ходом. Например, чтобы заставить неприятного товарища испариться без следа. Только вот кто для Толстых оказывался в подобном ряду? Если его даже губернаторами было не напугать. С ними он мог поговорить и в принципиально иной манере. Так, что тех брала оторопь: «Вы понимаете, с кем разговариваете?» Он отвечал что-то вроде: «Оттого что хорошо понимаю, именно так и разговариваю».

Думаете, договорился? Возможно. Возможно, что так.

Время менялось – стремительно. Выбрасывая на берег тех, кто вроде бы еще недавно плыл по течению. Унесло Колоскова. Тех, кто создавал премьер-лигу. Тех, кто был культовыми фигурами еще совсем недавно – Романцева, Долматова. Да и не только их, много кого.

А Толстых оставался – живым памятником той советской и ­начальной российской эпохи. И продолжал существовать по тем же принципам, что и раньше. И поэтому он иногда выглядел нелепо. Порой даже производил впечатление не человека, а ка­кого-то анахронизма.

В Великобритании, с ее-то традициями, Николая Александровича наверняка бы лелеяли. Он мог бы там стать памятником себе еще при жизни. Но мы-то не в Англии, разумеется.

На юбилее в «Яре» народа хватало – как в прежние годы. Тосты, правда, часто были какие-то поминальные. Словно не день рождения отмечали, а провожали юбиляра на пенсию. В советские годы только что пополнившим ряды пенсионеров часто дарили стационарный радиоприемник, – видимо, чтобы было чем занять освободившееся время. В воскресенье обошлось без таких даров. Хотя были и другие, не менее любопытные. Это если говорить о бытовой технике.

Кто-то подарил шредер. Пошутив: «Теперь вам пару месяцев будет чем заняться». Может, кстати, и не хватить. Думаю, пара месяцев – это только с содержимым кабинета разобраться.

Народ, особенно нефутбольный, порывался сказать то, что им виделось правдой. Кто-то даже ощущал себя диссидентом: мол, я сейчас объясню вещи, которые почему-то не все понимают. А мне один давний знакомый, когда-то работавший с Толстых в «Динамо», торжественно потряс руку: «Представляю, чего тебе стоило прийти!» Я даже не сразу понял, что он имеет в виду. Стал говорить про простуду и удивлялся его удивлению.

Журналистов, кстати, было много: два стола, плотно забитые народом. Пришли даже два человека, которых никто официально не приглашал. Но они сами захотели уважить юбиляра.

Пожелания от пишущей братии были не в пример оптимистичнее. Многие считали, что путь Толстых в футболе совсем не завершен. Вспомнили вопрос: «Почему в пятьдесят пять Ленин – дедушка, а Путин – молодой лидер?»

Толстых в свои пятьдесят пять выглядел моложаво. Хотя почему – выглядел? Выглядит.

Интересно: когда и куда он вернется? После того, как хорошо отдохнет – впервые за эти долгие годы. Съездит, например, на пару недель на море или в горы просто поваляться без каких-либо дел с книжками. Ему, например, трехтомник Монтеня подарили. Самое подходящее сейчас чтение – и не унылое, и философское.

Подозреваю, что Колосков Монтеня не так давно читал. Или перечитывал. Вячеслав Иванович смотрелся в «Яре» царственно. И одновременно – философски. Сказал роскошный тост: «Все, кто говорил раньше, отмечали, как им было приятно работать с Толстых. Я так про себя сказать не могу». В зале засмеялись. Потом захлопали. Колосков продолжил: «Мне с Николаем Александровичем было работать полезно».

Что это, если не философия? Только позитивная.

Не уверен стопроцентно, но полагаю, Толстых пауза пойдет на пользу. Как Валерию Газзаеву, когда в ЦСКА ему дали передох­нуть. И по-моему, правильно, что он не стал идти на поводу у тех, кто хотел сделать из него диссидента, борца с системой.

Толстых ведь не боролся с системой, а отстаивал до конца свою точку зрения, подкрепляя ее доводами и выкладками. К тому же диссиденты столько, сколько он, не работают.

У него сейчас интересный период в жизни наступает. Когда можно хоть чуть-чуть пожить для себя. Открыть в жизни что-то такое, что раньше проходило мимо него.

А вся его прошлая история – гарант того, что начинающееся со вторника бытие Толстых не затянет. Не отвернет от футбола.

Думаю, шестьдесят он тоже в «Яре» будет отмечать. Интересно угадать, какие тосты ему скажут?