Заслуженный мастер спорта Максим Сушинский: «От меня всегда хотели правды! А я потом оказывался вне игры»

Экс капитан СКА удивил уже в предварительном разговоре по телефону. «У меня же до шести рабочий день», — отреагировал президент салона по продаже автомобилей «мерседес» на предложение встретиться «вечерком, часов в семь». Мы улыбнулись и пришли днем. По пути на четвертый этаж — ни одного упоминания о том, что глава дилер-центра — легенда питерского хоккея. Только пять упакованных клюшек между шкафом и стеной в его кабинете. Да фотография с матча ветеранов за спиной. Об автосалоне Сушинского в Питере знают, кажется, все, кто интересуется хоккеем. Огромная вывеска на здании «Авангард» — для всех. Но суть ее поймет не каждый. Максим делится планами по расширению. На мониторе показывает проект нового здания. «Построим здесь же, чуть левее», — указывает он в сторону Приморского проспекта.

Его кабинет — просторный и светлый. Вместо шайб, коньков и шлемов всюду модельки «мерседес-бенц». Есть даже раритеты вроде W136 и  W191.

В президентском кресле да в белой сорочке Су-33 выглядит непривычно. На большом угловом столе — куча офисной техники и бумаг. В такой обстановке проходят будни Максима Сушинского после завершения карьеры.

Чемпионский сезон

— Вы теперь, Максим Юрьевич, каждый день на работу, с работы — домой? Или у вас особый статус?
— Расслабляться себе не позволяю. Каждое утро начинаю с тренажерного зала. Он здесь неподалеку. На Приморском. Часок позанимаюсь и к десяти-одиннадцати свеженьким прихожу в офис.

— В общем, Сушинский теперь — офисный работник…
— Да бросьте. Почувствовать себя офисным планктоном некогда. Постоянно какие-то вопросы приходится решать. То переговоры, то еще что-то… Машину вот угнали на днях. Голова порой кругом идет.

— Суета сует…
— Бизнесу стал уделять в разы больше времени, чем когда играл. С другой стороны, чаще могу отдыхать. Как только появляется свободное время, уезжаем куда-нибудь с семьей. Летом в Питере жизнь замирает. Политики уезжают, бизнесмены. Я тоже поеду.

— После того как повесили коньки на гвоздь, дела в автосалоне лучше пошли?
— Да. Вышли на первое место в городе по продаже «мерседесов».

— Ого! То есть мировые финансовые кризисы россиянам нипочем…
— Как раз сейчас отпечаток ноги кризиса всеми ощущается. Евро вырос, Финляндия вон плачет — русские не едут. Этот год, я думаю, будет тяжелым. Пока народ привыкнет к такому курсу евро, пока зарплаты перейдут на этот евро. Несладко, в общем, придется.

— О Боже! Хоккеист ли с нами разговаривает?!
— Хоккей, кстати, в ведении бизнеса мне сильно помог. Бизнес — то же хоккейное поле. Только площадка во весь город. Масштабы битв, как в КХЛ. Есть свои подводные камни. Чтобы воевать, нужен характер.

— Его вам всегда было не занимать.
— Работать очень интересно. И в отличие от СКА один чемпионский сезон на этой площадке я уже провел.

«Акула», любившая масло

— Дмитрий Затонский рассказывал, что всю жизнь ездил на «ваших» «мерседесах». Когда в девяностые начинали гонять машины из Германии, строили бизнес-план?
— Да какое там! У нас помещения-то своего не было. И только когда его нашли, стали, что называется, работать по-взрослому. Компания постепенно росла. У бухгалтерии появился отдел. Теперь вот на столе лежат проекты по возведению двух новых автосалонов. Будем развиваться.

— Автобизнес девяностых ассоциируется с наездами «братвы». Вы сталкивались с этим?
— Тьфу-тьфу, обошло. Да и друзья у меня хорошие.

— Рассказывали историю, что в начале девяностых только у Сушинского на весь СКА имелась иномарка. Заводилась, правда, с толкача…
— (Задумывается, потом оживляется.) Да-да-да, абсолютная правда! Моя первая машина — БМВ седьмой серии, «акула». Купил за тысячу долларов. Ее тяжело было назвать иномаркой — масла ела больше, чем бензина. К тому же была не растаможена. Я на ней месяц откатался. Потом продал на запчасти за тысячу двести. Первый опыт зарабатывания денег автомобилями.

— Если б не автосалон, уход из хоккея дался бы тяжелее?
— Тогда, наверное, еще играл бы. Я просто видел, как тяжело приходилось ребятам, не скопившим на открытие дела, после завершения карьеры. Кто-то вообще не может найти себя после хоккея. Мне было легче. По-прежнему веду активный образ жизни. Особо ничего не изменилось. Разве что алкоголя чуть больше стало.

Знарок для СКА

— После СКА за один сезон вы сменили три клуба. «Магнитка», «Салават» и вэхаэловский «Торос». Что так повлияло на игру?
— Многое. Во-первых, СКА сообщил мне о расторжении контракта, когда клубы почти полностью укомплектовались на сезон. Я шел, что называется, вторым эшелоном. Не в ведущие звенья, а во вторую-третью тройку. А там не всегда партнеров можно понять. В этом, наверное, главная причина. Хотя в «Металлурге» в сочетании с Серегой Мозякиным дела пошли. Вспомнили какие-то комбинации из сборной, заиграли.

— Когда летом 2011-го СКА вдруг расторг контракт со своим капитаном, набравшим за сезон полсотни очков, говорили: «Боливар не выдержал двоих». Милош Ржига, дескать, не терпит, когда в команде есть человек с большим авторитетом, чем у него…
— У меня информация противоположная: Ржига как раз хотел меня оставить. На расторжении контракта настаивал человек сверху.

— Вас, кстати, сейчас активно сватают в освобожденное «человеком сверху» кресло…
— Из клуба никто не звонил. Пока это больше желание болельщиков и прессы.

— А у вас есть такое желание?
— У меня оно тоже имеется. Было бы интересно. Думаю, на этой должности я работал бы очень продуктивно.

— А как насчет тренерства? Есть, правда, мнение, что из технарей не выходит хороших тренеров. Не могут осознать, что элементы, выполняемые ими на раз-два, у кого-то вызывают проблемы…
— Начнем с того, что технарем я себя не считаю. Я работяга. Пахал как мог. Где-то рогом шел. Остальное Бог давал. По статистике, голов в пустые ворота у меня процентов пятьдесят наберется. Я правильно открывался, выбирал позицию. От игроков требовал бы того же: пахать, пахать и еще раз пахать. Поэтому мне было бы непросто на тренерской работе.

— Но если такое случится, мы, видимо, получим Знарока питерского пошиба…
— Да.

Закипел и пошел на Юдина

— Почему в 1996 году выбрали именно Омск?
— А другого предложения не было. Только СКА или «Авангард». В Питере за месяц зарабатывал шестьсот долларов. В Омске обещали тысячу.

— Сумасшедшие деньги по тем временам…
— При зарплате сто шестьдесят баксов на летний отпуск нужно было около четырех сотен. Денег порой детям на молоко не хватало. Я стал тогда «бомбить» по ночам. За баранкой, случалось, больше капало, чем за месяц в СКА. Но все равно с финансами было туго. Всплывали какие-то жилищные вопросы, проблемы с машиной. Решить их было сложно. Я откликнулся на предложение «Авангарда». Хотя переезд мне очень тяжело дался.

— Что так?
— Неизвестный мне город. Находился непонятно где. Как туда добираться? Каким образом?

— И как же?
— Обычно, на перекладных — через Москву. Самолет Петербург — Омск летал раз в неделю.

— Это утомляет…
— Еще бы! Но впоследствии ни разу ни на грамм не пожалел о переходе. Болельщики «Авангарда» с первого же матча приняли меня и всячески поддерживали на протяжении всех девяти сезонов. Да и везло мне в Омске. Фортуна улыбалась. И я в свою очередь выходил на лед с улыбкой.

— Вспоминается телекартинка, кажется, из фильма «Драки на льду». Сушинский с клюшкой наперевес, аки с секирой, идет кого-то «убивать» в подтрибунном помещении.
— Ха! Было такое. Это я в Новосибирске во время предсезонного турнира шел на Сашу Юдина.

— Что он натворил?
— Напал на ребят, Димку Рябыкина избил. Кому это понравится? Вот я и закипел.

— До Тафгая Всея Руси в итоге добрались?
— Нет. Развели нас. Да и куда мне лезть? Получил бы леща, и «домой». Покричал — и ладно.

Тайна тридцати трех

— Почему после развала СССР хоккейные центры страны переместились на Восток: в Магнитогорск, Омск, Новокузнецк, Казань?
— Инвестиции и негосударственное финансирование клубов направились в эти регионы. Важность денег, как понимаете, сложно переоценить. Хоккей там пошел в гору. Чемпионат страны наконец-то стали выигрывать не только москвичи. Хоккейная география расширялась, и слава Богу.

— Легендарный 33-й номер вы ведь впервые в Омске примерили. В Питере у вас восьмерка на спине была.
— Так случайно получилось. Восьмой был занят Игорем Дякивом. Думал заменить на «28». Тоже оказался несвободен (под ним играл Сергей Губарев. — «Спорт День за Днем»). Раньше в командах не было такой миграции. Существовал дефицит вакантных номеров. Числа вроде «84», «75» еще не было принято использовать. 38-й, о котором я подумал следом, тогда не печатали. Единственным из свободных, приглянувшимся мне визуально, был 33-й. Я и махнул рукой: «Беру!». Так что — стечение обстоятельств. Никакого сакрального смысла.

— Но на питерском ЧМ играли под родной восьмеркой?
— Я всю жизнь под ней играл. С самого детства. А тут такое событие — чемпионат мира в родном городе.

— Как умудрились 11-е место занять с 15-ю энхаэловцами в составе во главе с Павлом Буре?
— Наверное, это нас и сгубило — такое количество звезд. Не было понимания, что такие игроки могут проиграть.

— Провальный ЧМ однако не смутил новосозданную «Миннесоту». Ваша реакция, когда летом 2000-го вас выбрали в пятом раунде драфта НХЛ?
— От счастья, во всяком случае, не прыгал. Драфт еще ничего не гарантировал. Надо было контракт подписать. А оформив его, увидел, какой ждет меня объем работы. В то же время знал, что переезд в НХЛ — хороший шаг для развития карьеры. «Миннесота» — новая команда, с новыми игроками. Все могло получиться.

— Кто отговаривал ехать?
— В первую очередь — губернатор Омской области и Анатолий Федорович Бардин, тогдашний президент «Авангарда». С Бардиным мы сразу условились, что, подписав с «Уайлд» двусторонний контракт, в случае перевода в фарм вернусь в Омск.

— Это же дерзость по тем временам — включить такой пункт в соглашение…
— Я был зрелым игроком, выступавшим к тому же за сборную. Мне было 26 лет. Это давало преимущество.

Конкуренция с Кривокрасовым, драка с Макленнаном

— К американскому быту быстро привыкли?
— Меня все устраивало. Дочка ходила в школу. Мы снимали дом, была машина…

— Неплохо…
— Вот и американцы считали, что такая недвижимость нам не по карману. Они привыкли все в кубышку складывать. Я же всегда жил одним днем. Есть возможность — ею надо пользоваться. Бытовых проблем не возникало. Мне все нравилось. Появились русские друзья, любители хоккея из банковского сектора. Начал заводить нужные знакомства.

— Однако с Кривокрасовым, единственным, помимо вас, россиянином в «Уайлд», вы, говорят, не поладили…
— Мы общались, но отношения были натянутыми. Конкуренция…

— Сергей ведь потом в «Авангарде» играл…
— Да, в 2004-м перед плей-офф пришел. И здорово себя проявил. Мы в итоге стали чемпионами. Но конкурентом его я не считал. Игровые возможности Сергея мне были известны. Видел в нем помощника, который будет приносить пользу команде. Так и вышло.

— Еще в «Миннесоте» вы дрались с собственным вратарем Джейми Макленнаном…
— Да какая это драка? Бросьте вы! Так, потолкались секунду на тренировке. Ребята нас тут же растащили. Это пресса раздула из мухи слона. Вы же знаете, как это делается.

— В общих чертах…
— Там пустяк был. Даже не хочу комментировать.

Встреча в Тольятти

— В «Авангард» возвращались с обидой на американцев?
— Ничего такого. В Суперлигу приехал в разгар сезона. Близился плей-офф. Ребята меня, кстати, уникально встретили.

— Как?
— У «Авангарда» продолжался выезд. Были в Уфе, но я туда не успевал. Прилетел в Питер, бросил вещи, схватил баул — и в Тольятти. Там команду ждал следующий матч…

— А вместе с ними вы…
— Прилетаю за день до игры. Тогда же должны были подтянуться ребята. Но случилась незадача — сумасшедшая метель. Выехав из Уфы на автобусе, команда попала в аварию. В этот день так никто и не приехал. Не было никого и на утренней раскатке. И за час до игры…

— Весело…
— Это еще что! До стартового свистка минут сорок остается. Сижу в раздевалке один. Из-за смены часовых поясов меня сморило — уснул. Будят судьи: «Вы играть-то будете?». «Буду», — говорю. И опять захрапел.

— Ясное дело: к матчу готовились…
— Но тут открывается дверь. Сашка Вьюхин, помню, первым забегает. «Оба-на, какие люди! Здорово!» — с порога кричит. «Здорово! Не рановато ли приехали?» — смеюсь.

— «Ладу» в итоге обыграли?
— Не-а. Уступили 1:2. Меня, кстати, так и не выпустили на лед.

— Можно было поспать.
— Можно было в Тольятти не ехать. Зато остались хорошие воспоминания. А еще два дня в гордом одиночестве пользовался командным льдом…

Главная победа

— Вас ведь после локаута-2004/05 звали в НХЛ. Ягр хвалил Сушинского «Рейнджерс»: «Лучший форвард Европы!»
— Честно, не знаю. Может быть, между собой они обсуждали. Моего желания по крайней мере никто не спрашивал. С Яромиром у нас было хорошее взаимопонимание в «Авангарде». По жизни мы с ним до сих пор дружим.

— Вас часто можно видеть на матчах «Серебряных Львов». Вы входите в совет директоров клуба. В кулуарах шепчутся, что Сушинский — идейный вдохновитель проекта, нашедший ему спонсора, занимавшийся организацией работы спортшколы…
— Да ну. Я тут ни при чем. Это все Дмитрий Николаевич Никитин. «Серебряные Львы» — его настоящая чистая идея. Его детище. Никаких разговоров даже быть не может. Мы с Димой давно и хорошо знакомы, дружим. Я был привлечен в клуб консультантом, коим и являюсь поныне.

— Именитый у «хищников» консультант…
— После завершения карьеры стал уделять «Львам» больше непосредственного внимания. Хожу на матчи, играю с друзьями за «Компрессор» — он «Серебряным Львам» принадлежит. А там половина тренерского состава системы клуба. Узнаю от них всю информацию: что происходит, с чем приходится сталкиваться.

— Молодые — они ведь заносчивые. Более-менее неплохой контракт подписал — нос по ветру…
— Есть такое. Но вскоре, думаю, это закончится. Есть лимиты, хоть и маленькие. Они ограничивают зарплаты молодых. Это наша ментальность, к сожалению. Большей частью «совковая»: «Получаю “тыщу“, и хорошо. Мне достаточно — больше не надо». А к большему надо стремиться всегда.

— Журналисты говорят, что Сушинский, завершив карьеру, стал благодушнее и терпимее…
— Сушинский уже не нужен как ньюсмейкер. От меня всегда хотели правды. Узнавали ее, а потом тиражировали так, что Сушинский оказывался вне игры.

— Как же! Незабываемая мудрость о тазобедренном суставе, выше коего сложно прыгнуть в силу физиологического строения скелета человека.
— Вот-вот. До сих пор вспоминают эту фразу. Я, можно сказать, философом стал. Ярких выражений, которые говорил корреспондентам, больше, чем у иных мыслителей. Некоторые стали крылатыми. И дворника вспоминают, хотя это был электрик…

— Вы чемпион мира, России, обладатель Кубка европейских чемпионов и множества других наград. Но ваша главная победа, судя по всему, запечатлена на фотографии, что стоит на столе.
— Да, моя семья — не просто победа, а суперпобеда 22-летней давности. Иногда бродит в голове: не рановато ли завершил?.. Может, стоило туда-то поехать, тем-то не отказывать… Но все это продолжается ровно до того момента, пока вечером не приходишь домой. Нехорошие мысли сразу улетучиваются. Дети радуются, когда я с семьей. А это ни на что не променяешь!