Заслуженный тренер России Георгий Ярцев: «Хозяева и слуги»

Пока я думал, как бы поумнее начать разговор, Георгий Александрович, прикурив одну сигарету от другой, сам выбрал дебютную тональность.

Время собирать камни

— У меня сейчас достаточно спокойная жизнь, и я давно не разговаривал с журналистами. Стараюсь без повода не рассуждать о футболе вслух и уж тем более не обсуждать то, что в нем происходит. Я все читаю, все смотрю, но пытаюсь делать вид, что не читаю и не смотрю ничего. Тогда от меня отстают — и мне легче.

— Понимаю. Отголоски того недолгого периода, когда вы руководили сборной?
— Да. Зато сегодня те, кто особенно рьяно старался, вручают свои книги с такими дарственными, что слезу вышибает. Я понимаю прекрасно: есть критика, а есть критиканство. Я не имею права обижаться. Но в моей тренерской практике возникали, поверьте, самые разные, порой просто невероятные ситуации, и до сих пор есть вопросы, на которые я не имею права отвечать: многие люди, с которыми меня связывают профессиональные отношения, по–прежнему играют, работают, и мне совершенно ни к чему портить им жизнь.

— Я думаю, что и не ответите никогда.
— Скорее всего. Какой смысл ворошить старое и топтаться в засохшей грязи? Это моя ноша, и я несу ее молча. Но я молчу — и вы рот не открывайте. Откроете рот — я задумаюсь о своих правах. А вообще, знаете ли, нет особого интереса дискутировать и навязывать кому-то свою точку зрения. Их и без того достаточно, «аналитиков». Очень много развелось нынче «экспертов», которые и в клубе-то не работали никогда, а тем более в сборной, но, поди ж ты, имеют свое суждение по всем проблемам. Я не хочу становиться в этот ряд. Я никогда не прятался ни от камер, ни от диктофонов, свой взгляд на футбол у меня сформировался давным-давно, но, видимо, наступило такое время — время оглянуться, подумать, понять, что происходит вокруг. Что сделано, что, может быть, предстоит сделать. Я этим состоянием очень дорожу.

— И что вокруг происходит, Георгий Александрович?
— Я вижу, например, как растет зависимость футбола не от тренерских, а от управленческих кадров. Вижу, что людские судьбы решают хозяева клубов. Я пытаюсь понять суть «выдающейся» мысли о том, что вклад тренера в успех современной команды не превышает десяти процентов. Если это и в самом деле так, зачем же мне, этому самому тренеру, выходить на сцену и играть свою маленькую, незначительную роль? Кого и в чем убеждать, коль скоро существует такое мнение о тренерской работе?

— Оно существует, безусловно, но ведь не доминирует.
— Зато уверенно к этому стремится.

— Поговорка «Кто платит, тот и заказывает музыку» не для футбола?
— Мне любопытно понять точку зрения людей, для которых футбол — бизнес, дело всей жизни. Я хочу знать, чем они дышат и зачем сюда пришли. А те, у кого футбол — игрушка, а бизнес — труба, скважина или удобрения, мне неинтересны. Потому что ни в трубе, ни в удобрениях я не разбираюсь.

— Между тем даже среди тех, для кого футбол — бизнес, немало людей, считающих, что тренер должен работать с людьми, которых ему дал хозяин, а не просить других.
— Вот если ты готов согласиться с тем, что твой вклад десять процентов, если подобный расклад тебя устраивает — будешь, конечно, работать и на таких условиях. Удобная, в общем-то, позиция, поскольку не подразумевает ответственности за результат.

— Разве мало тренеров, работающих с теми, кого им дали, и делающих результат?
— Я с такими не знаком. У тренера должна быть ярко выраженная позиция. Если мне нужен левый полузащитник, а мне покупают двух правых и я никак не влияю на процесс, какой же я хозяин команды? Не клуба, а именно команды? Возьмите для примера успешные российские клубы — например ЦСКА, «Рубин» и «Зенит». Это клубы, проводящие действительно точечную селекцию, строго основанную на требованиях и рекомендациях тренерского штаба, разве нет? Потому что ни один президент не в состоянии видеть и понимать команду так, как это дано тренеру.

У нас была великая эпоха

— С удивлением ознакомился недавно с одним вашим высказыванием: «Бесков ушел недооцененным». Поясните, пожалуйста, что имелось в виду?
— Этого я сказать не мог, потому что так не думаю. Меня либо недопоняли, либо переврали. Если Бесков недооценен, кому же тогда воздалось по заслугам? Может ли считаться недооцененным великий тренер, создавший школу, выработавший новое направление в футболе, воспитавший столько учеников, получивший столько наград и титулов, наконец?
Другое дело, что Константин Иванович, возможно, мог выиграть больше, чем выиграл. Итог великого противостояния «Спартака» и киевского «Динамо» сложился ведь в итоге в пользу Киева, если измерять его результатом. Бесков, пожалуй, был не так реалистичен и прагматичен, как требовало время. Он жил завтрашним днем. А Валерий Васильевич Лобановский — именно реалиями. Он брал людей, делал команду и выжимал из нее все до последней капли. А через паузу цикл повторялся. И с каждой своей командой Лобановский добивался успеха — и в чемпионате СССР, и на европейской арене, и в сборной. Бесков же был великим экспериментатором. Как только Константин Иванович начинал понимать, что сегодня все складывается хорошо, он увлекался перспективой: начинал искать новых людей, новые сочетание, тестировать новые идеи. Именно в этом, по большому счету, и заключается его гений.
Бескова в то время, когда он был на пике творчества, далеко не все и не всегда понимали. Вот в чем смысл термина «недооценка»: большое видится на расстоянии. И я никогда не соглашусь с тем, что футбол Бескова отжил свое и ушел в прошлое. Вы присмотритесь внимательно, какую игру показывает сегодня «Барселона», что лежит в основе ее игровой модели. Короткий и средний пас, контроль над мячом, «квадраты», «стенки», многоходовые комбинации. Присмотритесь и сравните «Барселону» со «Спартаком» Бескова. Получите любопытные результаты.

— Симпатизируете, чувствуется, «Барселоне»?
— Конечно. Это, на мой взгляд, самая интересная на сегодня команда. И сборная Испании, кстати, взяв за основу схожую модель, стала чемпионом Европы. Это была очень убедительная победа техники и тактики.

— Когда в середине есть два таких творческих человека, как Хави и Иньеста, глупо, согласитесь, ориентироваться на другой футбол.
— Отчего же два? Это заблуждение — считать, будто успех или неудача могут в полной мере зависеть от отдельно взятого исполнителя. В каждой линии, безусловно, должен быть, как говорил Бесков, «бригадир», но разве можно сказать, что у испанцев игру ведет один Хави? Нет, конечно. Хави, Месси, Анри, Иньеста — да каждый из игроков «Барселоны» в нужный момент способен стать главным действующим лицом. Это и есть основной признак классной команды.

О роли личности

— Вы считаете, роль личности теряет актуальность?
— Современный футбол таков, что один человек, безусловно, ничего на поле решить не может. Ни атакующие, ни оборонительные действия на индивидуальных умениях построить невозможно. Другое дело, что лидер всегда оказывает ощутимое влияние на процесс построения игры. Например, сегодняшний «Зенит» играет правильно. Он играет грамотно, слаженно, четко. Все в команде притерто, пригнано. Но с уходом Аршавина «Зенит» лишился изюминки, и это очевидно. Тему личности в футболе, к сожалению, затаскали по дискуссиям и выхолостили из нее суть. Ну давайте возьмем любую ведущую команду…

— Давайте возьмем «Барселону» и выдернем из нее плеймейкера Месси.
— Выдернули. И видим, что тот же Хави с успехом играет роль организатора и вдохновителя атак. Если отходит чуть назад и перестраивается Анри — он становится плеймейкером. И эту линию я без труда продолжу.

— Но разве при этом «Барса» не теряет, как «Зенит» без Аршавина, изюминку?
— Нет, потому что «Барселона» — потрясающе обученная команда, великолепный ансамбль, созданный из личностей. Футбол «Барселоны» напоминает футбол, в который играли когда–то голландцы с Кройффом и Неескенсом. Как он назывался? Правильно, тотальный. Люди, соображающие в футболе, увидев Кройффа на позиции центрального защитника, и тридцать с лишним лет назад не удивлялись этому странному обстоятельству. Команда становится классной, только обретя игроков, каждый из которых способен в нужный момент потянуть одеяло на себя, но с пользой для всех.

— Это штучный товар, Георгий Александрович. Буквально раритет.
— Конечно. Однако есть мнение, гласящее, что хозяин на поле тот, кто с мячом. А есть другая позиция: кто с мячом — слуга того, кто рядом. И я ее полностью разделяю. Именно он, открытый для предложения партнер, определяет развитие и направление атаки. Простейшая схема для иллюстрации: ты взял мяч, а я не открываюсь. Ты обвел одного, накрутил второго, а на третьем захлебнулся и встал. Если же я активно предлагаю себя, у тебя появляются варианты. Вот Бесков как раз такому футболу нас и учил. Так что все эти разговоры о плеймейкере-одиночке, который берет мяч и начинает всех подряд выводить один на один тонкими разрезающими передачами, несерьезны и непрофессиональны.

Пиши правой!

— Вы привели яркие, спору нет, примеры из прошлого. А можете сказать, что четко выраженная игровая концепция есть сегодня, например у «Москвы» или у «Крыльев Советов»?
— Безусловно, есть. Каждый тренер старается использовать имеющиеся в распоряжении козыри, а у двух названных вами команд они в наличии. Я, скажем так, недоумеваю, когда слышу обвинения «Крыльев» в примитивизме, выраженном в игре на Коллера. Никто не убедит меня в том, что тренер должен в угоду общественному мнению отказываться от своего шанса. У меня есть нападающий, способный организовать тотальный пресс на оборону соперника, — почему я должен от этого варианта отказываться? Почему я, правша, должен половину начатого письма дописывать левой рукой? Чтобы удивить публику многообразием своих талантов? Нет, допишу правой — красивым, четким, хорошо поставленным почерком.
В свое время меня пытались убедить в том, что в сборной России обязательно должна играть связка Кержаков — Аршавин, ловкие и скоростные ребята. А у меня другой был взгляд, и я его отстаивал. Один нападающий должен быть мощным и высоким, способным к борьбе на втором этаже, готовым прессовать оборону с тем, чтобы более подвижные, «ртутные» футболисты получали простор для творчества. Я и сегодня уверен, что был прав тогда. В условиях сверхконтактного современного футбола это необходимое условие, если ты думаешь не только о красоте игры или уровне своего имиджа, но и о результате. Возьмите любую серьезную команду и посмотрите, по каким чертежам она строит игру в атаке.

— Беру такую серьезную команду, как ЦСКА.
— Вот! Очень подходящий пример. В ЦСКА играет один из сильнейших современных форвардов — Вагнер. Один из моих любимых футболистов. У Вагнера, при том что он далеко не гигант, есть дар выигрывать единоборства за счет игровой хитрости. Этот лис крепко стоит на ногах, его не сдвинешь с места, он укрывает мяч корпусом не за счет габаритов, а за счет правильно организованного игрового мышления. Он умеет контролировать мяч в движении, что дано далеко не каждому. И при всем том в ЦСКА появляется еще и Нецид — форвард совершенно иного плана, физически крепкий, высокий парень. Почему? Потому что совершенно понятно: ЦСКА не хватает мощи в атаке. Также и «Зениту» не хватало когда-то Погребняка. Пришел Паша — и юркие, маленькие, техничные ребята, способные проникать в щели, созданные давлением, развернулись в полную силу.

— Значит, Аршавин, с вашей точки зрения, все же нападающий?
— Аршавин — игрок тактики. Такие люди имеют особую цену, они выходят сейчас на первые роли. Андрея нельзя назвать форвардом потому, что на острие он не играет, а полузащитником — потому что на постоянной основе не участвует в оборонительных действиях. Аршавин читает игру с листа и появляется в том месте, где он, с его точки зрения, необходим команде в данный момент. И специально объяснять ему ничего не нужно. Это от природы. Это называется — футбольное мировоззрение.

— Дзагоев схожего плана футболист?
— Безусловно. У Алана сейчас не самый простой период в карьере, но не в силу так называемого «синдрома второго сезона». Просто, выходя на поле, он делает больше ошибок, чем прежде, чем имеет право делать. Дзагоев в каждом эпизоде рвется доказать: у меня все по-прежнему в порядке, я должен быть в «основе». Ведь суть «синдрома второго сезона», в принципе, проста. Это совсем необязательно звездная болезнь. «Звезда» — слишком простой взгляд на вещи. Нет, тут другое. Ты уже себя показал, тебя знают, тебе больше опеки, на тебе больше нарушений, против тебя действуют с особым рвением, и на установке тренер соперника о тебе обязательно вспомнит. И многое именно из-за этого не получается. Но Алан прошел школу Газзаева, он упорный, правильно воспитанный, очень талантливый мальчик, и на этих перекрестках не сломается, я уверен. В ЦСКА найдутся люди, способные правильно ему объяснить, что к чему. Ведь у молодого всегда есть право на ошибку. По крайней мере, у него больше этих прав, чем у опытных футболистов. Но чувствовать эту грань может далеко не каждый.

Неинтересный «Спартак»

— Еще одна ваша фраза, Георгий Александрович. Скажете, что переврали, — не удивлюсь. Вот она: «В какой-то момент «Спартак» стал мне неинтересен».
— Это правда.

— В какой именно момент это произошло и почему?
— Потому что я очень внимательно и пристрастно смотрю игру, и мне стал неинтересен футбол, в который играет «Спартак». А «Спартак» как клуб не может быть безразличен, иначе я даже не стал бы обсуждать эту тему. Мне непонятна тренерская чехарда. Мне неинтересна селекция. Мне обидно за то, что лидеров убирали из команды по надуманным поводам. А теперь я напомню вам продолжение той мысли: «Но когда ты не знаешь досконально, что происходит в команде, судить огульно не имеешь права». Да, мне многое в «Спартаке» не нравится, но это мое частное мнение, и не более того. Я и до сих пор не знаю, что там происходит. Но пока не увижу Романцева на футбольном поле в спортивном костюме со свистком в руке, ни в какие перемены верить не готов. Мне очень жаль болельщиков «Спартака», которые привыкли любить и уважать свою команду за то, что она неизменно играла в футбол, а не страдала на поле. Конечно, «Спартак» далеко не всегда и не так часто, как хотелось бы, выигрывал титулы, но никогда его нельзя было обвинить в безволии, в отсутствии лица, рисунка, мысли.
Я понимаю: нет ничего вечного, однако если бы кто-то из череды тренеров, разваливших команду, придя в «Спартак», зачеркнул старое и предложил что-то свое взамен — что-то, дающее результат, — то и вопросов бы не было. Они же, эти люди, просто не понимали, наверное, куда и зачем пришли и почему это их вдруг вообще позвали.

— Нет ничего вечного, согласен. Но разве сейчас в «Спартаке» не назревают позитивные перемены? Вы ведь с Олегом Ивановичем в хороших отношениях?
— Мы друзья.

— Вот именно поэтому не поверю в то, что вы, зная, что Романцев снова оказывает влияние на содержание игры «Спартака», по-прежнему к нему равнодушны.
— У «Спартака», безусловно, появились матчи, которые можно назвать интересными. Стала выше командная скорость, наконец-то устоялась линия обороны. Какая бы она ни была, сколько бы ошибок ни допускала, но эксперименты, слава богу, закончились, а это сразу сказалось на общем рисунке.

— Повышение командной скорости не происходит вдруг, по директивному указанию нового тренера.
— Правильно. Она возросла потому, что стабилизировался состав. Разве при Лаудрупе не видно было невооруженным глазом, что команда не готова к сезону? Что первый тайм «Спартак» играет одним составом, на второй выходит другим — и так из месяца в месяц.

— Вы с Олегом Ивановичем о футболе в последнее время разговаривали? О том, что происходит в «Спартаке», что нужно поменять и так далее?
— Мы постоянно разговариваем о футболе, и не только о нем. Но это из области личного общения.

— Вы говорите, что живете сейчас спокойной жизнью. А возраст-то — тот самый, тренерский.
— Есть звонки и предложения, но работа ради работы и зарплаты меня не интересует. Но кто может знать, как жизнь повернется? Пока же достаточно воспоминаний о «Торпедо»: на вечерней тренировке я работаю с составом, а утром по радио узнаю, что половина игроков продана, а мне не уйти сразу только лишь потому, что пришли другие люди и я перед ними, получается, в долгу, поскольку они пришли не только в «Торпедо», но и к тренеру Ярцеву. Пока у меня были силы сопротивляться такой постановке дела, я сопротивлялся, а потом их не стало. И я ушел. Хотя всякий тренер понимает, конечно же: подписал контракт, вышел на первую тренировку — все, сделал первый шаг к освобождению.